Золотой сокол

— Не гневи богов! — возмущенно крикнула княгиня. — Сам Перун будет ей небесной защитой, а на земле защитник найдется!

Тесня друг друга, вперед выбрались несколько старост и волхв. Все заговорили разом, но только мешали друг другу. Княгиня злилась, но не могла их прервать. Кмети и даже челядинцы зашумели.

— А ну тихо! Молчи! — кричал Беривой, размахивая могучими кулаками. — Говори один! Не на торжище!

— Княжна Избрана благословение богов, на ней лежащее, явила нам! — выкрикивал волхв Радомысл, которого выпустили-таки вперед. — После славной княгини Летомиры, после Вербницы, дочери Болеслава, не бывало у князей смоленских такой девицы, как княжна Избрана. Разумом она остра, как молния Перунова, помыслом быстра, как вихрь Похвистов, мудрость ее, как море Варяжское, широка, как Велесово подземелье, глубока. Суд она судить может, ибо все законы и обычаи ей ведомы, и справедливостью ее Перун наградил в полной мере. Духом она тверда, как меч булатный, и нет такой беды, какая ее устрашила бы. Разумность, справедливость, доброту и милость дадут нам боги в ней.

— Коли так она хороша, так забирайте ее себе в святилище, нам не жалко! — опять закричал староста Бражко. — Отдадим, да всех ее варягов крутолобых в приданое дадим! А князь должен меч в руке держать, а не веретено!

Опять поднялся шум, в гриднице засмеялись.

— Княгиня Летомира правила Смоленском, пока князь Зареблаг во взрослый разум не вошел, и никакого урона не было земле кривичей! — крикнул Секач.

Он напоминал о том случае, когда новым князем был избран семилетний сын прежнего — правда, его мать, княгиня Летомира, и при жизни мужа пользовалась большим уважением. А ее родной брат был прославленным воеводой, так что, собственно, этим-то двоим вече и вручало судьбу племени. Сам Зареблаг, повзрослев, оказался далеко не таким способным правителем, как его мать, и после него был выбран человек из другого рода. То есть Велебор Старый. Но все же женщина когда-то правила днепровскими кривичами, хоть и от имени сына.

— Так у нас есть княжич в разуме — куда уж лучше! — отвечал ему Беривой, взмахом показывая на Зимобора. — Ждать нечего!

Кругом кипел спор, только сами Избрана и Зимобор молчали. Их черед говорить еще не пришел. Избрана держалась прямо и гордо, только ее тонкие брови сдвинулись, а глаза сверкали острым блеском, как две голубые звезды. А Зимобор думал о той ночи, когда три Вещие Вилы шили рубаху для Велеборовой души. «Хочешь — сделаю тебя смоленским князем», — сказала ему Дева, та самая, во власти которой переменчивое и ненадежное будущее. Сама судьба была на его стороне, и что значили перед ее волей все происки княгини Дубравки, все вопли ее сторонников? Ему дана такая сила, которую не одолеет никто. Страх перед нечеловеческим существом прошел, теперь Зимобор твердо верил, что младшая из Вещих Вил поможет ему.

Но не только надежда на помощь его согревала. Дева не показала ему своего лица, но ее нежный, ласковый голос, чарующий аромат ландыша, само ощущение блаженства от ее присутствия кружили голову даже в воспоминаниях.

— Если княжна Избрана так хороша и богами любима — место ей в святилище, пусть богам служит! — кричал тем временем десятник Достоян. — А на княжьем престоле мужчина нужен! Засмеют нас, кривичей, все земли, если мы при двух взрослых сыновьях княжеских на престол девицу посадим!

— А кто смеяться вздумает, тот вот что понюхает! — Секач выразительно показывал собственный могучий кулак.

— Надо вопрошать богов, кто угоден им на престоле смоленском! — восклицала княгиня Дубравка.

Вопрошать богов... Княжеский посох со смертью Велебора забрали в святилище, и теперь он ждет нового владельца перед идолом Сварога. И волхвы не отдадут его тому, кто не угоден... богам? Или самим волхвам? Ведь читать божественную волю будут они сами.

Крики становились все громче и беспорядочнее, никто уже не слушал других, ожесточение нарастало. Пора было вмешаться, пока дело не дошло до драки.

Зимобор встал и поднял руку.

— Тихо! — рявкнул на расходившуюся толпу воевода. — Дай княжичу сказать!

— Не буду оспаривать достоинства сестры моей Избраны, но и себя в обиду не дам! — сказал Зимобор. Народ умолк, люди тянули шеи и хмурились, стараясь ничего не упустить. — О чем вы спорите, кривичи? Не дочерям своим, но внукам отдал Крив в наследство свою землю. И не девицы, но мужчины из рода князя Тверда наследуют его престол. Я, Зимобор, старший сын князя Велебора, заявляю свое право на престол моих предков. Если кто-то видел мою трусость — пусть сейчас выйдет и скажет. Если кто-то терпел от меня обиду или несправедливость — пусть выйдет и скажет. Именем Перуна я вызову на поединок любого, кто хочет оспорить мое право.

— Вот молодец! — одобрительно воскликнул Беривой. — Это дело! Нечего богов гневить бабьей болтовней.

— Я выставлю человека биться за мое право! — звонко объявила Избрана и тоже вскочила, словно само ее сердце рвалось в битву.

— Что это за человек? — быстро спросил Зимобор.

Избрана поймала его пристальный взгляд и поняла, что он для нее приготовил подвох. Но отступить она не могла и не хотела.

— Вот мой человек! — Без раздумий она показала на Хедина, стоящего чуть позади нее, и варяг расправил плечи в знак своей готовности.

— Кривичи! — Зимобор обернулся к гриднице. — Если за вас будет биться варяг, кто же будет вами править? Хотите, чтобы чужак был вашим воеводой?

По толпе пробежал гул: вручить варягу оружие на священном поединке означало дать ему и в дальнейшем слишком много прав. Лицо Избраны дрогнуло: она поняла, что такая замена и неугодна смолянам, и опасна в будущем для нее самой.

Но ее не зря хвалили за твердость духа: она была готова на все, лишь бы настоять на своем, и первое же препятствие не могло ее остановить. Мать порывалась что-то тайком подсказать ей, но она не слушала.

— Тогда... — так же звонко, со стальной решимостью объявила Избрана, — тогда я сама буду биться с моим братом! Как велит обычай: пусть его зароют в землю по пояс и дадут мне оружие — я своей рукой отстою мое право!

Толпа опять заволновалась: смелость и сообразительность княжны вызывали восхищение.