Зеркало грядущего

«Мы приветствуем тебя, немедиец!» – повторил голос, и барон понял, что глас этот звучит у него в голове. Это открытие отнюдь не обрадовало его; за долгие годы своей жизни, дуайен поимел привычку разговаривать как все нормальные люди, с помощью языка. Слушать же собеседника он предпочитал ушами, и его новые свойства ему совсем не нравились, поэтому неудачливый маг стал ползать по полу, ища изъян в пентаграмме, то маленькое отверстие, через которая неведомая сила проникала в его укрытие.

«Твоя пентаграмма совершенна, немедиец. Но ты не сможешь теперь оборониться от нас, – продолжил голос, – пока ты был беззащитен, мы успели поймать твою душу и теперь ты в нашей власти. Ты сделаешь то, что мы велим, иначе сущность твоя будет уничтожена и ты превратишься в животное, а после смерти попадешь в преисподнюю Зандры!»

– Кто ты? – вслух спросил Амальрик, пытаясь не растерять остатки достоинства.

«Зови нас Марной…»

– Но кто ты, Марна?

«Мы – та, кто поможет тебе в задуманном! Мы давно ждали тебя – и вот ты пришел… Поутру ты должен взнуздать лошадь и приехать ко нам…»

– Но куда? Где ты, Марна? «Ты отыщешь путь…»

И действительно, Амальрик ехал так, будто бы дорога была ему хорошо знакома. Так они познакомились с колдуньей.

Нельзя сказать, что барон жалел о том, что все так получилось, напротив, он, как велит обычай, приколол острием кинжала мешочек с солодом, мукой и хмелем к балке на потолке гостевой башни тарантийского дворца – в знак своего обещания принести обильную жертву Митре за его доброту и мудрость. Марна оказалась полезной помощницей – она люто ненавидела короля Вилера и страстно жаждала его смерти, немедиец строил разные догадки, чем же ей так насолил самодержец, но все они, как он сам понимал, были весьма далеки от истины. На смену Вилеру Третьему ведьма прочила принца Антуйского Дома, самонадеянно считая, что сумеет подчинить своей воле Суд Герольда, чтобы он принял надлежащее решение. Вот тут они с Амальриком не совпадали, тому было безразлично, кто из принцев сядет на Рубиновый Трон, лишь бы Аквилония вышла из спячки и вступила в кровопролитную войну с его отчизной. Но так или иначе, раз в луну барон навещал Марну, сообщал ей последние дворцовые сплетни, рассказывал то, что считал нужным, о своих собственных делах. Амальрик не понимал, какая корысть Марне в нем, но благоразумно держал язык за зубами, до поры до времени.

ОБРАЗ МРАКА

Так говори, немедиец, – сказала ведьма, – и горе тебе, если твой лживый язык захотел обмануть Марну…

– Нет, нет! – Амальрик потер горло. – Я хочу рассказать тебе о случае на королевской охоте, когда крики егерей и загонщиков, подняли ото сна огромного валузийского демона, который на тарантийском патуа величается Цернунносом, хотя у меня на родине Бог-Олень зовется Кирнуном…

И он, подробно, стараясь не пропустить ни единой детали, пересказал колдунье вчерашний случай, с опаской поглядывая на застывшую фигуру чернокнижницы, не зная, как она может отреагировать на его рассказ. Но Марна сидела недвижно, лишь иногда слегка покачиваясь, как сухой тростник на ветру.

Когда он закончил, в хижине опять стало тихо, казалось, Марна уснула. Солнце успело пройти четверть небосвода, когда она, наконец, нарушила молчание:

– Может ты и прав, немедиец, – сказала Марна, очнувшись от своих раздумий, – пусть обреченной страной правит безумный король. Знай, страна эта отныне проклята, ибо сказано «…и стал очаг его, дом его, кров его гибнуть от мора, недорода и распри и сгинул очаг его, дом его, кров его в пуще леса Валонского, где хозяин Цернуннос, Бог-Олень. Но убежал пес желтый от поруганного очага того, и помочился он кровью на ножку Крона. И пал трон, пал герб, пал князь, и наступил Час Дракона. И выл на пепелище, костями усеянном, кровью окропленном пес желтый, ибо так решил Цернуннос…» Этот жалкий червь Нумедидес, сын проклятого небом Серьена, властителя Гандерландского, разбудил древнюю валузийскую мощь, и никто не сможет сравниться с ней по силе и противостоять ей. Аквилония обречена страдать под властью безумца и лишь потом Освободитель сядет на Трон-Рубин.

И она поправила прядь волос, выбившуюся из-под расшитой красной шапки. Этот головной убор, так же, как и одеяние ведьмы, поражал своей странностью, он был сделан из войлока и обтянут карминной тканью, унизанной медными бляшками и полосами мелкого речного жемчуга. Более всего шапка напоминала шутовской колпак, от которого откромсали одну верхушку, обстригли бубенцы и перевернули так, чтобы свисающий конец, напоминающий клюв огромной птицы, болтался спереди. По бокам, закрывая уши, которых, впрочем, было не разглядеть под кожаной личиной, качались треугольные висюльки из цветного бисера, а на лобной части были пришиты крохотные кисточки из странного зеленоватого меха.

Диковинный колпак оттенял зловещее уродство маски, а темные, с проседью волосы чернокнижницы, то и дело из-под него вылезающие, казались гривой безобразного демона.

Взгляд Амальрика скользнул ниже и невольно задержался на ее пальцах с невероятно длинными, загибающимися внутрь ногтями. Ему сделалось не по себе. Не было ли ошибкой связываться с ней, спросил он себя, должно быть, уже в тысячный раз. Может быть, простые клинки были бы безопаснее?.. Однако отступать было уже поздно.

– Какой Освободитель? – осторожно спросил он. – Кто будет им, ответь мне, Марна… Колдунья, словно уловив его колебания, ободряюще кивнула барону.

– Не сомневайся, немедиец, нас ждет успех. Пусть Аквилония проклята, но мы добьемся своего. Ты спрашиваешь, кто Освободитель – того не ведаем, ибо будущее темно и скрыто от нас. Но если ты хочешь приоткрыть завесу тайны, то сделай так, чтобы принц Нумедидес поймал в силок перепела, умертвил его, но не железом, и принес сюда. Нам ведомо древнее искусство гадания по потрохам животных, – она задумчиво провела рукой по своим варварским холщовым шароварам. – Сделай это, и вы узрите неведомое в Зеркале Грядущего, узрите так же, как и Марна…

«Но ты же слепая!» – чуть было не сорвалось у Амальрик с языка, но он сдержал себя, задумавшись над требованием ведьмы.

– Но мне придется рассказать ему о нас… Застывшая маска вновь повернулась в его сторону, и Амальрик испугался, что отшельница захочет повторить свою невидимую атаку, но вместо этого Марна утвердительно кивнула и повторила его слова:

– Да, ты можешь рассказать ему о нас. Это все, что от тебя требуется. Остальное сделаем мы – и он сам придет сюда…

Амальрик подумал, что если Марна повторит с Нумедидесом тот же фокус, что и с ним, то трусливый принц просто умрет от страха, но поостерегся высказывать свои мысли вслух.

Снаружи поднялся ветер, который заставил заскрипеть покосившуюся дверь и донес внутрь теплый запах прелости и гниения. Амальрик заерзал на своем табурете, он устал сидеть, но встать во весь рост все равно бы не смог: потолок хижины был чересчур низок для него. Он ограничился тем, что осторожно, стараясь ненароком не задеть колдунью, вытянул онемевшие от неудобной позы ноги. Марна тоже пошевелилась на своей медвежьей шкуре и негромко приказала:

– А теперь расскажи мне о втором – о Валерии. Кажется, ты говорил, он прибыл откуда-то издалека?

Барон Торский с тоской взглянул на дверной проем, за которым стало смеркаться. Если он не поторопится, то ему придется скакать обратно в темноте, и это открытие отнюдь не настраивало его на благодушный разговор, но с Марной спорить было опасно, а торопить ее и вовсе бессмысленно, поэтому он подавил вздох и, стараясь, чтобы в его голосе не просквозило раздражение, промолвил:

– Он долгое время странствовал, воевал, был даже простым наемником. Он выглядит прямым, хотя порой мне кажется, ему не достает какого-то внутреннего стержня. Перед сильным нажимом сможет устоять, но медленное напряжение его сломает. Должно быть, именно поэтому он и удалился в молодости от двора, не выдержав постоянных интриг и лицемерия. Я наблюдал за ним, когда была схватка с Цернунносом. Мне кажется – он испугался Бога-Оленя.