Страница 13 из 56
Но вот мало-помалу усталость придавила меня, и я заснул. Слышу сквозь сон, плачет кто-то рядом. Маленький ребенок плачет. Откуда на этом необитаемом острове в тайге ребенку ночью взяться? Я сжался весь, будто в ожидании удара. А ребенок плакать перестал и давай зубами клацать. У меня отлегло от сердца: сова.
- Миша, Миша! - в ужасе прошипел над ухом моим Кольча, толкая меня под бок.
Я молчу будто сплю, а самого смех разбирает.
- Ребенок плачет! Послушай...
- Сова! - прыснул я.
Кольча не сразу успокоился. Я начал рассказывать ему, как мы однажды эту самую сову за жар-птицу приняли. Маленькие еще были. Вот набрались страху! В дупле она сидела, а там гнилушки. Вывозилась вся, выпорхнула ночью у нас над головами и понеслась над опушкой кометой огненной...
- Когда вы угомонитесь, полуночники? - заворчал на нас Ванюшка, переворачиваясь на другой бок. - Скоро уж развидняться начнет.
Верно, июньские ночи - с воробьиное крылышко. Я повернулся спиной к Кольче и сразу же заснул.
Разбудил меня бешеный вой ветра. Ветер выл и стонал, как в кино. На нашем острове бесновался ураган чудовищной силы. Палатку так трясло, словно по ней палками колотили со всех сторон.
Сквозь завывание ветра послышался злобный, нападистый лай собак. Ванюшка схватил свое ружье и первым выскочил из палатки.
"Вот почему заря-то так полыхала! - запоздало дошло до меня. - К ветру..."
Я тоже вывалился из палатки с ружьем в руках, и ураган тотчас подхватил и завертел меня, как охапку соломы. Беспомощной букашкой почувствовал я себя. Наверное, то же самое испытывает муха, севшая на магнитофонный диск, когда его включат в перемотку. Меня оглушило и ослепило, хлестнув в лицо песком и галечником. Запнувшись о что-то, я шмякнулся так, что искры из глаз посыпались.
Но вот напор ветра стал ослабевать: перекатившись через остров, ураган бушевал уже где-то за протокой, бешено крутил, гнул, ломал и корежил вековые деревья. Мы, наверное, в самом эпицентре этого ветровала побывали.
- Мотор украли! - долетел от берега отчаянный крик Ванюшки.
А ветер уже не ревел, а только сипел немощно сорванной глоткой.
16
Кольча тупо уставился в песок и тянет жалобно:
Какой большой ветер
Напал на наш остров...
Обхватив руками коленки, уныло покачивается в такт своей муторной песне. Сейчас Колокольчик напоминает мне золотистую бабочку, которая побывала в руках у жестокого мальчишки и всю свою яркую пыльцу с красивых крылышек порастеряла. От бравого Кольчиного вида не осталось и следа. Я, конечно, тоже сник, только себя со стороны не вижу.
Ванюшка сидит мрачный, насупленный. Глаза ему песком запорошило, и он все никак не может проморгаться. Хлопает белесыми ресницами, которые кажутся седыми на его багровом, загорелом, исхлестанном песком лице.
А мне уж и свет белый не мил. Глаза бы мои ни на что не глядели. Сколько старались, работали, денежки копили, волновались... И все коту под хвост! Нет у нас больше мотора. Был да сплыл!
Какой большой ветер
Напал на наш остров...
канючит Кольча.
- Да заглохни ты! - не выдерживает командор, однако сам же добавляет горечи: - Пошли по шерсть, а вернемся стрижеными...
Страшно даже подумать, какой позор ждет нас в деревне. Ведь мы же наобещали, что фильм про строителей снимать будем. Думали, золото найдем, тогда все и откроем в школе. А вот теперь и не золота, и не фильма...
Чак виновато поглядывает на нас, развалившись чуть поодаль, Дружок беспечно хвостом помахивает, этому все трын-трава. А Чак понимает, чувствует: беда случилась. Большая беда.
Нет, он нисколько не виноват, что у нас мотор украли. Сами мы виноваты, что бросили его в лодке. Ураган налетел внезапно, по-разбойничьи, как из-за угла. Волны бились о камни, лес трещал, несло песок и гальку, сломанные сучья... А ворюга хитер, он подбирался к нашим лодкам с подветренной стороны, мы видели его следы у воды на мокром песке - полусмытые. Чак и не учуял поэтому.
- Никогда себе не прощу, какого лешего я вас на взгорок потащил палатку ставить! - хаманит-виноватит сам себя Ванюшка. Дедушку Петрована вспомнил: "Тумана болотного пуще огня бойтесь, парнишши!"
- Знал бы где упасть, так соломки постелил! - пробурчал я.
Ванюшка поглядел на меня, криво усмехнулся и смахнул набежавшую слезу с воспаленных глаз.
- Прогнозист, горе луково! И у меня, как назло, из головы вылетело: "Солнце в тучу, будет взбуча!"
- Там и не туча была, а всего-то обрывок маленький! - оправдываюсь я хмуро.
Да дело вовсе и не в этом. Закат был багровый, значит, к ветру. Как я мог позабыть? Но что же изменилось бы, если бы даже я и не ошибся, предсказал бурю? Ничего ровным счетом! Потому что у нас такой моды нет, чтобы лодку, как кобеля, на цепь сажать, а моторы прятать подальше. Даже пришлые туристы-дикари, которые все глубже стали летом просачиваться на Север, и те не пакостят в тайге. В тайге люди чище, требовательнее к себе становятся, оставаясь наедине с природой.
Какой большой ветер
Напал на наш остров,
надоедливо начинает крутиться у меня в голове.
Кольча уверяет, что это не просто кража, а самая настоящая диверсия. Кому-то очень не хочется, чтобы мы плыли к нагорью. А это значит, что мы на верном пути.
- Брось ты! - брюзгливо начал Ванюшка. - Упер какой-то варнак мотор, а он и рад стараться, развел турусы на колесах.
Летом наш командор месяцами пропадает на лосиной ферме у отца, а там очень много таежных старичков чалдонов этим мудрым делом занимается, одомашнивает животных, вот и понабрался у них всяких присказок да поговорок. Поначалу вроде бы щеголял он такими словечками, а потом вошло у него в привычку.
- Если бы это был обыкновенный вор, то он бы и шитик наш со всем добром угнал, - возражает без особого воодушевления Кольча.
- А ты как отсюда выберешься? - иронически усмехнулся Ванюшка.
- Меня пожалел?
- Себя!
- Не доходит! - обескураженно роняет Кольча.
- Если ты с голоду в тайге загнешься, кто отвечать будет?
- Резонно! - соглашается Кольча.
- А за мотор много ли ему припаяют?
Кольча замолкает, не меняя позы, ворошит песок каблуком кованного железом горного ботинка. Я бездумно смотрю на ворону-растрепу, севшую на ближнюю сосну. Должно быть, и ей крепко перепало, намял ураган бока, сидит измученная.
Какой большой ветер
Напал на наш остров,
навязла у меня в зубах нудная Кольчина песня.
- Накаркал! Приключений ему, видите ли, захотелось! - зло уел я Кольчу.
Он мне ничего не ответил и даже головы не поднял.
- А не Галкина ли это работа?! - вдруг кольнуло меня через минуту.
- Мели, Емеля! - устало отмахнулся Ванюшка.
В прибрежном ивняке, загородившем от нас протоку, послышалось вдруг какое-то бульканье, и оттуда вынырнула Галка в своей берестянке. Присев по-индейски на одно колено, она гребла веслом. Протока мелка, мотор был поднят.
- Эй, магелланы!
Мы вскочили все разом. Так бывает только в кино: я едва успел сказать "Галка", и вот она сама, легка на помине! Хохочет во все горло, заливается. Галка! Я, пожалуй, меньше бы удивился, если бы увидел в небе паровоз, про который она нам все уши прожужжала. Паровоз вместо самолета или вертолета!
На этот раз появление Галки даже обрадовало меня.
- Сейчас подойдет к нам и предъявит ультиматум, - сказал я тихонько Ванюшке с Кольчей. - Хотите получить свой мотор? Тогда берите меня с собой!
Берестянка между тем причалила, Галка выскочила на песок, закинула на одно плечо туго набитый рюкзак и к нам направилась.
- Я у мамы на рыбалке была, мальчики, - радостно объявила она нам. Мама не возражает, а папа раньше еще согласился отпустить меня с вами в поход.
- У нас мотор украли! - глухо выдавил Кольча.
Галкино лицо скривилось и стало совсем некрасивым. Она собралась заплакать.