Страница 4 из 10
Олег С. прилетел из Вашингтона через три дня после моей беседы с Андерсоном.
– Здесь вам оставаться нельзя, и лететь в Москву тоже нельзя, – сразу же начал он.
Это я знал.
Он помолчал и потом торжественно провозгласил:
– Правительство Соединенных Штатов приглашает вас и вашу супругу в нашу страну.
Я поблагодарил и сказал:
– Вы хорошо говорите по-русски.
Он весело ответил:
– Только по понедельникам.
Олег безупречно говорил по-русски и не был похож на трафаретного агента ЦРУ. Тогда я, разумеется, не знал, что потом в течение почти двадцати лет мы будем каждый май отмечать наше знакомство и каждый раз, встретившись, я буду удивляться:
– Вы хорошо говорите по-русски!
И он – отвечать:
– Только по понедельникам.
Не знал, что через двадцать два года мне позвонит его жена Ира и скажет: «Сегодня ночью Олег умер».
Как-то мы с Олегом и с женами сфотографировались в Нью-Йорке вместе с картонной фотографией Рейгана. Получилось настолько удачно, что я выставил фотографию на столе, и никто не сомневался в ее подлинности.
И сейчас эта фотография передо мной.
Олег С. сопровождал нас до Вашингтона. По прилету он сказал:
– Добро пожаловать в нашу страну! Теперь это и ваша страна.
Страна стала «нашей» только через девять лет, ибо для членов КПСС закон предусматривал карантин в 10 лет. Лариса не состояла в партии, но как верная подруга проходила карантин вместе со мной. Год нам скостила министр юстиции Д. Рено. Когда к власти пришел Б. Клинтон, он назначил эту достойную даму министром юстиции, и она тут же отменила закон о карантине для членов партии. Правда, к тому времени партии уже не существовало.
Как говорится, на нет и суда нет.
Так начался мой путь со Смоленской площади, где располагается Министерство иностранных дел СССР до предместья Вашингтона Лэнгли, штаб-квартиры ЦРУ.
Собственно говоря, и до Смоленской площади я добрался не сразу. Путь мой был тернистым.
2. Восхождение в номенклатуру
2.1. Комитет, который был не нужен
Должность эксперта Государственного комитета по координации научно-исследовательских работ при Совете министров РСФСР была номенклатурной. Это означало, что для утверждения на эту должность я должен был пройти собеседование с председателем Совета министров РСФСР Д. Полянским, который к тому же был членом политбюро ЦК КПСС.
Я и еще несколько человек ждали встречи с Полянским не одну неделю, и вдруг неожиданно нас уведомили, что через полчаса Полянский нас примет. Мы явились в Совмин. Было лето, и я пришел без галстука. Полянский спросил:
– Почему без галстука?
Я невнятно промямлил: мол, жарко. На что Полянский ответил:
– Я чувствую, вам будет жарко работать в правительственных организациях.
К счастью, за этими словами ничего не последовало, и я был утвержден сначала экспертом Бюро специальных переводов, а потом экспертом отдела химии Государственного комитета по координации научно-исследовательских работ при Совете министров РСФСР.
Так началось мое «восхождение в номенклатуру».
Однажды я присутствовал на совещании, которое проводил председатель комитета Павел Иванович Аброскин.
Совещание Аброскин начал спокойно:
– Вчера вечером, часов в восемь, мне понадобилась справка по цветной металлургии. Звоню в отдел цветной металлургии. Никого. Ну, думаю, знаю я вас: пьете чай в отделе черной металлургии. Звоню туда. Никого. Звоню в отдел геологии. Никого. Звоню вахтеру. И что узнаю!
Голос его крепчал:
– Оказывается, все ушли еще в пять часов!
Наш рабочий день заканчивался в пять часов.
Аброскин продолжал:
– Ну, думаю, теперь все так работают. Звоню в Совмин. Все на местах. Звоню в ЦК. Все на местах.
Он сделал паузу и закончил:
– Руководители отделов, к двенадцати часам представить мне список сотрудников, без услуг которых мы могли бы обойтись. По два на отдел. Совещание окончено.
– Что вы будете делать? – в ужасе спросил я у Д. Жимерина, заведующего отделом энергетики.
Опытный хозяйственник, всю войну проработавший министром электростанций, успокоил меня:
– Ничего страшного. Напишу фамилии самых нужных работников. Он не станет их увольнять.
– Получится? – не поверил я.
– Со Сталиным получалось – и с Аброскиным получится.
Находившийся рядом заведующий отделом геологии, бывший министр геологии А. Сидоренко засмеялся:
– Учись. На любой невыполнимый приказ есть легковыполнимый доклад.
И действительно получилось.
Делегация французских нефтяников должна была лететь в Уфу. Уфа тогда была городом закрытым, иностранцев туда не пускали, но по чьему-то начальственному благословению французам разрешили посмотреть Ново-Уфимский нефтеперерабатывающий завод. Я должен был сопровождать делегацию.
Мне сказали, что самолет вылетит из Внуково, хотя по расписанию он должен был лететь из Шереметьево.
Мы прибыли во Внуково в восемь утра. Никаких объявлений. Ждем. Через час к нам подошел какой-то человек и сказал мне по секрету, что самолет сейчас в Шереметьево, там он возьмет пассажиров, прилетит сюда минут через сорок. Ждем. Прошел еще час. Снова появился тот же человек и сказал, что самолет вернули в Шереметьево, там высадят всех пассажиров, и потом он прилетит к нам.
Через час он снова подошел к нам и сказал, что самолет уже во Внуково и мы можем пройти на борт. Что мы и сделали. Кроме нас в самолете пассажиров не было. Не было даже стюардесс. Взлетели.
Примерно через час ко мне подошел приехавший с французами переводчик, мой старый знакомый граф Николай Александрович Черкезов:
– Мне кажется, что мы возвращаемся.
Я удивился:
– Почему вы так решили?
– Сначала солнце было спереди, а теперь сзади.
Ничего не поделаешь.
Еще через полчаса он снова подошел ко мне:
– Мне кажется, мы снова повернули.
Через час вышел член экипажа и сообщил:
– Через десять минут посадка в Куйбышеве.
Отмечу, что в те годы Куйбышев был еще более закрытым городом, чем Уфа.
В Куйбышеве нам разрешили выйти из самолета, и мы минут десять погуляли по летному полю. Потом нас провели в другой самолет.
Когда мы поднялись в этот самолет, то увидели, что все окна в нем заклеены.
На этом самолете мы и добрались до Уфы.
Отмечу, что назад мы летели обычным рейсовым самолетом, с пассажирами, с остановкой в Куйбышеве, где вместе со всеми вышли в зал ожидания. Очевидно, на этот раз бдительные товарищи про нас просто забыли.
В Уфе нас принимал председатель совнархоза, фамилию забыл. После короткой вступительной беседы нас отвели в зал, где был накрыт стол. И начались тосты.
На следующее утро меня разбудил переводчик французской стороны граф Черкезов:
– Олег Сергеевич, голубчик, спасайте. Там происходит нечто ужасное.
Я быстро оделся, и Черкезов повел меня в столовую. Там я увидел председателя совнархоза и моих французов, перед каждым стоял огромный фужер с водкой и более ничего.
Увидев меня, председатель встал и приказал:
– Скажи французам, чтобы пили. У нас так принято.
Я начал слабо возражать, но после его грозных слов «Ты-то сам за кого?» понял, что мне может не поздоровиться.
Всепонимающий Черкезов испугался за меня:
– Может быть, можно что-то предпринять? – спросил он.
А председатель не отступал:
– Пусть пьют.
И тут, к удивлению французов, я начал кричать на председателя: