Тень и источник

Она внимательно поглядела на него.

– Да.

Он сказал, что замечал её в читальном зале библиотеки. «И я тебя тоже», – ответили глаза девушки.

– Проводник должен мне посылочку передать: конспект для дипломной работы, – сообщил он. – У меня друг в МГУ – выручает, темы дипломных у нас похожие.

Она вежливо произнесла: – О... – и Слотов с тем выражением, с каким обращаются к понравившейся девушке, спросил:

– А вам какой вагон?

– Четвёртый, – сказала она без желания отвязаться.

Показался электровоз, влекущий фирменные вагоны. Слотов, не дожидаясь остановки, побежал к хвосту поезда, потоптался среди встречающих и пошёл в обратном направлении, высматривая Марту. Девушка обнималась с грузной провинциального облика родственницей, та повернулась к вагону, и с помощью попутчиков и Марты на перрон был спущен багаж. В следующий миг Вячеслав взялся за ручку вместительного чемодана.

– Что вы, не надо... – сказала, как водится, девушка. Он весело парировал: – Руки у меня пустые! – и хлопнул по сумке, висевшей на плече. – Посылочка моя уже тут!

Тяжесть чемодана наводила на вопрос: что же такое, чего нет в Риге, привезено из Казахстана? Марта и тётя – весьма пожилая, судя по морщинам, но энергичная – делили остальной багаж, стараясь взять что потяжелее. Слотов подхватил свободной рукой большую битком набитую сумку и с нею и с чемоданом направился к переходу.

– Какой кароший малшик! – сказала ему вслед так, чтобы он услышал, родственница Марты. Он ещё никогда не говорил с российскими немцами старшего поколения, и его удивил сильный акцент. Значит, они сохранили немецкий язык... От приезжей старухи словно бы повеяло какой-то близостью к Германии.

Встав в очередь к такси, он обернулся к подошедшей девушке:

– Я так рад, что конспект у меня! – и вдруг, как бывает, когда отметают нерешительность, добавил: – Слава.

Она улыбнулась его неловко-шутливому поклонцу и сообщила своё имя. Тётя, которая, видимо, принимала его за кавалера Марты, глянула на них с хитроватым любопытством. Он, не слушая девушку: – Теперь уж мы сами... – дождался такси, загрузил багажник и, когда она садилась в машину, спросил:

– В читальном зале будешь?

– Может, после пяти, – бросила она вскользь.

Вечер за вечером проводил он в библиотеке, благо за делом: занимался дипломной работой, когда, наконец, вошла Марта. Она оглядывала зал в поисках свободного места (и только ли его?), вязаная кофта облегала её немаленькие груди. Красивые серьёзные глаза, встретив взгляд Слотова, потеплели. Он кивнул на незанятый стул подле себя. Она постояла, словно раздумывая, прежде чем подойти и сесть. Её притягательность стоила ему усилия, с каким он делал вид, будто сосредоточенно читает. В зале блюлась тишина, и оба молча глядели в раскрытые книги, пока, добросовестно выдержав четверть часа, Слотов не шепнул, что хочет кое-что сказать. Они вышли в коридор.

– На встречу с артистами идёшь? – спросил Вячеслав, имея в виду ожидаемый приезд в Ригу актёров советского кино, среди которых будут такие знаменитости, как Борис Андреев, Евгений Моргунов, Лидия Смирнова. Публика приглашалась в Спортивный манеж.

– В очереди за билетами умаешься, – сказала Марта тоном безнадёжности.

– Я постою! – он смотрел, как сама преданность.

Она отрицательно качнула головой. Он проговорил медленно, с огорчением и обидой:

– Сразу же на «нет» нарвался...

– Я буду занята, – сказала она мягко.

– Время ещё есть, неужели вечер не высвободишь?

Поколебавшись, она ответила, что постарается; в случае чего он продаст билет, осчастливив кого-нибудь.

Билеты, благодаря шефам, он заполучил без затруднений. Завидев Марту, подходившую к Спортивному манежу, бросился навстречу и был вознаграждён улыбкой, по которой почувствовал, как девушка тронута столь непосредственным проявлением эмоций. Выступления актёров доставляли ей несомненную радость, что она не раз показала, одаряя Слотова взглядом, когда оба вместе с публикой принимались аплодировать. В паузе вдруг сказала:

– Тётя Роза тебе привет передала. Говорит, какой ты тощий, а крепкий.

Он не преминул спросить, что было в чемодане, и узнал: копчёная свинина домашнего приготовления.

– Родители любят, – пояснила Марта, открещиваясь от пристрастия к жирному.

Жила она неблизко, по другую сторону Даугавы, часть пути они проделали на троллейбусе, делясь впечатлениями об актёрах. Слотов с взволнованной грустью, будто о главной досаде своей жизни, поведал, что ещё ни разу не видел «живьём» Высоцкого, нередкого гостя Риги. Марта в утешение призналась, что не более удачлива. Он сказал тоскуя: ему не дано было научиться «даже средне», «просто по-любительски» играть на гитаре – несмотря на все попытки! Он доверчиво открывал ей свои недостатки, не выставляя достоинств, и это возымело действие: в её взгляде мелькнуло умилённо-смешливое: «Ну не наивный?» Когда они вышли на остановке, Марта спросила, где он будет работать, защитив диплом.

– В газете «Советская молодёжь». Я там печатаюсь.

Она тотчас справилась о его фамилии, и он понял, что если раньше она, возможно, лишь заглядывала в газету, то теперь будет просматривать номера с определённым интересом. Они шли в зябкой темноте по улице, где преобладали двухэтажные, не выше, дома, подошвы заскользили по льду, он взял её под руку. Видимо, сочтя момент назревшим, она с натянутостью в голосе уведомила:

– Мы – немцы, мои родители, родня...

Было понятно, миг для неё непрост: слово «немцы» не всем ласкало слух.

– Газету «Neues Leben» выписываешь? В Москве издаётся для русских немцев, – безобидно среагировал он, будто высказав то первое, что возникло в его уме газетчика.

Оживившись, Марта ответила уже другим тоном: она знает эту газету – («но мы никаких не выписываем», – мысленно закончил за неё Слотов. Впрочем, комсорг обязывает её подписываться на «Комсомольскую правду»).

– Некоторые думают, – вернулась она к главному, – что мы от военнопленных произошли...

– «Произошли» – отлично! – подтрунил он, и оба рассмеялись. Она сообщила: её предки переехали в Россию при Екатерине Второй.

– Что я – в истории ни в зуб ногой? – весело укорил Слотов. – Были немцы поволжские, были прибалтийские.

– Угу, – подтвердила она в подъёме настроения. Ей хотелось скорее развязать узел, и, после заминки, она спросила:

– Твой отец воевал?

– Воевал, но на германскую нацию зла не держит... – он едва не заключил: «Вот уж точно!»

Пользуясь познаниями в немецком, какие дала ему школа и затем несколько расширил университет, он попытался осыпать девушку комплиментами – она, смеясь, ужасалась его произношению и ошибкам. Можно было непринуждённо перейти на то, что интересовало Бориса Андреевича, но сроки покамест не поджимали, и Вячеслав учёл это. Он беззаботно болтал до минуты прощания у калитки, за которой вырисовывался дом комнаты в три; благодаря высокой островерхой крыше, какие обычны в Прибалтике, чердак образовывал ещё одну комнатку.

Марта стояла перед Слотовым, и его словно раздирала борьба между желанием поцеловать её и робостью. Чуть поощри она его взглядом, и он обнял бы её. Но девушка быстро сказала: «Пока!», вбежала в калитку и с крыльца помахала ему рукой.

Их встречи учащались. Он держался с нею не совсем, как со своими прежними подругами: старался не отходить от образа, в каком предстал перед ней с самого начала. Она видела его бесхитростным, малоискушённым, робеющим. Сама Марта пыталась иногда спрятать застенчивость под налётом кокетства, что не обманывало Слотова. Он замечал, как она впечатлительна, как действуют на неё фильмы о любви. Он предвосхитил томительные переживания девушки, пригласив её на проникновенный мюзикл «Шербурские зонтики», который как раз очаровывал советскую публику. Майским вечером Марта была неотразима в облегающем талию платье тонкой шерсти: над ним, уж конечно, потрудилась мама-портниха – подумал Слотов. Во время сеанса он наблюдал, до чего девушка заворожена драмой и мелодией, и чувствовал: она растроганно примеряет историю к себе и ему.