Червонная Русь

И с этой задачей он справился. Ум у князя Владимирка был изворотливый, а душа не слишком совестливая[55]. Наутро он приказал собирать городских бояр, причем назначил сбор уже на следующий день: ему не нужно было, чтобы какие-то другие слухи опередили его рассказ о произошедшем.

– Вот приехал ко мне брат мой, князь Ярослав Володаревич! – заговорил он, когда все бояре, старосты, купцы, священники Звенигорода и его собственные воеводы расселись на длинных скамьях в гриднице. – И вести, которые привез он, сердце мое наполнили тяжкой печалью. Всем вам ведомо наше несчастье – и месяца не прошло, как отца нашего, князя Володаря Ростиславича, призвал к себе Господь. – Бояре при этих словах дружно начали вздыхать и креститься. – Умирая, созвал он нас, трех сыновей своих, и разделил между нами волость: мне, старшему сыну, Звенигород, Ярославу, среднему, Белз, а Ростиславу, младшему, Перемышль. Отчего младший сын воссел выше старших двух, то мне неведомо, и отца своего я судить не дерзаю, ибо един Бог нам всем справедливый судья.

Бояре опять закрестились и закивали.

– И жили бы мы трое каждый в своем уделе, по завету отца нашего, владея каждый своим, да, видно, захотел враг рода человеческого разлад внести в род наш. Смутил дьявол умы жителей Белза, побуждая их тысяцкого Стужайла прогнать да и перед князем Ярославом, господином их законным, ворота затворить. Снеслись они, как нам доносят, с братом нашим, князем перемышльским, и зовут его к себе на княжение. А может, и сам он, гордыней и корыстью диавольской обуреваемый, побудил их власть законную опрокинуть. Теперь, говорят, послали белзцы в Перемышль, зовут князя Ростислава к себе. Вот я и спрашиваю вас, мужи звенигородские, по закону ли это божескому и человеческому?

– Нет, княже, не по закону! Нет такого закона, чтобы отцовскую волю нарушать и братьев своих родных со столов гнать, – загудели бояре.

– Тогда подумайте, надлежит ли нам сложа руки сидеть, глядя на дьяволово злодейство, или брату моему Ярославу на помощь прийти. Ведь если не укротим мы сейчас дьявола, то он ведь не только на Белз, но и на Звенигород пасть свою смрадную разинет. Что скажете, мужи звенигородские?

Провалить его замысел могло только одно: если бы кто-то не только имел иные сведения о произошедшем в Белзе, но и решился бы сказать об этом вслух. Однако бояре и старосты либо ничего не знали, либо не посчитали нужным и разумным противоречить князю. То ли они поверили, что Звенигороду грозит опасность лишиться собственного князя и снова стать пригородом Перемышля, то ли понадеялись захватить главенство над Белзом, но князь Владимирко без труда добился от них согласия снарядить войско на помощь Ярославу. Предстояло еще собрать вече и узнать мнение всех свободных горожан, но при поддержке бояр, старост и священников в согласии черного люда князь мог не сомневаться.

– Теперь про другое дело скажу я вам, – продолжал Владимирко. – Вот сидит здесь перед нами князь Юрий Ярославич, сын Ярослава Ярополковича, и печаль во взоре его. – Он указал на князя Юрия, и тот со скорбным видом наклонил голову. – Тяжкая беда его постигла. Князь Вячеслав туровский, тесть его, задумал не только союз их разорвать, но и жены преступным образом князя Юрия лишить. Отнял он дочь свою из объятий мужа законного и снова за девицу в дому своем ее держит.

Бояре зашептали с любопытством и негодованием: до Звенигорода доходили смутные слухи о ссоре туровского князя с зятем, но толком еще никто ничего не знал.

– И к дочери его сватается теперь враг наш, перемышльский князь Ростислав, – говорил дальше Владимирко, и дума молча проглотила то, что «брат мой» Ростислав уже успел превратиться во «врага нашего». – Разом два преступления совершить задумал: в жены взять жену при живом муже, а с тестем вместе полки собрать да на чужие города ратью пойти. И еще спрошу вас, мужи звенигородские: надлежит ли нам молча смотреть на беззаконие или поднять мечи наши, Богом благословленные, вернуть мужу жену законную и самих себя тем от опасности избавить?

– Неладно оно выходит… – начал его собственный тысяцкий, боярин Стоинег Ревятич. – Еще с Туровом, что ли, нам воевать придется?

– С Туровом нам воевать не с руки! – заговорило сразу несколько человек. – Перемышль да Белз – иное дело, это все земли наши, да и князь покойный завещал. А что там у них в Турове, то не наше дело.

– Да поймите же, мужи звенигородские, если перемышльский князь с туровским князем породняться, то вместо одного врага сильного будет у нас двое сильнейших, а там и трое… Ведь через Вячеслава туровского Ростислав перемышльский со всеми Мономаховыми сыновьями и с ним самим в родстве будет! Сожрут нас тогда и косточек не оставят! Во Владимире тогда его родич будет сидеть! Придут к нам тогда и перемышльские полки, и туровские, и владимирские, разорят города наши, пограбят имение, жен и детей в полон уведут! Не допустите своей же погибели!

– Так что людям-то говорить будем – на Туров идти воевать? – спросил дотошный Радята, староста Кузнечного конца. Всем своим видом сухощавый старик давал понять, что такое заявление будет и глупым, и ненужным.

– Людям говорить пока не нужно, – ответил Владимирко, поняв, что весь Звенигород он не подобьет участвовать в ссоре бывшего берестейского князя с туровским. – А сами подумайте. Может, сие дело Бог поможет нам без войны решить, но помощь мне ваша понадобится.

– Ну, если без войны, то пожалуй, – отозвался боярин Хотила Славомирич. – Если без войны, то отчего же не помочь?

Распустив думу, князь Владимирко оставил у себя лишь несколько человек, которым наиболее доверял, – своего бывшего кормильца Переяра Гостилича, тысяцкого Стоинега, боярина Хотилу с братом Радолюбом и своего духовника отца Филофея. Князь Юрий тоже остался. Князь Ярослав, которого после неумеренно выпитой вчера медовухи, мучила головная боль, мрачно сидел в углу и ни во что не вмешивался.

– Думал я, как помочь брату моему князю Юрию, не собирая полков на Туров, и вот что надумал, – заговорил князь Владимирко. – Ведь и впрямь ждет нас беда неминучая, если князь Ростислав такую сильную родню приобретет. Это сватовство надобно расстроить.

– Да не пойму я, прости дурака, какое сватовство, когда баба мужа живого имеет! – Боярин Радолюб махнул в сторону князя Юрия. – Какое сватовство? Вячеслав туровский совсем, что ли, разума лишился?

– Кто же ее венчать будет, когда она венчана! – поддержал брата Хотила.

– В Киев у них послано к митрополиту, просят развести ее, – нехотя ответил князь Юрий. – А с митрополитом, поди, князь Владимир киевский сам говорить будет. Ему-то ведь выгодно, чтобы его внучку со мной развели да за князя Ростислава выдали. Если приведут они с Вячеславом туровским все здешние города под свою руку, киевский князь первый же выгоду получит. Так что разведут мою голубушку и половцу безбожному выдадут!

– Так что же мы поделаем? – Хотила развел руками. – Нас-то митрополит Никита не послушает!

– А вы меня послушайте и узнаете! – Князь Владимирко огляделся с таким видом, будто хотел проверить, не подслушивает ли кто, и все присутствующие невольно сделали движение, будто пытались подсесть к нему поближе и сомкнуть кружок потеснее. – Вячеслав туровский сейчас ждет сватов от Ростислава. Как сваты приедут, так он им ее вручит со всей радостью. Отправят ее из Турова в Перемышль, как водится. Только до Перемышля она не доедет. За Владимиром выйдет ей навстречу муж ее законный, возьмет за белы руки и к сердцу своему прижмет. Так враг наш Ростислав перемышльский без сильного тестя останется, а мы доброе дело сделаем, что вернем жену мужу законному.

– Так что же теперь, ждать, когда Ростислав ее посватает? – морщась от недоумения, спросил боярин Радолюб.

– А мы-то тут при чем? – Стоинег тоже ничего не понимал. – Мы, что ли, ее отбивать у сватов будем? Это опять война с Вячеславом туровским получается!

– Не надо будет никого отбивать. Сваты мы ведь сами и будем!

55

Это не клевета на безвинную историческую личность, уже не способную постоять за свое доброе имя. Владимирко Володаревич и правда отличался коварством и бессовестностью, и все, что он натворил по ходу романа, всего лишь небольшое добавление к тому, что он совершил на самом деле.