Задверье

Джессика была глубоко озадачена. Она заметила Ричарда, а заметив его, заметила и д’Верь. Было в этой паре что-то знакомое: что-то свербело у нее в голове, но никак не давалось и потому бесконечно раздражало.

Это напомнило Джессике рассказ матери о том, как та однажды встретила женщину, которую знала всю свою жизнь: училась в одной школе, сидела на собраниях приходского совета, устраивала лотерею на приходских праздниках – и как на одной вечеринке мать вдруг сообразила, что у нее вылетело из головы, как ее зовут, хотя она прекрасно знает, что ее мужа зовут Эрик и занимается он издательским делом, что у них есть собака, золотистый ретривер по кличке Майор. Даже рассказывая про этот случай, мать Джессики продолжала на себя сердиться.

Джессику же это сейчас доводило до помешательства.

– Что это за люди? – спросила она у Кларенса.

– Эти? Ну, он – новый редактор «Вог», она – корреспондент «Нью-Йорк таймс». Между ними, кажется, Кейт Мосс…

– Нет, не они. Вон там, вон те.

Кларенс посмотрел туда, куда она указывала. Гм? Ах эти. Непонятно, и почему он не заметил их раньше. Старость, наверное. Скоро ему стукнет двадцать три.

– Журналисты? – без особой уверенности предположил он. – Выглядят довольно стильно. Гранж-шик? Ну конечно! Я точно знаю, что приглашал кого-то из «Фейс»[20] …

– А ведь я его знаю, – раздраженно сказала Джессика. Но тут позвонил из Холборна шофер мистера Стоктона сказать, что они почти подъехали к Британскому музею, и Ричард выскользнул у нее из головы, как шарики ртути, убегающие меж пальцев.

– Нашла что-нибудь? – спросил у д’Вери Ричард. Д’Верь покачала головой и проглотила наспех прожеванный кусок куриной ножки.

– Это как играть в «Найди голубя» на Трафальгарской площади, – сказала она. – Тут нет ничего, что, по ощущению, можно было бы назвать «Ангелусом». В свитке говорилось, что я его сразу узнаю, как только увижу.

Она пошла дальше, протолкавшись между Промышленным Магнатом, Заместителем Главы Оппозиции и Самой Высокооплачиваемой Девушкой по Вызову в Южной Англии.

Повернувшись, Ричард нос к носу столкнулся с Джессикой. Волосы у нее были уложены в высокую прическу, выбиваясь из которой завитые каштановые пряди великолепно оттеняли изящное лицо. Она была очень красива. И она ему улыбалась. Вот это его и сгубило.

– Привет, Джессика. Как поживаешь?

– Привет. Не могу в это поверить, но мой ассистент – такая растяпа и не записал, из какой вы газеты, мистер… э-э-э…

– Из какой газеты? – повторил Ричард.

– Неужели я сказала «газета»? – Джессика залилась нежным, переливчатым и немного смущенным смехом, будто смеялась сама над собой. – Из журнала… с телестанции. Вы ведь пресса?

– Ты очень хорошо выглядишь, Джессика, – сказал Ричард.

– Нечестно так пользоваться своим преимуществом, – шаловливо проговорила она.

– Ты Джессика Бартрэм. Ты руководишь отделом маркетинга в холдинге Стоктона. Тебе двадцать шесть лет. Ты родилась двадцать шестого апреля, и в порыве страсти ты обычно напеваешь без слов песню «Монкиз» «Я уверовал»…

Улыбка сползла с лица Джессики.

– Это какая-то шутка? – холодно спросила она.

– Ах да, и последние полтора года мы были помолвлены, – добавил Ричард.

Джессика нервно улыбнулась. Наверное, это действительно какая-то шутка такого рода, когда все как будто улавливают, в чем соль, и только она одна ничегошеньки не понимает.

– Полагаю, что знала бы, будь я помолвлена с кем-то полтора года, мистер… э-э-э…

– Мейхью, – услужливо подсказал Ричард. – Ричард Мейхью. Ты меня бросила, я больше не существую.

Джессика оживленно замахала – ни к кому, собственно, не обращаясь, но этот «никто» явно стоял в другом конце зала.

– Сейчас иду! – отчаянно выкрикнула она и начала отступать.

– «Я уверовал…», – весело пропел Ричард. – «Не мог бы оставить ее, даже если бы попытался…»

Схватив с проносимого мимо подноса бокал шампанского, Джессика осушила его залпом. В дальнем конце зала как раз возник шофер мистера Стоктона, а где был шофер мистера Стоктона…

Она направилась к дверям.

– И кто же это был? – спросил пробиравшийся параллельным курсом Кларенс.

– Кто?

– Твой загадочный мужчина?

– Не знаю, – призналась она и после минутного раздумья добавила: – Слушай, может быть, стоит вызвать охрану?

– О’кей. Почему?

– Просто… Просто вызови мне охрану.

Но тут в зал вступил мистер Арнольд Стоктон, и все остальное вылетело у нее из головы.

Все в нем было больших габаритов, и все в нем кричало «Деньги!» – этакая хогартовская[21] карикатура на человека, чудовищного в талии, многоподбородчатого и толстопузого. Ему было за шестьдесят, седые с серебром волосы сзади были слишком длинные, потому что от таких слишком длинных волос людям не по себе, а мистер Стоктон любил, чтобы окружающим было не по себе. В сравнении с Арнольдом Стоктоном Руперт Мердох представлялся игроком средней руки, а покойный Роберт Максвелл – никчемной развалиной. Арнольд Стоктон же был сродни питбулю, каковым, впрочем, его часто изображали карикатуристы. Стоктон владел всем понемногу: спутниками, газетами, компаниями звукозаписи, парками развлечений, издательствами, журналами, комиксами, телестанциями, киностудиями.

– Сейчас я произнесу речь, – сказал он Джессике вместо «здравствуйте». – А после свалю. Вернусь как-нибудь в другой раз, когда тут не будут толочься всякие чванливые индюки.

– Хорошо, – отозвалась Джессика. – Да. Сейчас речь. Разумеется.

И повела его на маленькую сцену, а оттуда на подиум. Потом постучала ногтем по бокалу, призывая всех к молчанию. Никто ее не услышал, поэтому она сказала «прошу прощения» в микрофон. На сей раз разговоры стихли.

– Дамы и господа. Почтенные гости, я рада приветствовать всех вас в Британском музее и на спонсированной Стоктон-холдингом выставке «Ангелы над Англией». Также я рада представить вам человека, который стоит за всем этим, главу нашей корпорации и председателя ее совета директоров, мистера Арнольда Стоктона.

20

Английский панк-журнал

21

Уильям Хогарт – английский карикатурист конца XVIII – начала XIX в., считается отцом английской карикатуры