Задверье

– Смотри, – сказала д’Верь.

Она поставила деревянный шар на специальную подставку возле стола. Луч света из внутренностей машины ударил в шар, от чего он начал сперва медленно, а потом все быстрее и быстрее вращаться.

Яркими красками загорелся экранчик, в котором возникло аристократичное лицо. С запозданием в полсекунды из трубы затрещало, и с полуфразы включился звук:

– …что два города так близки и одновременно во всех прочих отношениях неизмеримо далеки друг от друга: наверху – владеющие собственностью, внизу – мы, собственности лишенные, мы, обитающие меж мирами, провалившиеся в щели.

Побледнев как полотно, д’Верь не отрывала глаз от экрана, ее лицо было непроницаемо.

– …все же я упорствую в своем мнении, что нас, обитателей Подмирья, умаляет не Надмир, а наша собственная мелочная тяга к обособлению. Система бароний и фьефов вызывает распри и рознь, а потому неразумна.

Лорд Портико был одет в потертую домашнюю куртку и ермолку. Его голос доносился словно из глубины веков, как будто он говорил сквозь столетия, а не всего несколько дней или неделю назад. Он кашлянул, прочищая горло.

– И в своих убеждениях я не одинок. С другой стороны, есть такие, кто желает сохранить существующее положение вещей. Но есть и другие, кто жаждет его ухудшения. Есть такие…

– А промотать вперед нельзя? – спросил маркиз. – Найти последнюю запись?

Кивнув, д’Верь тронула рычажок из слоновой кости в боку устройства, изображение пошло полосами, распалось, сложилось снова.

Теперь на Портико было длинное пальто, ермолка исчезла. На виске кровоточила рана. Он уже сидел не откинувшись на спинку кресла, а на самом краешке, и говорил не размеренно, а тихой скороговоркой:

– Не знаю, кто это увидит, не знаю, кто это найдет. Но кто бы вы ни были, пожалуйста, отдайте это моей дочери леди д’Вери, если она еще жива…

Изображение и звук сотряс порыв статики.

– Д’Верь? Плохи дела, девочка. Не знаю, сколько у меня еще времени, пока они не найдут эту комнату. Думаю, моя бедная Порталия и твои сестра и брат мертвы.

Изображение и звук начали распадаться. Маркиз бросил взгляд на д’Верь.

Лицо у нее было мокрым: наворачиваясь на глаза, слезы, поблескивая, катились по щекам. Она как будто не замечала, что плачет, не пыталась их утереть – просто смотрела на изображение отца, слушала его голос.

Треск. Наплыв. Треск.

– Слушай меня внимательно, девочка, – сказал ее покойный отец. – Иди к Ислингтону… На Ислингтона можно положиться… Ты должна мне поверить… Ислингтон…

Изображение пошло рябью. Со лба и виска на глаза ему капала кровь, он отер ее тыльной стороной ладони.

– Отомсти за нас, д’Верь. Отомсти за свою семью. Через граммофонную трубу донеслись грохот и треск.

Лорд Портико отвернулся, чтобы посмотреть куда-то за экран, в его лице читались недоумение и страх.

– Что?

Он вышел за кадр. С мгновение изображение оставалось неизменным: письменный стол, за ним – белая стена. Потом на стену плеснула струя яркой крови. Щелчком опустив рычаг, д’Верь погасила экран и отвернулась.

– Вот возьми. – Маркиз де Карабас протянул ей носовой платок.

– Спасибо. – Вытерев слезы, она громко высморкалась. Уставилась перед собой невидящим взглядом. – Ислингтон, – сказала она наконец.

– Я никогда не вел дел с Ислингтоном, – сказал маркиз.

– Я думала, он всего лишь легенда, – пробормотала она.

– Отнюдь. – Протянув мимо нее руку, он взял с письменного стола золотые карманные часы, большим пальцем откинул крышку. – Отличная работа, – заметил он.

Д’Верь кивнула.

– Отец их очень любил.

Щелкнув крышкой, он их закрыл.

– Пора отправляться на Ярмарку. Она уже скоро начнется. Мистер Время не на нашей стороне.

Она высморкалась еще раз, поглубже засунула руки в карманы кожаной куртки. Потом вдруг повернулась к маркизу: личико эльфа нахмурено, многоцветные глаза блестят.

– Ты правда думаешь, что мы сможем найти телохранителя, который сумеет выстоять против Крупа и Вандермара?

Маркиз усмехнулся, показав белые зубы.

– Со времен Охотника не было никого, у кого был хотя бы один шанс из ста. Нет, меня устроит такой, который мог бы дать тебе достаточно времени, чтобы сбежать.

Закрепив замок цепочки на петельке жилета, он опустил часы в карман.

– Что ты делаешь? – возмутилась д’Верь. – Это часы моего отца.

– Но он же ими больше не пользуется, правда? – Он поправил золотую цепочку. – Ну вот. По-моему, смотрится элегантно.

Он глядел, как на ее лице мелькают, сменяясь, разные чувства: горе, гнев, покорность судьбе.

– Нам пора идти, – сказала она.

– До Черномоста теперь уже недалеко, – объяснила Анастезия.

Ричарду так хотелось ей поверить. Догорала третья свеча. Стены мерцали и сочились влагой, туннели как будто тянулись вечно. Больше всего Ричарда изумляло, что они все еще под Лондоном: ведь казалось, они прошли полпути если не до края земли, то до мыса Лэнд-Энд[9] .

– Вот теперь мне по-настоящему страшно, – продолжала она. – Я никогда раньше не ходила через мост.

– А мне казалось, ты говорила, что уже бывала на этой вашей Ярмарке? – удивленно переспросил он.

– Это же Передвижная Ярмарка, дурачок. Я ведь тебе говорила. Она передвигается. Всякий раз ее устраивают в другом месте. Та, на которой я была в прошлый раз, проходила в большой башне с часами. Биг-что-то-там… А потом была еще одна в…

– Биг-Бен?

– Наверное. Мы были внутри, а вокруг нас крутились громадные колеса, тогда я и приобрела вот это…

Она приподняла ожерелье. Свет свечи отразился от блестящего кварца, мигнул желтым, точно солнечный зайчик. Анастезия улыбнулась с гордостью ребенка.

– Нравится? – спросила она.

– Просто чудесное. Дорого обошлось?

– Выменяла кое на что. У нас так заведено. Мы меняемся.

Тут они свернули за угол, и перед ними предстал мост. На первый взгляд, это вполне мог быть какой-нибудь мост над Темзой пятьсот лет назад, подумал Ричард. Огромный каменный мост, который пролег над пропастью и уходил в ночь. Только вот над ним не было неба, а под ним – воды. Он поднимался во тьму. Ричард спросил себя, кто его построил и когда это было. Он спросил себя, как нечто подобное вообще может существовать под центром Лондона так, чтобы никто про него не знал. А еще у него вдруг засосало под ложечкой: он сообразил, что бесконечно, жалко боится самого моста.

9

Крайняя юго-западная оконечность Великобритании