Записки сервера

— Почему вы так решили? — попытался я выиграть время.

Этот следователь такой прямолинейный… Ну разве можно спрашивать у возможного убийцы, был ли он на месте преступления в предполагаемый час его совершения? Неужели какой-нибудь дурак ответит, что был?

— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос, — попросил Артемьев. Не приказал, а именно попросил. Хотя должен был сказать сакраментальное: «Вопросы здесь задаю я!»

— Ну, был, — ответил я и ужаснулся сказанному. Интуиция меня не подвела. Я заранее знал, что расколюсь при первом же допросе, поэтому и начал собирать тюремный чемоданчик.

— В какое время?

— Пришел около восьми, ушел… Не помню, когда.

Я был совершенно искренен. Надеюсь, следователь оценит это. Но что отвечать, если он сейчас спросит «3а что вы убили Гордея?»

— Вы много выпили?

— Почти бутылку на двоих. Для кого как. Для меня…

Я замялся. Бутылка, даже на двоих, к тому же неполная — это не очень много. Отчего же столь катастрофичны последствия?

— Это не много, — подсказал Артемьев. — То есть когда вы уходили точнее, убегали — Анатолий Гордеев был не совсем трезв, но совсем не пьян. Так?

— Вы очень проницательны, — отдал я должное следователю. — Тем более что мы хорошо закусывали.

— Я видел. Откуда такие деньги?

Только теперь я вспомнил про две пачки, подаренные мне Гордеем. На меня что, еще и ограбление банка собираются повесить? Лучше бы я вчера их сжег, эти деньги!

— Гордей банк взял. Но я в этом не участвовал!

Все-таки не надо было вчера пить еще и водку. Боком мне это вышло. Голова совершенно не соображает.

Артемьев улыбнулся.

— Я серьезно спрашиваю.

— Не знаю. Но выпивку и закуску покупал он.

— Зато вы наверняка знаете, за какие такие заслуги Анатолий Гордеев накрыл для вас столь богатый стол.

А приятно, когда совершенно нечего терять. От тюрьмы я теперь вряд ли откажусь; почему бы напоследок не поиздеваться над следователем, благодаря которому я не смогу отказаться от тюрьмы?

— Богатый?! Да на столе этом даже картошки не было! И водки! Пришлось коньяк пить. Даже соленых огурцов он не изволил купить! — возмущался я.

— Так за что Гордеев накрыл вам поляну?

— За то, что я терпеливо выслушивал его бредни. Насчет того, что все люди — это биокомпьютеры, выполняющие какие-то расчеты для дьявола, и все такое. Вы поинтересуйтесь в Павловской, там лучше знают.

— И вы, значит, терпеливо выслушивали Гордеева и поддакивали?

— Мне так в Павловской посоветовали.

— А почему вы убежали из квартиры Гордеева? Вы драпали так поспешно, что даже плащ оставили в прихожей!

— Побоялся, что Гордей меня убьет, — сказал я и понял: это моя единственная за все время допроса ложь, и ложь удачная.

— Почему? Он вам угрожал? Пытался ударить подсвечником? — осторожно выводил меня Артемьев на чистую воду.

— Он мне что-то оказал. Такое неприятное, такое…

— Что именно?

Я попытался вспомнить те два-три предложения, после которых мне невыносимо захотелось убить Гордея, и не смог.

— Не помню, — честно сказал я.

— И после этого вы ударили его подсвечником. Так?

Следователь задал свой главный вопрос голосом учителя, выясняющего, кто разбил окно.

— Нет. Я просто понял, что оставаться рядом с этим сумасшедшим опасно для жизни. Это понимание было столь отчетливым, что я убежал. Даже не успел схватить с вешалки плащ.

Артемьев поморщился.

— Гражданин Чижов! Чем быстрее вы расскажете правду, чистую правду и только правду, тем быстрее… с вас будут сняты подозрения. Повторяю вопрос: после чего вы ударили Гордеева подсвечником?

Я решительно ничего не понимал. С одной стороны, я уже гражданин и, наверное, так же должен обращаться к следователю. С другой — сняты подозрения.

Значит, Гордея убил не я?

— После того, как он сказал что-то ужасное, — ляпнул я.

— И что было потом? — задал совершенно тупой вопрос следователь.

Кофе мне почти не помог; голова раскалывалась. Единственное, чего я хотел — это чтобы Артемьев как можно быстрее ушел.

То, что он может надеть на меня наручники и увести с собой, мне в голову почему-то не пришло. И я, поморщившись от головной боли, сделал то, чего делать очень не любил: ответил на тупой вопрос.

— Гордей упал. Я подумал, что убил его, и начал было стирать отпечатки пальцев. Но покойник вдруг открыл глаза и сел — в точности как панночка из «Вия». Ну, я и убежал.

— А тетрадь? Про какую тетрадь вам кричал Гордеев из окна?

— Кричал? Из окна? — тупо переспросил я.

— Вы что, не слышали?

— Нет.

— Гордеев просил вас вернуться и забрать какую-то тетрадь. Это слышали соседи, так что не отпирайтесь. Что за тетрадь?

— Не знаю, — честно сказал я. — Он делал какие-то записи, хотел, чтобы я их прочитал. Думаю, все те же бредни насчет того, что все люди компьютеры.

— У него было много денег? — в который уже раз перескочил следователь на другое. То его тетрадь интересует, то, в очередной раз, деньги…

— Думаю, много. Если он мне…

Я чуть было не ляпнул «Дал двадцать тысяч баксов», но на этот раз не проговорился.

— …накрыл такой стол всего лишь за то, что я ему посочувствовал и в больнице проведал… Я черную икру уже лет пятнадцать не пробовал.

— И через сколько минут вы вернулись, чтобы действительно убить Гордеева и забрать тетрадь и деньги? — все тем ровным тоном спросил Артемьев.

Ему уже все было ясно. У него не было никаких сомнений в том, что Гордея убил я.

Зато у меня они теперь были! Я не убивал Гордея! Если он потом кричал в окно про тетрадку — значат, был жив! Он специально поставил на подоконник фальшивый подсвечник из папье-маше или из чего-то подобного, покрытый бронзовой краской, потому что знал: услышав слова, намекающее на Истину, я попытаюсь немедленно уничтожить их источник. Разлетелся на части не череп Гордея, а всего лишь подсвечник! То-то он показался мне необычно легким!

— Часа через полтора. Вы уже работали на месте преступления, старушки во дворе обсуждали событие.

Следователь поднял бровь и смотрел на меня с интересом.

— Да не за деньгами и тетрадкой я пришел, а за плащом! — попытался я исправить роковую ошибку. — Замерз я, понимаете? Просто замерз… Вспомнил, что оставил у Гордея почти новый плащ… Про тетрадку я забыл, про то, что ударил его — тоже, а вот про плащ вспомнил. Очень уж холодно было.

— А про деньги? — гнул свое Артемьев. — Где они лежали?

— В черной матерчатой сумке под столом. Много, пачек двадцать. Но я их не брал, честное слово!

Следователь не выдержал и захохотал.

— Неужели вы думаете, что я вам поверю? — сквозь смех спросил он. Честное слово! Что стоит в наше время честное слово?

— Я не убивал Гордеева, — упрямо и тупо повторил я. Но добавлять «честное слово» уже не стал. Раз Артемьев его ни в грош не ставит…

Не дожидаясь, пока следователь вдоволь насмеется и, наконец, замолчит, я пошел в ванную, отыскал в стаканчике свою зубную щетку, уложил ее в футляр, взял с полочки полупустой тюбик пасты «Аквафреш».

Вернувшись в гостиную, я уложил футляр со щеткой и пасту в большой кейс, с которым раньше ездил в командировки.

Что еще? Ах да, бритва…

— Что вы делаете? — удивился следователь. — Мы ведь еще не закончили разговор.

— Собираю вещи в тюрьму. Не знаете, там можно электрической бритвой пользоваться или нужно брать безопасные?

— Почему вы решили, что я посажу вас в тюрьму?

— Потому что у меня нет алиби. Я, когда Гордей ожил, испугался так, что потом часа два бродил по улицам, до Днепра дошел… Но никто из знакомых меня не видел. И даже вернувшись к дому Гордея, я не показался старушкам во дворе, обсуждавшим происшествие, а пошел домой. Так что… Полотенце свое брать или там дадут?

— Успокойтесь, я не собираюсь вас арестовывать. Во всяком случае, сегодня, — обнадежил меня Артемьев. — Не знаете, у Гордеева были враги? — в очередной раз круто изменил он тему разговора.