Осторожно: боги

Совсем стемнело, когда мы приехали в городок. Боясь остаться без крыши над головой, так как убежища здесь закрывались рано, как нам объяснил Рауль, мы последовали его совету и остановились на ночлег на постоялом дворе. По его словам, получалось, что здешний монастырский дом для отдыха совсем непригоден. Я был слишком утомлен событиями прошедшего дня и к тому же хотел избежать споров, поэтому решил сделать так, как он говорил. Уж не знаю, какие были условия у монахов, но место нашего ночлега оказалось просто ужасным. Ужин, предложенный нам, был не лучше, и я, попросив сыра, вина и хлеба, этим и ограничился. После ужина настроение мое немного улучшилось, но вся атмосфера этого заведения вызывала во мне сильное раздражение. Мрачные помещения, грязные коридоры и постоянные шорохи и скрипы. Из-за всего этого мне не спалось, и, несмотря на усталость, я лежал без сна, глядя в узкое, грязное окошко, находившееся прямо надо мной. Оно было таким маленьким, что я почти ничего не видел, только одна-единственная звезда привлекала мое внимание, тихонько подмигивая мне. Внезапно она стала увеличиваться в размерах, как будто приближаясь ко мне, и свет ее сияния становился нестерпимо ярким. Настолько ярким, что глаза у меня заслезились, но я не хотел, да и не мог их закрыть. Какой-то странный голос непрестанно твердил мне, что я должен выйти на улицу, и не в силах более ему противиться я послушно встал и, стараясь двигаться как можно тише, вышел наружу.

Там, на улице, ярко освещенной неведомым светом, стояла одинокая фигура, закутанная в просторные одежды. Она сделала мне знак, чтобы я приблизился. Все то время, как я медленно шел к ней, во мне росло чувство узнавания, и когда наконец я подошел к ней совсем близко, мне почудилось, что это была Эстела. В изумлении я попытался заговорить с нею, совершенно не понимая, что она может делать здесь одна в эту пору.

Резкий предостерегающий жест оборвал меня и заставил меня замолчать. Мне почудилось, что она не совсем понимала, что происходит, ее движения выглядели какими-то неестественными и немного замедленными. Ее лицо, освещенное резким светом, казалось ликом прекрасной статуи, а широко раскрытые глаза пристально смотрели вдаль. Как будто не узнавая меня, она протянула мне сверток, жестом показав, чтобы я его спрятал. Не без колебаний я взял его, и буквально на секунду отвел взгляд, пытаясь найти место, куда бы его пристроить, а когда я вновь поднял глаза, она исчезла. И в то же время необычный свет тоже стал меркнуть, и через минуту все погрузилось во тьму, слабо освещаемую маленьким серпиком луны и ставшими опять такими далекими звездами.

Вернувшись в комнату и удостоверившись, что все спали, я зажег огарок свечи и развернул так странно приобретенный сверток. Там оказалась рукопись, написанная по-арабски, и маленький листок, исчерченный разными линиями. Этот рисунок вызвал во мне с самого первого взгляда неприязнь и беспокойство, и мне нестерпимо захотелось в тот же миг избавиться от него. И когда я уже был готов совершить этот не совсем объяснимый поступок, Рауль что-то крикнул во сне. Резкий звук вывел меня из оцепенения, и я решил оставить пока все как есть.

Наутро, за завтраком, я старался поймать взгляд Эстелы, пытаясь понять, помнит ли она происшедшее ночью, но она продолжала держаться с той же спокойной безучастностью. Мое внимание к ней не осталось незамеченным и вызвало явное неудовольствие Рауля, поэтому я счел более разумным пока прекратить расследование.

Арабский язык я немного знал, но, к сожалению, не настолько, чтобы перевести эту рукопись, изобилующую неизвестными мне понятиями. Мне был необходим переводчик, а значит, нам надо будет задержаться в этом городе до тех пор, пока рукопись не будет переведена. После долгих поисков мне удалось найти человека, который пообещал мне, что справится с этим за один или два дня. В его очевидной сговорчивости сыграла свою роль, конечно, невиданная оплата, предложенная мною. Но когда он прочел первые несколько строк, он запричитал, что по моей милости попадет прямиком в ад, а я сам, по его словам, был прямым потомком Змия, совратившего праматерь нашу Еву с пути истинного. Вид золота немного его успокоил, и, предчувствуя, что он способен исказить или отбросить часть текста, я пригрозил ему, что по окончании работы, все сам тщательно проверю. И если окажется, что он в чем-то погрешил против истины, то денег он больше не получит. К этому я добавил, что если он поторопится, то его душа будет в полной сохранности, а карман отяготится приятным грузом. Слова мои он прекрасно понял и попросил прийти на следующий день пораньше. Неожиданно образовавшееся свободное время я употребил для долгой прогулки по городу, но мало что увидел, необычайно занятый мучившими меня мыслями. Остаток же дня я посвятил своим заметкам, которые уже давно требовали моего внимания.

Наутро я получил перевод, сделав докучливого переводчика намного богаче, а через пару часов мы уже снова были в дороге. Несмотря на все свое нетерпение, я решил отложить прочтение рукописи на некоторое время, неосознанно ожидая, наверное, какого-то особого знака. Без особых происшествий мы миновали Памплону, славившуюся своими быками, и добрались до Эстельи. И вот здесь, в самом названии города, я увидел долгожданный знак. Именно здесь я должен был прочитать так дорого мне доставшийся перевод. Я решил остаться на пару дней. К моему удивлению, мое решение вызвало явное неудовольствие Рауля, но он мне уже начинал надоедать своими бесконечными поучениями, и я резко осадил его, настояв на своем.

Устроившись на этот раз по своему разумению и подальше от своих спутников, я распорядился, чтобы меня не беспокоили без надобности, и остался наедине с рукописью. Этот странный текст оставил у меня очень неприятный осадок. Мне подумалось, что отцу это все понравилось бы гораздо больше. Я смутно почувствовал, что между его попытками что-то мне объяснить и содержанием этой рукописи была некая связь. И вот тут-то я и пожалел, что тогда не особенно вслушивался, полагая, что его слова — горячечный бред. Как бы то ни было, на следующий день мы отправились дальше.

Истории Рауля были бесконечны. Он говорил о разных странах и разных временах. Истории короткие и длинные, веселые и печальные, о богах и императорах, об империях, пропавших в песках времени, и империях, существующих поныне, лились из него нескончаемым потоком. На следующий день как мы выехали из Эстельи, он начал рассказывать очередную историю. Утомленный его нескончаемой болтовней, я слушал вполуха, витая мыслями где-то далеко отсюда, пока не услышал, что речь шла о странствия богов, ищущих пристанища в чужих землях. Это сразу привлекло мое внимание, я заинтересовался и прислушался. Как я понял, держали они свой путь в далекую страну, лежащую где-то в северных морях. Иберния, так назвал ее Рауль. Я удивился и перебил неугомонного рассказчика:

— Иберния? Как может такое быть? Разве не так зовется страна, по которой мы идем, пользуясь ее гостеприимством?

— Иберния, а не Иберия, — медленно, отчетливо выговаривая каждую букву, произнес он и продолжил, не обращая на меня более никакого внимания, чем уже в который раз изрядно рассердил меня. Но я решил не устраивать пока ссоры, справедливо полагая, что сейчас еще не время для этого. Меня давно раздражало его поведение, и несколько раз я уже намеревался предложить ему следовать своей дорогой, но что-то удерживало меня от этого шага. Рауль говорил безучастно, смотря вдаль, как будто видел там нечто неведомое, а быть может, и ту самую благословенную страну, о которой он вел свой рассказ.

— Так жили они спокойно в своей маленькой деревушке, но однажды на дороге показался тот, кто назвал себя богом-изгнанником. Созвал он их всех и спросил, хотят ли они стать великими, хотят ли они получить многие богатства этого мира. Не называя своего имени, сказал он им, чтобы звали они его Дагда, ибо будет он добр с ними и научит разным полезным вещам.