Страница 24 из 34
- А если наверху узнают о нашей самодеятельности?
- Не догадаются. Погода - она от Бога. Не сложились благоприятные климатические условия. В Академгородке, конечно, поймут, но жаловаться не будут. Они слишком гордые. Признать открыто, что мы умеем управлять погодой, а они нет - значит признать наше превосходство. Естественно, тогда у них спросят: уважаемые товарищи, за что вам государство деньги платит? А это грозит оргвыводами, кто же на это пойдет? И потом, победителей не судят.
- А если я откажусь?
- Не советую. Секрет вашего изобретения нам известен. Мы поручим эту работу другому сотруднику. У вас же будут осложнения с отпуском, и мы пересмотрим проект приказа о премиях.
***
Два мужика с толстыми шеями (у каждого в руках по полной авоське с бутылками пива) наблюдают взрыв атомной бомбы. Комментируют:
- М-да, нынче не то. Вот в прошлый раз был гриб так гриб! А это что? Так, сыроежка...
***
Свадьбы! Свадьбы! Едут черные "Чайки", едут черные "Волги", прокатные, украшенные цветами и лентами. К дому подъезжают, непрерывно сигналя... Выскакивают гости, жених выносит на руках невесту в фате... Мы идем с Ирой, скромно, по-будничному одетые, мимо комнаты для женихов - выставка манекенов в одинаковых черных костюмах, - мимо комнаты для невест - там белым-бело, старичок открывает нам дверь зала - миниатюрная копия вокзального помещения для пассажиров дальнего следования, шепот: "За шампанское уплатили?" - благообразная женщина с улыбкой теледикторши начинает говорить, незаметно нажимая на кнопку - из динамиков со скрежетом вываливается свадебный марш Мендельсона, - нам вручают бумаги и поздравляют.
И большой кабинет ресторана, и гости - все сослуживцы, и оркестр - все ребята, с которыми когда-то вместе играли... Шум, смех, стук отодвигаемых стульев, звон бокалов, вилок, ножей, на столе оргия бутылок, распластанные пуши салатов, огни люстр отражаются в заливной рыбе. Голоса требуют тишины, кто-то поднимается, чтобы произнести первый тост, - а в дверях стоят Алена и Наташка.
***
Гром, треск, литавры, бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию, - и на длинном помосте, осыпаемом крупным конфетти с цветных театральных юпитеров, появляется Колобков...
***
(Вместе мы у начальничка начинали, невзрачный был паренек, за сигаретами в буфет всегда его посылали - как он изменился! и откуда такая важность?)
***
...И костюм на нем американский мерцает, словно шкура, содранная с радуги, и штиблеты американские, и носки американские, и сорочка американская, и галстук американский, и подтяжки американские. И сам Колобков двигается демонстрационной походкой, достает американскую зажигалку, закуривает "честерфилд", потом замечает меня, делает ручкой и протягивает "яву" - угощайся. И машина въезжает в зал, длинная и серебристая, как акула империализма, сама въезжает, и дверца распахивается, и Колобков уже за рулем, и меня за собой тянет, меня, простого смертного, в американскую машину! И машина на красные светофоры иглой проходит перекрестки, проскальзывая под кузовами грузовиков...
***
(Помнится, в коридоре, когда совсем подыхали со скуки, то с Колобковым разговоры заводили, а тут я, захлебываясь, торопясь, выкладываю ему про себя, рад-радехонек, что он меня слушает, и Колобков изредка, сквозь зубы, изволит комментарии давать.)
***
- Ну?
- В бюро прогнозов ошиваешься?
- Небось какой-нибудь старик, больной ревматизмом, вам погоду отгадывает?
- Сертификатов никогда в руках не держал?
- Зарплату вам платят в рублях?
- Смешно! А ведь говорили: слушайся умных людей!
(Колобков, Колобков, как же мне смелости набраться,
как мне решиться вопрос задать, во сне-то, в страшном сне, когда чувствуешь - бьют тебя, а сам руки поднять не можешь?)
- Скажи мне, Колобков, где ты служишь? Давно ушел из конторы?
Колобков, выскребывает из зубов американскую резинку (кажется, он собирается предложить ее мне):
- Из конторы я ушел, из комитета ушел, из треста ушел, из министерства ушел, я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, - но все на повышение, на укрепление. Понял?
А вот и дом тридцатиэтажный, кирпичный, с лоджиями, дом, который построил ЖЭК. А в лифте - кондишн. А у Колобкова - пятикомнатная квартира.
В прихожей - большой, лохматый, "Шанелью" надушенный, помесь сенбернара с интерьером, на задние лапы встает, "плиз" по-собачьи говорит.
Приглашает Колобков:
- Входи, не боись, смотри, как умные люди живут.
Вхожу. Смотрю.
На письменном столе полные комплекты "Америки", "Плейбоя", "Вечерней Москвы", "Футбол-хоккея", "Работницы". Телевизор американский. Проигрыватель американский. Магнитофон американский.
По комнатам меня водят. Обстановку показывают.
Ковры из Ирландии. Мебель из ОАР. В шкафу висят костюмы шведские и норковая шуба из Туниса.
На кухне холодильник гренландского производства. В морозилке телятина (вчера самолетом из Индии доставлена), на полках яйца польские, масло датское, сыр голландский, гренки финляндские, осетрина суданская, виски "Королева Анна". Но мне Колобков "калгановую" наливает.
Сидим. Пьем. Телефон звонит. А Колобков даже не шевелится. Может, его из посольства требуют, из Внешторга кто-то добивается, или, страшно подумать, из комиссионного магазина, - а Колобков не шевелится. Гляжу: автоматическое устройство, американский компьютер, трубку снимает и на чистом русском языке отвечает: "Сам дурак!"
Колобков ухмыляется:
- Во техника!
- А кем ты работаешь, Колобков?
- Неважно кем, важно - где! Из заграницы не вылажу. В комитете при ЮНЕСКО заседаю. Вместе с представителями Пакистана, Конго и Колумбии обсуждаем электромагнитное поле Сатурна. Но Сатурн пока не виден. Так что работа непыльная и сроки не поджимают.
- Как же тебе удалось устроиться, Колобков?
- Секрет прост. Главное - быть круглым, без углов. Не за что зацепиться, понимаешь? И допуск, парень, конечно, допуск. И анкета. Чистая анкета. А у тебя, говорят, аморалка в личной жизни? Первый отдел не утвердит.
- Но ведь надо что-то делать?
- Наоборот. Не надо. Иначе наделаешь делов, наломаешь дров. Тот, кто ничего не делает, не ошибается. У нас, как у минеров, - ошибся и сгорел.
- Что же с тебя требуется?
- Ловкость рук. Ловкость рук - и никакого мошенничества!
- Зачем ты меня позвал, Колобков?
- Мне прогнозисты позарез нужны. Чтоб точный прогноз давали. Прогноз на завтра: с какой ноги встанет мой начальник! Если бы я хоть за сутки это знал, какая бы жизнь пошла! И тебя не обижу, в люди выведу, в Женеву референтом возьму, заграничные шмотки накупишь.
- Заманчиво, Колобков, ох как заманчиво! Но что я ребятам скажу, моим товарищам, с которыми сайру на свет ловил в море Охотников, с которыми спирт в Певеке давили в субботние дни, - моим товарищам что сказать, с которыми в шестидесятиградусный якутский туман ожидали по утрам служебный автобус. Что мне сказать ребятам из Тикси, которые в пургу меня искали, когда мы разошлись с напарником по лееру, - что мне сказать ребятам в телогрейках и штормовках, с которыми мы ругались и спорили, веселились, на стену лезли с тоски, читали друг другу письма с материка, мечтали, фильмы старые смотрели, науку опровергали и открывали, показания счетчика записывали, приборы ремонтировали, карту анализировали, лед в кухню из озера носили - что мне сказать ребятам, с которыми мы вместе работали, дело делали?
- А ты ничего не говори. Вернешься из загранки, подари каждому по импортной шариковой авторучке, увидишь, как они обрадуются...
***
В магазине отпускают мясо и колбасу только сотрудникам нашего института. Я бегаю по отделу, занимаю деньги. Потом с рюкзаком к прилавку. Продавец почему-то в кредит дает мне два апельсина. Повезло, полный рюкзак продуктов! Но как его переправить домой? Ведь я опаздываю. В моем кармане лежит билет на самолет. Я не знаю, на какой рейс, я не знаю время отправления - но понимаю, что опаздываю, что надо лететь.