Любовь инженера Изотова

"Ну их!" - решил Алексей и отдал лилии босой и совершенно голой маленькой девочке, у которой на шее болтался на веревке ключ. "Чудесная девочка", - подумал Алексей, оглянувшись. Девочка смотрела ему вслед.

"А Тасе я куплю розы".

Тася приезжала в воскресенье.

Казаков достал машину, и они поехали на вокзал.

Машина, мягко пружиня, ехала по главной улице, шелковые голубые занавески давали голубую тень. Машина изнутри была обита голубым шелковистым плюшем. Это был "ЗИЛ" директора завода.

Алексей удивился, когда увидел, что за машину взял Казаков у "одного знакомого".

- Какого черта?.. - начал Алексей, когда Казаков открыл перед ним дверцу серебристо-серого "ЗИЛа".

Казаков дернул Алексея за рукав и глазами показал на шофера. Алексей знал директорского шофера, раза два видел его на черном кожаном диване в приемной. Это был разбитной, красивый, кудрявый парень. На диване, в компании других таких же разбитных шоферов, он громко обсуждал заводские дела, международные проблемы и переругивался с секретаршей. Алексей, пожав плечами, сел на голубое прохладное сиденье. Он мог встретить Тасю на такси.

Пахло цветами - Алексей купил розы, красные и белые, большой букет.

Казаков понюхал розы и задумчиво сказал:

- Цветы. Начинается твоя новая жизнь. Счастливый! Завидую!

- Только слишком голубые сиденья для моего зада, - сказал Алексей.

Казаков расхохотался.

Шофер обернулся и показал:

- Здесь строится наш больничный городок, больница уже готова, видите? Говорят, в Москве еще такой нет, по последнему слову науки и техники.

"Она стоит в вагоне у окна, смотрит, - думал Алексей, и сердце его колотилось и замирало. - Неужели она сейчас будет здесь?"

- Там умирать не будут, - сказал Казаков, нюхая розы.

- Вы не смейтесь, Петр Петрович, говорят, очень хорошие аппараты там есть. Надо будет полечиться.

- Чего ты лечить собираешься, больной? - грубовато-покровительственным тоном, каким разговаривают подчиненные с шоферами и детьми своих начальников, спросил Казаков.

Мелькают краны, фундаменты и стены с квадратиками окон.

- Вот вы смеетесь, Петр Петрович, а у меня печень больная, продолжался разговор.

- Много водки пьешь, - отвечал Казаков, посмеиваясь.

- Интересно, когда я пью? Я с утра до ночи за баранкой, теперь еще рыбалка у нас, так что и ночью работаешь. Когда пить?..

- Бедняга!

Мимо пронеслись две легковые машины с надписью крупными белыми буквами: "Консультанты".

- Что они консультируют? - спросил Алексей. - Что за консультанты такие?

Казаков и шофер не знали.

Сейчас он увидит Тасю, услышит ее голос.

- А что? - сказал Казаков. - Разве плохо было бы, если бы по городу разъезжали консультанты и давали бы консультации по всем вопросам жизни? Спокойные седые люди, которые бы все знали, мгновенно бы соображали...

- Неплохо, - громко засмеялся шофер, - очень даже неплохо.

- Чтобы мы уж совершенно прекратили сами думать, - сказал Алексей, - и стали бы полными идиотами.

Сказал и удивился: "О чем это я? А не все ли равно, о чем! Еще сорок минут осталось. Еще тридцать девять".

Машина ехала теперь по узким, кривым, мощенным булыжником улицам, мимо деревянных одноэтажных домиков с окнами, сплошь заставленными розовыми и алыми цветами с густой темно-зеленой листвой, мимо скамеек, заборов и старых, косо растущих деревьев. Это был маленький старинный деревянный городок, который срастался с тем, новым, каменным. Но пока еще он был сам по себе и носил свое собственное название.

Мелькали голубые ларьки с пивом, вывески на домах: "Парикмахерская", "Фотография", "Починка часов", "Окраска обуви" и, наконец, коротко "Мастир".

- Сердце пишется через "д", - сказал Казаков.

- Что это значит? - осведомился Алексей.

- Когда я учился в девятом классе, я написал учительнице дарвинизма записку с объяснением в любви. Писал долго и вложил в записку все свое сердце, не вдаваясь в подробности, как оно пишется. Написал "сертце", очень волновался. А она громко прочитала фразу и сказала: "Сердце пишется через "д". Мне казалось, что все поняли, кто писал и вообще все. Это была, конечно, страшная подлость с ее стороны.

Шофер засмеялся.

- Не гони, не гони, - сказал Казаков.

- Дело под горку, катится само.

- Гони, - попросил Алексей.

Тася вышла из вагона и остановилась. В светлом плащике, в розовой косынке, она стояла у вагона и улыбалась. Увидев Алексея, она бросила чемодан и сумку и, раскинув руки, подбежала к нему.

- Я не верила, что еду. Ехала и все время не верила, - смеясь, говорила она, поднимая к Алексею свое изменившееся, очень яркое лицо.

Он крепко обнял ее, прижал к себе.

- Что в тебе изменилось? - спросил Алексей. - Девочка моя ненаглядная. Ты еще красивее стала.

- Да, правильно, - засмеялась Тася. Она загорела, и ее продолговатые зеленые глаза особенно выделялись на потемневшем румяном лице, а волосы были почти белыми.

- Петя! - окликнул Алексей приятеля и познакомил его с Тасей.

- Это замечательно, что вы приехали. Посмотрите наш завод, вам будет интересно. Будем ездить на рыбалку, варить уху. Любите? - Улыбаясь всем широким лицом с угольными бровями, Казаков крепко пожимал руку Таси.

- Очень, - отвечала Тася, - очень люблю. Рыбу удить, плавать, на лодке кататься и грести люблю.

"Все врет, - радовался Алексей, - сама говорила, что грести не умеет".

У витрины привокзальной парикмахерской Тася задержалась. Там были выставлены модели причесок. Она прочитала вслух: "Любительская. Фантазия. Демократическая. Юность мира".

- Вот такую я себе сделаю, - показала она. - Юность мира.

Потом она увидела уличные весы, и все трое взвесились.

Алексей взял Тасю под руку.

- Еще весы, - сказала она весело. - Тщательный контроль над весом приезжающих граждан.

- Прошу вас! - Казаков открыл дверцу машины.

Тася села, поздоровалась с водителем, улыбнулась. Она сидела очень прямо и свободно. Так же села бы она в телегу, в кузов грузовика, так же бы улыбнулась и поехала.

На сиденье лежал букет роз. Тася прижала цветы к лицу.

- Розы, - сказала она. - Какие хорошие.

Шофер несколько раз с любопытством оглянулся на нее.

- Это баня, а не машина, - как бы извиняясь, сказал шофер, обращаясь к Тасе и показывая на дизельный грузовик, который в клубах черного вонючего дыма поднимался в гору и не давал себя обогнать.

- То, что вы видите, еще не город, эти домики к нам отношения не имеют. Наш город новый, красивый, - объяснял Казаков. - Вам понравится.

- Я иногда думаю, - сказала Тася, - а что, если бы я родилась не в Москве, а в таком вон домике, за вон той геранью...

- Может быть, там родился маршал авиации, - сказал Алексей.

- Возможно. А если не маршал, а если жить так всю жизнь, за этими окнами, жить и жить? И ничего больше не знать? И здесь состариться и уже быть старушкой? В железных очках.

Шофер обернулся.

- Там городской парк, на обрыве. Хотите посмотреть?

Для шофера Тася была женщиной из Москвы, которую директор приказал встретить на своей машине. Он не знал, что Казаков попросил эту машину для Алексея и Терехов дал как любезный хозяин уважаемому гостю.

- Если вы не устали, - добавил шофер.

- Пожалуй, сейчас не стоит, - небрежно ответила Тася, и шофер решил, что она, наверное, жена или дочь какого-нибудь московского начальства.

- Тогда прямо в гостиницу? - вопросительно сказал Казаков.

- Везите куда хотите! - засмеялась Тася. - Я привыкла слушаться. Здесь очень хорошо. Мне даже кажется, что я приехала в рай.

Алексей улыбнулся. Его неправильное лицо с большим, отчетливо шишковатым лбом и далеко расставленными карими глазами делалось очень привлекательным, когда он улыбался.

И Тася тихо сказала ему:

- Улыбайся почаще.