Страница 25 из 31
— Хёрдис! •— сразу воскликнула она. — Ты не видела…
— Что? — с хищным любопытством мгновенно отозвалась Хёрдис.
Ингвильда помедлила, посмотрела ей в лицо, хотела что-то сказать, даже открыла рот, но передумала и отвела глаза.
— Нет, — тихо сказала она. — Ничего. Ингвильда вышла из девичьей. Хёрдис окинула покой быстрым взглядом: постель Ингвильды была оправлена кое-как, словно ее только что переворачивали, а шкуры возле нее лежали слишком ровно — заново оправленные после встряски. В девичьей витал запах пыли, а Бломма с преувеличенным рвением провинившейся копалась в ларе с рубашками.
— Что вы тут ищете? — спросила у нее Хёрдис.
— А? — Бломма повернулась к ней, вид у нее был смущенно-испуганный. — Мы,.. Она велела… Не знаю.
Хёрдис хмыкнула и пошла прочь. Все ясно. Только одну вещь в доме могут искать с таким испугом и смущением — огниво. Вернее, могли бы, потому что его еще никогда не теряли.
Ингвильда брела через двор, внимательно, но без надежды глядя себе под ноги, и пыталась собраться с мыслями. Она с детства любила порядок и никогда ничего не теряла. А потерять такую дорогую вещь, как огниво, ей казалось почти преступлением — ведь оно принадлежит не ей, а всему роду, всем потомкам! Ей было стыдно и тревожно. Конечно, она потеряла его не дома, а где-то там, на берегу или в ельниках. Ее сильно смущала мысль о том, что придется отвечать на расспросы. «Где ты была сегодня?» «А зачем ты туда пошла?» «Кто там с тобой был?» Как признаться отцу, что она бродила по долинам с Хродмаром? Как он это примет, что скажет, что подумает? Ингвильда не привыкла смущаться или бояться ответственности за свои поступки, и ее очень угнетало положение, которое, скажем, Хёрдис, привыкшая к чужому неудовольствию, перенесла бы с легкостью. Эти неизбежные будущие вопросы мучили Ингвиль-ду даже сильнее, чем сама потеря огнива. Но деваться было некуда.
Возле молочной она наткнулась ка мать.
— Ингвильда! Что с тобой? — воскликнула фру Альмвейг, увидев лицо дочери. — Ты не больна?
На ум ей мгновенно пришла «гнилая смерть»; одной рукой прижав к груди горшок со сливками, фру Альмвейг другой рукой пощупала у дочери лоб. Ингвильда покачала головой:
— Я… — Ей было трудно произнести вслух страшное известие, но душа ее уже изнемогала, хотелось поделиться с кем-нибудь этой тяжестью. — Я потеряла…
Она не договорила, но опустила глаза к груди, к цепочке. Фру Альмвейг проследила за ее взглядом, и глаза ее вдруг стали огромными — она заметила, что огнива нет.
— Ты потеряла огниво!
Ингвильда молча закивала головой, глаза ее наполнились слезами. Фру Альмвейг поставила горшок со сливками прямо на землю и всплеснула руками. Она тоже не находила слов. По лицу Ингвиль-ды потекли слезы, и фру Альмвейг поспешно обняла дочь, как будто хотела спрятать.
— Отец убьет нас! — сказала Альмвейг, торопливо оглядываясь, как будто искала здесь же, на дворе, какое-то средство спасения. — Ты хорошо поискала?
Ингвильда молча кивнула, вытирая слезы о плечо матери. Она перерыла всю свою лежанку, одежду и шкуры во всей девичьей. Но это были не поиски, а лихорадочная дрожь — она хорошо помнила, что огниво было с ней, когда она утром уходила с усадьбы, а значит, искать его дома бессмысленно.
— Надо сказать отцу, — решила фру Альмвейг. — Не знаю, что он сделает с нами, но он должен знать. Пусть он сам прикажет искать. Может, он знает, как заставить огниво вернуться. Ведь твоя бабка говорила, что оно само возвращается.
— Оно возвращается, только если украдено, — безнадежно сказала Ингвильда. — А если потеряно… то нет, вроде как… сами виноваты. Так оно и будет лежать где-нибудь под камнем, пока его не найдут тролли…
Фрейвид, узнав о произошедшем, помрачнел и нахмурился.
— Когда ты видела его в последний раз? — спросил он у Ингвильды, не обращая внимания на ее слезы.
— Утром, — выговорила она. — Когда я одевалась, оно было. А когда я пришла, его не было.
— Куда ты ходила?
— К Озерной долине.
— А там ты искала?
Ингвильда покачала головой. Фрейвид тут же велел созвать людей. Все население усадьбы, от мальчишек до стариков, от рабов до гостей-хёльдов отправилось на поиски. Фрейвид обещал нашедшему огромное серебряное блюдо, еще его отцом вывезенное из уладских земель. Все были наслышаны о знаменитом родовом амулете Смидингов, и толпа возбужденно гудела.
— Ты хоть сама помнишь, какой дорогой ты шла? — спросил Фрейвид у Ингвильды.
— Я шла по тропе… — неуверенно ответила она. — Где «смотрельные камни».
Свой путь она помнила, но ей было слишком неловко об этом говорить. Отец еще не догадался спросить, зачем она ходила рано утром к Озерной долине, но вот-вот догадается!
— Надо собаку! — завопил Хар, обрадованный пришедшей догадкой. — Я возьму Чуткого! Он сразу найдет, какой дорогой она шла!
— Молодец! — чуть прояснившись лицом, Фрейвид погладил Хара по волосам. Видно, и из младшего сына со временем выйдет толк, если он в десять лет уже такой сообразительный. — Скорей тащи его сюда!
Чуткий, черный песик с белой грудью, с острой мордочкой, ростом был едва побольше кошки, но отличался завидным нюхом и редким умом. Его ушки стояли торчком, в глазах горел охотничий азарт, крепкие лапки не знали усталости. Хар сам вырастил его и очень гордился своим песиком.
— Чуткий, нюхай! — велел мальчик, приведя пса к Ингвильде и ткнув носом в подол ее платья. — А теперь ищи!
Хар подтолкнул собаку к воротам усадьбы, и Чуткий, мигом поняв, что от него требуется, проворно побежал за ворота. Его нос не отрывался от земли, и лишь иногда он оглядывался, проверяя, идут ли за ним люди. Чуткий мог бы гордиться — за ним валила нешуточная толпа. Фрейвид запретил людям высовываться впереди собаки, чтобы не затоптать след Ингвильды, и Чуткий уверенно бежал вперед.
Вот он пробежал через Копье, вступил в Озерную долину. Вся усадьба шла следом, внимательно глядя под ноги и переворачивая камешки, но огнива нигде не было. Вот Чуткий выскочил на маленькую моховую полянку возле озерца, закружился у выступа елового корня. Здесь он уселся и поглядел на Хара с чувством выполненного долга.