Невиновных нет

- Нужно было, а иначе... - сказал наконец Виксне.

- Это понятно, - хмуро ответил рябой Лащев.

- Теперь заляжем "на дно". Будем ждать звонка.

- Надо в Ростов позвонить армянину, сказать, что товар есть, но задерживаемся.

- Ладно, спать пошли. Больно уж тягостный день был.

- Дай зажигалку.

Рябой закурил, Виксне пошел в туалет. Через пятнадцать минут они погасили свет, улеглись...

7. ПОИСКИ. МОСКВА. СЕГОДНЯ

Опыт вырабатывает стереотипы, которые становятся правилами для любого следователя. Зуйков отправился к жене покойного Фиты на дачу.

Невысокая полная женщина с осунувшимся белым лицом и красными от слез глазами, она проводила его в большую, хорошо, по-городскому обставленную комнату. Сели в кресла напротив друг друга.

- Евдокия Федосьевна, я вынужден буду задавать вам очень разные вопросы, так что вы уж извините, ежели какой-нибудь покажется бестактным.

Она молча кивнула, потом растерянно спросила:

- Почему он так сделал? Или это он... не сам?

- Постараюсь все выяснить. Нужно время... Вы круглый год живете на даче?

- Почти. Он любил тут отдыхать. Свежий воздух, лес. Когда бывал свободен, ходил на прогулки и летом, и зимой.

- А городская квартира?

- Там поселились дети: сын, невестка и двое внуков. У них есть квартира, но далеко, метро "Сходненская".

- Как чувствовал себя последнее время Анатолий Иванович? Настроение-то как?

- Как обычно. Работал-то ведь много. И у себя в комитете, и в Госдуме. Иногда бывал хмур, когда уставал очень. А так, как обычно.

- Не жаловался на здоровье?

- Нет, он был человек здоровый, слава Богу.

- Не случалось ли, что Анатолий Иванович не ночевал дома?

- Никогда! - резко ответила она. - Вы имеете в виду, что...

- Имею.

- У вас есть основания подозревать?

- А у вас? - спросил Зуйков.

- Нет, он был однолюб!

"Милая ты моя, - подумал Зуйков. - Все мы однолюбы до первой подножки хорошей ножки". Затем спросил:

- В тот вечер, накануне случившегося, ничего не насторожило вас в поведении Анатолия Ивановича?

- Был молчалив, раздражителен, поужинал и сразу поднялся к себе.

- Такое случалось прежде?

- Иногда, когда он очень уставал.

- Никто не звонил ему?

- Поздно, кажется около одиннадцати, позвонили. Я спросила у него, кто это, он ответил, что Ада. Это его секретарша.

- А потом он лег спать?

- Нет. Сказал, что хочет подышать свежим воздухом и вышел. Вернулся минут через двадцать. Я уже была в постели, читала.

- Вы знали, что у него есть пистолет?

- Нет. Никогда не видела, и он никогда не говорил.

- Чем занимается ваш сын?

- Он офицер. Военный переводчик с английского и немецкого.

- А где он служит?

Она назвала.

- Какие между ними отношения?

- Прекрасные. Они очень любили друг друга.

- Евдокия Федосьевна, мне нужно осмотреть комнату Анатолия Ивановича. Вы не подниметесь со мной?

- Но она опечатана.

- Я знаю...

Это была небольшая уютная комната под самым чердаком. Диван-кровать, два кресла, письменный стол, пять полок с книгами, Зуйкова удивило, что две полки занимало пятидесятитомное издание всемирной детской литературы, на остальных - разрозненные издания: Пикуль, Булгаков, словари, справочники. Выборочно полистав книги, Зуйков присел к столу. В тумбах стола с десяток папок. Зуйков стал листать бумаги в них. Это были документы - деловая переписка, копии приказов и постановлений Совмина, и все - давнее, еще с тех времен, когда Фита по должности своей был связан с заводами, где делалось разное оружие - от стрелкового до бронетехники и авиации. Ничего интересного Зуйков не нашел. В столе был единственный широкий выдвижной ящик. В нем Зуйков обнаружил: футляр с часами - подарок к пятидесятилетию от какого-то Евсения Николаевича, о чем свидетельствовала гравировка на обороте, судя по дате, подарок восьмилетней давности; еще один футляр, в нем очень красивая, дорогая авторучка "Пеликан" с золотым пером, которой не пользовались; потертая федоскинская шкатулка с изображением женщины в белом платье, сидящей в саду на скамье, внизу, видимо, фамилия автора рисунка "Буканова Н. 1950". В шкатулке, схваченные кольцом два ключа: один, похоже, от гаражного замка, другой - обычный; и, наконец, маленький блокнот, новый, уголки страниц не залоснились, не загнулись. Записей в нем почти не было. Блокнот размером с ладонь, на обложке серебряное тиснение "USSR MORFLOT". На первой странице графы (по-английски) "Фамилия", "Домашний адрес", "Почтовый код", "Телефон", "Служебный адрес", "Телефон", "Факс", кроме первой графы, где рукой владельца вписано "Фита А.И.", были незаполнены. На следующей странице столбиком шли рисунки-символы всех пароходств СССР. Скажем, значок с расстральными колоннами, а напротив него напечатано "Ленинградское пароходство" и адрес его. Затем шла страничка с указанием времени всех стран мира по Гринвичу с цифрой разницы относительно московского времени; и, наконец, страница с перечнем всех стран мира и названием их валют. Во всем этом длинном списке подчеркнута шариковой ручкой была лишь Франция: "FRANC = 100 CENTIMES".

Зуйков, отложив блокнот, взял в руки ключи.

- Вы не знаете, что за ключи, Евдокия Федосьевна? - спросил Зуйков женщину, молча наблюдавшую за его действиями.

- Нет.

- Не от гаража? У вас есть машина?

- Машина есть. А ключи от гаража висят на кухне на гвозде. А эти ключи никогда не видела. Я к мужу в стол не заглядывала, у меня своих ящиков на кухне достаточно.

Еще Зуйков нашел тут же черный пакет от фотобумаги с пачкой хорошо исполненных и отпечатанных на агфовской бумаге снимков. Это были летние, как говорят, дачные фотографии семейства Фиты: сам, его жена, сын с невесткой и внуки.

- Хорошие снимки, - сказал, перебирая их, Зуйков.

Она кивнула, глаза ее наполнились слезами.

- Анатолию Ивановичу понравились?

- Да. Не все, правда, несколько штук он порвал.

- Что так?

- Не знаю.

- Порвал и выбросил?

- Да.

- А какие?

- Он мне не показал. Изорвал и все. Я даже обиделась, а он сказал: "Барахло".

- Куда же он выбросил?

- Не помню.

Больше смотреть тут было нечего. На самой столешнице, кроме стопки чистой бумаги, ничего не было. Зуйков хотел было уже встать, но наклонился, заглянул под стол. В это время внизу позвонили в дверь.

- Я спущусь? - не то спросила, не то сообщила женщина.

- Да, пожалуйста, - сказал Зуйков. Под столом он увидел плетенную из пластиковых лент корзину для мусора. На дне ее что-то было. Он вытащил корзину. В ней лежали изорванные на очень мелкие кусочки фотографии. Взяв со стола лист бумаги, Зуйков завернул их аккуратно и сунул в карман пиджака, в другой положил ключи, найденные в шкатулке, в боковой карман сунул блокнот. Вышел, поразмыслил, и на всякий случай дверь опечатал.

Спустившись вниз, услышал голоса в прихожей. Жена Фиты сказала: "Спасибо большое, Аркадий Ильич, все у меня есть". - "Смотрите, если что надо, не стесняйтесь, мы с женой всегда рады будем помочь".

Увидев вышедшего Зуйкова, жена Фиты сказала:

- Это наши соседи по даче. Вот Аркадий Ильич последним в тот вечер и видел Анатолия Ивановича.

- Да-да! - как-то гордо сказал сосед. Это был человек лет семидесяти, в синих спортивных брюках, в такой же блузе, поверх которой надета теплая куртка, и в кедах.

- Если вы не прочь, мы побеседуем, а, Аркадий Ильич? - предложил Зуйков.

- Бога ради! - откликнулся сосед.

- Евдокия Федосьевна, а вы не знаете, кто делал фотографии? - спросил Зуйков.

- Почему же не знаю? Корреспондент телевидения Желтовский, они были хорошо знакомы с Анатолием Ивановичем, приятный, веселый человек.

- Он хороший мастер, - кивнул Зуйков, думая о своем. - Ну что ж, Евдокия Федосьевна, я на первый случай вроде закончил. Вы уж извините, служба такая. Да, комнату наверху я все же опечатал. Может еще раз придется заглянуть, не обессудьте.