Страница 18 из 29
Способствует развитию правозащитного движения и неразумная линия поведения властей. Власти пытаются всем управлять, все контролировать.
- Талантливый художник хочет рисовать так, как подсказывает ему его талант. Так нет, бюрократ тут как тут: "Не сметь! Рисовать, как я велю!". И вот оппозиционное движение художников вливается неиссякаемым потоком в общее правозащитное движение.
- Люди хотят сочинять стихи, перекладывать их на музыку и петь. Вместе с тем есть люди, которым позарез охота слушать эти песни. Но бюрократ снова тут как тут: "Не дозволю!" И вот новый приток в общий поток правозащитного движения.
- Но вот уже не притоки, а могучие потоки. Бюрократ вмешивается и в дела религии. Он хочет, чтоб и Бог шагал в одном строю с дьяволом. С верующими государство ведет настоящую и все более жестокую войну. И что удивительного в том, что миллионы верующих примыкают к правозащитному движению?
- Но к настоящему, большому сражению идет дело в национальном вопросе. Продолжающиеся дискриминация и геноцид выселенных с родной земли малых народов и политика русификации в национальных республиках вызывают все возрастающий протест. И национальное движение тоже вливается в общий поток правозащитного движения.
"Правда" в уже цитировавшейся статье говорит, что буржуазная пропаганда, обращаясь к диссидентам, создает "видимость существования некоей "оппозиции"... Да нет! Речь идет не об оппозиции, а o нарастании могучего гнева народного. Конечно, правозащитное движение не организовано и потому представляет собой скорее моральную, чем физическую, силу. Но и при таком его состоянии правительству теперь вряд ли удастся воспользоваться опытом новочеркасских событий 2 июля 1962 года. В случае нового возмущения трудящихся с ними придется объясняться словами, а не пулями. Власти знают об этом и беснуются. Нет такой ругани, какую не обрушили бы газеты на диссидентов. Так с "отщепенцами", с "ничтожной группкой", которая "не представляет опасности", не разговаривают. Сочинив сказочку, они представляют дело так: в стране имеется несколько отщепенцев, растленных типов, которые согласились за деньги банков Манхеттена и Сити поставлять клеветническую информацию западным пропагандистским центрам и, одев на себя личину борцов за права человека, поставляют эту информацию.
Трудно сказать, чего в этой "страшной" сказочке больше - глупости или бессовестной лжи. При наших-то слежках, подслушиваниях, перлюстрациях, чтобы люди могли годами клеветать! Да ведь клевету и опровергнуть можно. А если не опровергаешь, а просто глушишь радиостанции, которые передают неугодные тебе сведения, то какая же это клевета? И каким это образом удается этим агентам жить и работать легально? И почему они даже не пытаются скрыться? Ведь вы в печати гремите, предупреждаете: "Берегитесь, мы сейчас за вас возьмемся!" А они и ухом не ведут и продолжают трудиться, работают до последнего часа и идут на многие годы в тюрьму, лагерь, ссылку.
Нет, все, что пишут советские газеты о "диссидентах", ложь. Даже советские суды никогда не устанавливали диссидентского "сотрудничества" с зарубежными антисоветскими центрами, не уличили в том, что они получают деньги из сейфов "РС и РСЕ за клеветническую информацию" ("Правда" 22. 02. 77 г.). Наоборот, мы неоднократно гласно доказывали, что судят диссидентов по фальсифицированным делам. Газетная клевета имеет самое ограниченное назначение - ввести в заблуждение советское общественное мнение, убедить неинформированных трудящихся, что в стране действуют засланные извне враждебные силы. Истинной правды о судах над диссидентами рядовому гражданину никогда не скажут.
Участники правозащитного движения никогда не предпринимали противозаконных действий. Они и вообще действовали только, когда ни за что судили их товарищей. В этих случаях они шли к зданию суда и там скорбно стояли во все время процесса. В зал их никогда не допускали и ловили малейший повод, чтобы придраться к кому-нибудь и уволочь в милицию на 15- суточное осуждение "за хулиганство". Когда затем публиковался правдивый диссидентский отчет о процессе, власти и это действие признавали преступным.
Уважаемые читатели, я рассказал одну лишь правду о всех течениях диссидентского движения. Скажите, как можно предать суду участников петиционной кампании? Предавали, и в большом числе. Но... не за петицию, а "за... распространение клеветнических измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй", или "за ... антисоветскую пропаганду". Как это делается? Очень просто. Из петиции берутся наиболее неприятные факты нарушений законов властями и без какой бы то ни было проверки переносятся в обвинительное заключение как клеветнические. Что бы обвиняемый ни говорил в доказательство правильности изложения фактов, - суд не принимает это во внимание, каких бы свидетелей он ни выставлял, - суд не вызывает. Голословные утверждения обвинительного заключения переписываются в приговор и служат основанием для назначения жестоких сроков заключения.
По такому обвинению находится длительное время в заключении Мустафа Джемилев.
По такой же схеме действуют и с участниками правозащитного движения, которые разоблачают факты нарушения прав человека. Вопреки истине рассказ об этих фактах объявляется клеветой, а дальше все идет по описанной выше схеме. За всю историю советского строя не было случая, чтобы факты, названные следователем клеветническими, подверглись беспристрастной проверке. Не было случая, чтобы суд потребовал подтверждения клеветнического характера тех или иных фактов. Раз действия властей в свете проверенных фактов выглядят неблаговидно, - значит, это не факт, а клеветническое измышление. Таким способом были осуждены очень многие, в том числе и Сергей Ковалев.
Аналогично фабрикуются обвинения верующим. Наиболее стойких защитников религиозных свобод тоже обвиняют в "клеветнических измышлениях", хотя они никогда не приводят ни одного непроверенного факта. Если кто сомневается, прочтите рассказ "Хроники" о процессе видного деятеля Церкви евангельских христиан-баптистов Георгия Петровича Винса. Все обвинение соткано из лжи и лицемерия, но "за клеветнические измышления" осужден Г. Винс.
Если Вы, дорогой читатель, думаете, что труднее осудить писателя за его произведения, исполнителя собственных песен или свободного художника, то Вы жестоко заблуждаетесь. Если совсем нечего сказать, даже лживо, в подтверждение, то на помощь приходит психиатрия. И люди прямо с закрытых процессов летят в "специальные психиатрические больницы". Таким путем попали туда, например, исполнитель самодеятельных песен Петр Старчик и до сих пор (многие годы) томящийся там художник и писатель Юрий Белов.
Таким образом, Вы, читатель, видите, что в советских газетах пишется злобная клевета на диссидентов. Это люди, внутренняя сущность которых несовместима с самим понятием преступления. Движет нами истинная боль за друзей, попавших под колеса машины подавления, стремление помочь друг другу во всем и жертвуя всем, даже своей свободой. А этого всегда приходится ждать, когда выступаешь со смелыми разоблачениями в защиту незаконно репрессированного. Среди диссидентов почти нет богатых людей. Но материальную помощь нуждающемуся всегда окажут. Приведу только один пример. Конец 1968 года. Мы, как селедки в бочку, набились в квартиру Ирины Корсунской послушать рассказ Л. Алексеевой, которая только вернулась от Ларисы Богораз, отправленной в ссылку - в Чуну Иркутской области (за участие в демонстрации на Красной площади в знак протеста против оккупации советскими войсками Чехословакии) . Л. Алексеева закончила рассказ вторичным подчеркиванием того, что "хуже всего с жилищем. Квартиру снять негде, т. к. жилье - обычные деревенские дома. Значит, можно снять лишь койку и жить вместе с хозяевами. Лучше всего купить бы дом, но где взять денег? Подходящий стоит около 3 тысяч".
- Надо собрать, - предложил кто-то.
- Ну, откуда! Такую сумму? - выразила сомнение Л. Алексеева.