Страница 4 из 26
Да, Авель вспомнил, как однажды, лет пять тому назад, мать рассказывала ему о его деде, своем отце, в 1939 году участвовавшем в велопробеге по маршруту Судак - Феодосия. В поселке Планерское специально для рабочих земснарядов, добывавших песок на строительство Феодосийского порта, был проведен митинг. Впрочем, поселок имел и другое название "Коктебель", происходившее от тюркского, начертанного на гробнице пророка Ездры словосочетания - Ге Тепе Или - "Край Синих Холмов". Иначе говоря, Край Вечности.
Парк Вечности.
Воздухоплавательный парк.
Митинг было решено провести на горе Планеристов - совершенно плоском сланцевом городище, скорее имевшем форму длинного, покрытого мятой глиняной скатертью-плащаницей стола-реликвария, на котором по традиции Древней церкви было принято устраивать погребальные трапезы.
Свое название гора получила еще в 20-х годах из-за проводившихся здесь летных соревнований. Также в основании килового холма находился некрополь погибших планеристов - запутавшихся в буксировочных тросах или стропах парашюта, раздавленных огненным воздушным потоком, ушедших вместе с металлической, клепаной машиной под воду, задохнувшихся в облаках горчичной пыли, ослепших во время прямого полета на солнце, зарубленных пропеллерами аэропланов, попавших в грозовой фронт и оглохших оттого, замерзших, сгоревших, не сумевших посадить планер на резко обрывающийся каменным уступом отрезок гравийной дороги.
Так вот, по бревенчатым взвозам участники велопробега поднимались на гору Планеристов, где их уже встречали духовой оркестр и выстроившиеся шпалерами мотористы из самокатной роты, расквартированной тут при строительстве поселковой электростанции.
Отец матери приехал тогда в Коктебель во втором десятке участников, потому что на перевале Сюрю-Кая у него сломался велосипед и пришлось самому менять заросшую смазкой цепь и чугунные номерные педали. Поглазеть на поломку собрались изумительно зеленоглазые мусульмане, ютившиеся около перевала в кувуклии, сложенной из желтых осыпающихся плит известняка, с пряно пахнущими испражнениями неповоротливыми сколопендрами на низком потолке.
Жара.
По лицу стекает густой, как лампадное масло, пот. Вот, горячий.
У некоторых зелень в глазах была даже водянистой, пурпурной, с переливами.
Они кланялись. Рты их были затянуты грязными, растрепавшимися от долгого ношения полотенцами. Воды не было.
Пустыня.
Во дворе, перед кувуклией, на скамьях лежали завернутые в циновки мертвецы. Высохшие на полуденном солнце, они не нуждались, совершенно не нуждались в захоронении в земле.
Муэдзины?
Трамвай остановился.
Авель вздрогнул. Надо было выходить.
Они жили с матерью в районе Провиантских складов.
"Где теперь ты, брат Каин? За окном идет снег, и ты, наверное, лежишь на кухне у плиты, отвернувшись к стене, выкрашенной коричневой масляной краской. По стене ползают жуки. Ты говоришь: "Боже мой, Боже мой Единственный, я погибаю". Ты разговариваешь сам с собой, потому что рядом никого нет. Ведь сразу после войны твой брат Авель оставил тебя и вместе с матерью уехал из Воронежа в Ленинград, а ты просил его не покидать тебя, потому как участковый врач - пахнущий формалином андроген - признал тебя склонным к алкоголизму, суициду и неврастении".
"Синдром Мусоргского". Болезнь Альцгеймера. Болезнь забвения. Какие-то абсолютно не связанные друг с другом вспышки памяти при существующем знании, что эти разрозненные обрывки необходимо соединить в хронологической последовательности: Рождество, подвиги веры, Успение, чудеса после Успения.
Знание, знание.
"Прииде ко мне, возлюбленный брате, поклонись моим немощам, напои меня живой водой, которая хранится в буфете, заставленном священными сосудами".
И вот, приходится долго греметь немытой посудой, потом переворачивать инвалида на другой бок, связывать его поручами, ложкой разжимать ему зубы и вливать в рот ту самую живую воду, освященную на Крещенское водосвятие в баптистерии Акатова монастыря.
Авелю неприятно думать об этом.
В сентябре 1941 года Провиантские склады сгорели.
Ночью проснулись от страшного грохота стреляющих в небо ракетами шиферных крыш. Пластовый мармелад, хранившийся в деревянных поставцах, плавился и по водосточным трубам вытекал на улицу, где пожарные собирали его в бочки из-под топлива и пробовали на вкус. "Ничего, ничего, съедобно",- приговаривали.
...в комодах-поставцах, в которых сохранились печатные узоры в виде двухглавого дракона, сжимающего в крючьях восьмиконечный крест и монгольскую нагайку с вплетенными в нее бубенцами в виде конских черепов, хранились еще и пресные хлебцы, шоколад, сухофрукты, пересыпанные толстым слоем сахара куличи, божки, а также выпотрошенные с открытыми беззубыми ртами рыбы, чеснок.
Чеснок помогает страждущим от демонов!
Просыпались еще и потому, что было светло, как днем. До рези в глазах. Все выходили на улицу и проверяли часы. Тогда же просыпались и собаки, обычные бездомные собаки, живущие в отопительных коллекторах и парадных, чесали задними лапами свои острые, наподобие елок уши, настороженно слушали шум воды внутри брезентовых кишок, выпущенных из выкрашенных красной краской железных шкафов, гул хриплых, надсаженных голосов пожарников, вдыхали жар обрушившихся перекрытий и паленого мяса, выли, вероятно, от страха и голода.
Тошнило.
Бросало в холодный пот-иней.
Иней. Понос.
Из глубины канализационных колодцев поднимались пузыри и оглушительно взрывались под самым небом - следовало распирать зев. "Э-эх".
О пожаре на Провиантских складах Авелю уже потом, после войны и блокады, рассказала сестра матери - Тамара Вениаминова. Ее муж, пропавший без вести на Литовском фронте, кажется, имел родственное отношение к Святителю Иннокентию Вениаминову. Ну, конечно, пытался скрывать свое происхождение, однако после контузии, полученной в самом начале войны, у него на лице проступило изображение навершия владычного посоха. Был немедленно арестован и отправлен в тыл, в дисбат, но довольно скоро амнистирован и возвращен в часть со специальным разрешением командования носить бороду и усы, чтобы по возможности скрывать густо-красного цвета таинственный знак святительского достоинства.
Так он и исчез где-то под Клайпедой-Мемелем... Вениаминов.
Память святого Иннокентия совершается 31 марта и 23 сентября.
А у Тамары была "заячья губа", и потому она говорила крайне невразумительно, неразборчиво, заикалась, захлебывалась, была вынуждена постоянно протирать мохнатый, покрытый острыми морщинами подбородок носовым платком.
Могло показаться, что она проглатывает тяжелый дрожжевой воздух, и он густеет у нее во рту, превращаясь в невыносимо вязкое, тягучее повествование о том, как однажды ночью за чтением "Исповедания грехов повседневного" ей было видение простоволосого растрепанного старика, одетого в ветхое, с мерлушковым воротником пальто и высокие войлочные унты с подшитыми к ним кирзовыми пятками. Старик долго молчал, бесшумно шевеля острыми, бледными, выцветшими губами, едва различимыми в нимбе седых усов и бороды, а потом совершенно внезапно оглушительно завопил: "Уморю голодом, потоплю кровию и сокрушу демонов!" Заморгал глазами с выступившими на них от сильнейшего крика слезами и исчез.
К утру следующего дня от Провиантских складов осталось лишь пепелище, а Тамара Вениаминова все продолжала стоять у окна и наблюдать за исчезновением ночи с ее красными сполохами пожара, за прибавлением дня с его бутылочно-бирюзовым цветом, за выходящим из ворот дома напротив старьевщиком в коротком, проросшем на локтях грязной ватой полушубке.
Кричали: "Иван, праведный Иван, забери у нас вещи, потому что их некому носить, ведь все отошли ко Господу - папа, мама, бабушка, младший брат, прислуга". Уснули навсегда.
Вот вечность.
Авель спал в коридоре у двери черного хода, а мать с сестрой - в комнате.
В комнате было два окна.