Брат Каина - Авель

Гуреев Максим

Брат Каина - Авель

Максим Гуреев

Брат Каина - Авель

Повесть

Брат спасает брата.

Брат посылает брата на верную погибель.

Силою Честнаго Животворящего Креста Господня брат исцеляет брата от гнойного перитонита.

Брат держит брата за левую руку.

Брат принуждает брата к воровству.

Брат сочувствует брату, подвергнутому наказанию плетьми за совершенное им злодеяние.

Братья присутствуют на аэродроме и наблюдают за полетом планера, выполняющего фигуру "треугольник".

Брат охраняет сон брата.

Планер покачивает узкими острыми крыльями с нарисованными на них красными звездами.

Теперь-то они живут в разных городах и редко видят друг друга, а раньше, еще до войны, братья жили с матерью в Воронеже, близ Акатова монастыря в покатой или даже "окатой" местности. Кажется, рядом с колхозным рынком, где всегда торговали "трупами" - хрустящими песком на зубах, почерневшими от огня и прогорклого масла пирогами-рогами с "живцом". Старший брат догонял младшего, хватал его за рваный, липкий от тощей, заросшей волосами шеи ворот, оттопыривал этот ворот, заглядывал туда, находил там несвежее белье, подтяжки и тряпки находил, а потом лупил брата по голове, спине и по заднице, орал: "По жопе! По жопе тебя!" Дерущихся разнимала соседка по бараку, растаскивала их за волосы - сопящих, вспотевших, вонючих, пускающих ветры. Черт знает что такое!

Вот они - плоскогрудые, с выкатившимися из орбит наканифоленными глазами целующиеся близнецы. Как каролинги в длинных подрясниках, из-под которых выпячиваются круглые, как у беременных, наполненные газами татуированные животы - "семисвечник", "магическая змея", "всадник на коне побивает копием дракона", "крест", "невообразимой величины обоюдоострый ноготь на мизинце правой руки", "пещера Адама", "год смерти". Скучали, сидя у моря. Смотрели на воду. Птицы клевали хлебные крошки прямо с лица.

Отца арестовали за то, что он отпилил чугунную ногу, как многие говорили, балерине "Ольге Лепешинской", хотя, конечно, о портретном сходстве речи и не шло. Она стояла на одной из башен на Страстной площади.

"Ольга Лепешинская" пробила декоративный гипсовый балкон, на котором во время праздников крепили опутанную проводами воронку громкоговорителя, упала во двор и убила лифтера Рахматулина.

Отца, конечно же, сразу арестовали.

Дело оказалось в том, что он застрял в лифте, когда спускался с крыши, никак не мог из него выбраться, кричал, пытался как раз вызвать лифтера, не зная, разумеется, что тот уже мертв и лежит во дворе рядом с бетонным канализационным колодцем, где обычно курил и где был настигнут чугунной балериной, пригвоздившей его своими пуантами к вытоптанному, обоссанному собаками газону. Боже мой, он просто ненадолго оставил свой пост в парадном под лестницей...

Так вот, крики отца в лифте услышали жильцы и почему-то сразу вызвали милицию. Может быть, они едино подумали, что в парадном происходит нападение?

Не подозревая ни о чем, отец тем временем, прибегнув к помощи той самой ножовки, которой он отпилил ногу "Ольге Лепешинской", перерезал дверную решетку и выбрался на лестничную площадку. Здесь его уже ожидали конвойные... Как-то все глупо получилось.

Вскоре после этого крайне неприятного случая, ведь отец очень сожалел о том, что все так получилось с лифтером Рахматулиным, последовала его высылка с семьей в Воронеж.

Отец каждый день слушал радио, а потому ждал войны со дня на день, и она наступила - с дежурствами по подъезду, с низким, пахнущим авиационным керосином небом, с ночными бомбардировками - налетами тяжелых, мерцающих в свете прожекторов бронированных монопланов, с черно-белой, исцарапанной ржавым грейфером кинохроникой, с рыжими фотографическими снимками, с мумиями, обнаруженными во время рытья противотанковых рвов на окраине города.

Археология.

Глиптотека - коллекция керамики, каменных изваяний, слепков.

Пинакотека - собрание живописи. В частности, известная Старая Мюнхенская Пинакотека, расположенная на левом берегу реки Изар в старой части города недалеко от университета "Людвиг-Максимилиан". Во время второй мировой войны здание Пинакотеки значительно пострадало от бомбардировок авиации союзников. Особо руководством третьего рейха ценились Альбрехт Дюрер и Альбрехт Альтдорфер, как наиболее полно выражавшие величие немецкого духа и арийской расы. Иероним Босх же был признан умалишенным и, как всякий умалишенный, подлежал изоляции в гетто вместе с рожденными его больным воображением копошащимися, мучнистыми голыми телами пучеглазых асмонеев и коптов.

Глиптика. Все выставленные на полках и в шкафу гипсовые слепки разных частей человеческой головы посыпались на пол. Впрочем, каждый слепок имел свой бумажный жетон с инвентарным номером, и поэтому собрать вновь выбеленную мелом голову величиной с добрый плетеный короб для хранения посуды не составляло особого труда. Но не пришлось. Понеслись во двор, приклеившись к подошвам сапог, обмазанных пахучим авиационным тавотом.

Во дворе сушилось белье, а на врытых в землю скамьях были разложены ковры и подушки с вышитыми на них орлецами. Здесь же, на примятой траве, слепки или то, что от них осталось, раскладывали рядами, разумеется, уже безо всякого анатомического смысла, потому что жетоны волочились по земле, рвались в клочья и несомые сильным, с привкусом паленой фанеры ветром терялись в кустах.

Из-за забора доносились бессвязные крики и мерный гул заведенных двигателей, как из-под земли, как из преисподней, как из бойлерной, как из расположенной в подвале насосной станции.

Посмертные маски Александра Пушкина и Николая Гоголя, руки Петра Чайковского, подбородок Николая Пирогова скрепя сердце приходилось выбрасывать в мусорные баки, за которыми каждое Божее утро в поселок приезжали рабочие сборщики мусора. Они доставали из-за пояса специальные брезентовые рукавицы и принимались за работу.

В одно такое Божее утро, 18 мая 1935 года, на поселок рухнул огромный восьмимоторный аэроплан. Снес несколько деревянных домов и взорвался перед зданием почты. Все сорок два пассажира и восемь членов экипажа, бывших тогда на борту, погибли. Начался сильный пожар, но во второй половине дня пошел, слава Богу, сильнейший дождь и погасил тлевшие остатки кадившей резиной и человеческими волосами авиационной гондолы.

Приходилось бродить по разрытым и размытым поселковым огородам, собирая разбросанные взрывом планшеты, целлулоидные козырьки фуражек, химические карандаши и карты, а потоки воды, лившиеся с низкого, буквально упиравшегося в голову неба, все более и более усиливались. Смеркалось под деревьями, посаженными вдоль прямых, обозначенных однообразно выкрашенным в зеленый цвет штакетником улиц.

Темнело, но электричество не включали, потому что, падая, аэроплан порвал все провода в поселке.

Парило.

Братья смотрят.

Брат говорит брату: "Сгинь!"

Брат держит брата за правую руку.

Самолет стоит на летном поле, и при помощи специальных шлангов его заправляют керосином. Ветер усиливается. Развеваются флаги. Полосатая аэродромная колбаса все более наполняется норд-норд-остом и наконец лопается.

Братья крепко прижимаются друг к другу.

Потом самолет приковывают цепями к двум тракторам, которые выкатывают его на взлетную полосу. Регулировщик в белой, подхваченной под подбородком кожаным ремешком фуражке поднимает высоко над головой попеременно красный и желтый флажки, а затем начинает совершать ими вращательные движения. По радио сообщают, что двигатели запущены. Регулировщик кладет флажки на землю. Теперь он придерживает руками фуражку, чтобы ее не сорвало ураганом, поднятым острыми мельхиоровыми пропеллерами. Тяжело переваливаясь на огромных велосипедных колесах, аэроплан, оставляя за собой колеи, заполняемые выдавленной водой, начинает разгоняться, затем отрывается от земли и исчезает в низкой, косматой облачности. Через четыре минуты полета он столкнется с планером, не справившимся с сильнейшим встречным ветром, и упадет на поселок. По рассказам очевидцев катастрофы, разбросанные взрывом останки погибших потом еще долго находили на деревьях, в огородах и на крышах домов.