Страница 15 из 42
- И документацию по истребителю "Еврофайтер" вы не добывали?
- Я не занимался технической разведкой, не работал по этой линии. Что же насочиняли-то обо мне столько? Полная чушь!
- Так, чтобы на супершпиона тянуло. А вы от всего отказываетесь. За что же вас, интересно, повышали?
- За конкретные результаты в работе - так это называется. Они измерялись количеством реализованных единиц информации. Добывал какую-то информацию из имеющихся в твоем распоряжении источников, оформлял, направлял в инстанции и получал соответствующую оценку.
- Вы отвечаете как разведчик, то есть ничего не отвечаете. А тут еще бывший шеф восточногерманской разведки Маркус Вольф вас обидел. Рассказал, что бронзовую медаль "За заслуги перед Национальной народной армией ГДР", которую вам там вручили, давали чуть ли не каждой секретарше, если за ней не числилось грубых нарушений.
- Все правильно сказал Маркус Вольф. И ничего обидного в его словах нет. Скорее наоборот. Он просто подтвердил, что у меня не было грубых нарушений. Только медаль по-моему называется не "за заслуги", а "За выдающиеся заслуги перед Национальной народной армией ГДР".
- Вы не ждете каких-то сенсационных публикаций о вас, скажем, в той же Германии?
Ближе к выборам, например.
- Нет... Честно говоря, нет.
Довольно смешно читать всю эту ерунду в газетах. Вот сейчас я не без любопытства узнаю, что в западных странах ищут агентов, которых я завербовал. Чушь все это.
Ведь наши друзья, так мы называли сотрудников госбезопасности ГДР, дублировали все, что мы делали. Это все сохранилось в их архивах. Поэтому нельзя сказать, что я занимался какими-то тайными операциями, которые были вне поля зрения местных гэдээровских органов власти, в данном случае органов госбезопасности.
Мы значительную часть работы проводили через граждан ГДР. Они все там на учете.
Все прозрачно и понятно.
И обо всем этом известно немецкой контрразведке.
Я не работал против интересов Германии. Это абсолютно очевидная вещь. Более того, если бы это было иначе, то я после ГДР не въехал бы ни в одну страну Западной Европы. Я же не был тогда таким высокопоставленным чиновником, как сегодня. А я выезжал много раз, в том числе и в Германию. Мне даже некоторые сотрудники МГБ ГДР писали письма, когда я уже работал в Петербурге вице-мэром. И на одном из приемов я так сказал германскому консулу: "Имейте в виду, я получаю письма, это мои личные связи. Я понимаю, что у вас там кампания какая-то против бывших сотрудников госбезопасности, их ловят, преследуют по политическим мотивам, но это мои друзья, и я от них отказываться не буду". Он мне ответил:
"Мы все понимаем, господин Путин. Какие вопросы? Все ясно". Они прекрасно знали, кто я и откуда приехал. Я этого и не скрывал.
ЛЮДМИЛА ПУТИНА:
Конечно, жизнь в ГДР очень отличалась от нашей: чистые улицы, вымытые окна - они их раз в неделю моют, обилие товаров, не такое, как в Западной Германии, наверное, но все же лучше, чем в России. Еще меня одна деталь поразила. Пустяк - не знаю, стоит ли и рассказывать вам? Это, знаете, как немки развешивают белье.
Утром, до работы, часов в семь, они выходят во двор. Там стоят такие металлические столбики, и каждая хозяйка натягивает свою веревку и ровными-ровными рядами вешает белье на прищепки. Все одинаково.
У немцев был очень упорядочен быт, да и уровень жизни выше, чем у нас. Думаю, что и получали сотрудники МГБ больше, чем наши ребята. Я могла судить об этом по тому, как жили наши немецкие соседи. Мы, конечно, пытались экономить, копили на машину. Потом, когда вернулись, купили "Волгу". Часть зарплаты там нам платили в немецких марках, часть в долларах. Но мы особенно и не тратили деньги, разве что на еду. Мы же ни за что не платили - жили в казенной квартире с казенной посудой. В общем, жили на чемоданах и мечтали вернуться домой. Очень хотелось домой! Правда, мы хорошо чувствовали себя в ГДР. Четыре года прошло, а за эти четыре года страна и город, в котором живешь, становятся почти твоими. И когда рушилась Берлинская стена и стало уже понятно, что это конец, было такое ужасное чувство, что страны, которая стала тебе почти родной, больше не будет.
"КАК НАКАРКАЛ!"
- Если немецкая контрразведка, как вы говорите, знает все о вашей деятельности в ГДР, то это означает, что она знает все и о тех, с кем работали вы и разведгруппа. Вся ваша агентура провалена?
- Мы все уничтожили, все наши связи, контакты, все наши агентурные сети. Я лично сжег огромное количество материалов. Мы жгли столько, что печка лопнула.
Жгли днем и ночью. Все наиболее ценное было вывезено в Москву. Но оперативного значения и интереса уже не представляло - все контакты прерваны, работа с источниками информации прекращена по соображениям безопасности, материалы уничтожены или сданы в архив. Аминь!
- Когда это?
- В 1989-м. Когда начали громить управление Министерства госбезопасности. Мы опасались, что могут прийти и к нам.
- Но ведь тех, кто громил МГБ, можно понять, вам так не кажется?
- Можно, вот только форма, в которую вылился их протест, вызывала досаду.
Я из толпы наблюдал, как это происходило. Люди ворвались в управление МГБ.
Какая-то женщина кричала: "Ищите вход под Эльбой! У них там узники томятся по колено в воде!" Какие узники? Почему под Эльбой? Там было помещение типа следственного изолятора, но не под Эльбой, конечно.
Конечно, это была обратная реакция. Я понимал этих людей, они устали от контроля со стороны МГБ, тем более что он носил тотальный характер. Общество действительно было абсолютно запугано. В МГБ видели монстра.
Но МГБ тоже было частью общества и болело всеми теми же болезнями. Там работали очень разные люди, но те, кого знал я, были приличными людьми. Со многими из них я подружился, и то, что сейчас их все пинают, думаю, так же неправильно, как и то, что делала система МГБ ГДР с гражданским обществом Восточной Германии, с ее народом.
Да, наверное, были среди сотрудников МГБ и такие, которые занимались репрессиями. Я этого не видел. Не хочу сказать, что этого не было. Просто я этого лично не видел.