Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 72

- Но он же тоже...

- Ну и что?

На этом разговор окончился, потому что дверь распахнулась и вошла Катерина, но у Сергея остался неприятный осадок.

Он очень скоро переселился обратно в свой номер, но Виктора от этого реже видеть не стал.

Заходила к нему и Катя, и полиция, и конечно Марина. Все утешали, ободряли, а полиция еще и расспрашивала. Ободрения ему были уже не нужны, он и сам чувствовал, что идет на поправку, а от расспросов начинала болеть голова и в глубине души зарождалась ярость. Так что визиты эти его не очень трогали.

Он чувствовал себя прекрасно и, что самое главное, ему снова хотелось жить. Он перестал хоронить себя заживо. От этого на душе становилось легко и приятно.

Когда он засыпал, он оказывался в госпитале, и рядом снова сидел Виктор, и они снова говорили о чем-то.

А потом появлялась молоденькая медсестра очень приятного вида, и Виктор начинал к ней клеиться, а потом, когда она выходила из палаты, если конечно раньше не выходил Сергей, он непременно говорил Виктору:

- Витя, кончай свои кобелиные штучки.

На что Виктор с неизменной улыбкой отвечал:

- Так это ж во сне. Ты себя контролируешь, когда спишь?

Потом он просыпался, лежал у себя в номере на кровати и все повторялось заново: Виктор, Катя, Марина, полиция. Так шло время. Он почти поправился. Он уже ходил и чувствовал себя, как раньше, будто ничего и не произошло, но врачи почему-то держали в постели. Шло время.

В то утро он проснулся разбитым и разозленным, правда непонятно почему. Все вроде бы было как всегда и во сне и на яву. Во сне его выписали из госпиталя, и они с Виктором со дня на день должны были вновь отправиться на фронт. Это его не огорчало, но когда он проснулся, то чувствовал себя препаршиво.

Он лежал на кровати и курил. Привычку эту он подцепил месяца три назад. Когда Виктор в первый раз увидел его с сигаретой, он наиграно выпучил глаза и с испугом в голосе сказал:

- Сережа, ты же не ку!..

- Как видишь, уже ку, - мрачно отозвался Сергей.

- Ну тогда дай закурить, - улыбнулся Виктор.

Сергей вспомнил эту сцену, а потом ту, другую, еще более раннюю в вагоне поезда:

- Браток, закурить есть?

- Я не ку...

А потом воспоминания нахлынули и покатились тяжкой волной, и на душе стало совсем мерзко. Из меланхолии его выдернул стук в дверь. Не открою, подумал Сергей, ну кто это может быть? Полиция? Ну ее на хер. Виктор? Зайдет попозже, не развалится.

Стук возобновился с нарастающей настойчивостью. Может это Катя? Да, было бы совестно ей не открыть после всего того, что она для него сделала, но лучше так, чем сорвать на ней зло. И все-таки не хорошо, ведь он жив только благодаря ей.



Да, нет! Не Катя это! Катя тактична, чего это ей стучать если не открывают? А ведь стучат уже третий раз. Но кто это тогда? Может Марина?

- Встань, открой и посмотри, болван, - пробурчал он себе под нос.

В дверь постучали в четвертый раз. Он поднялся с кровати, потопал к двери. Вот всегда так, подумал Сергей, решишь не открывать, а потом открываешь, а надо быть твердым до конца.

Он открыл дверь, на пороге стоял жизнерадостный железный болван и помигивал лампочкой. Сергей чертыхнулся, решил, что больше в жизни на настойчивый стук дверь не откроет.

- Чего тебе? - недовольно спросил Сергей.

- Вам письмо.

Робот протянул конверт, поклонился и пошел куда-то по коридору. Сергей взял конверт, закрыл дверь и вернулся на кровать. Он глянул на письмо. Оно могло быть только от нее. Светка, подруга детства жившая с ним и его родителями в соседнем доме, не признавала компьютера и писала письма старым способом. Он рассмотрел конверт, ну точно! Сергей растянулся на кровати и распотрошил конверт, предвкушая удовольствие. На листе бумаги было красивыми печатными буквами написано:

"Сережа, сегодня умерла Наталья Сергеевна..."

Дальше шли подробности о том, что Светка зашла к ним домой и обнаружила спящую, как она подумала в начале, Наталью Сергеевну, а потом выяснилось, что она не спит а мертва. А еще позже приехал доктор и сказал, что это голодная смерть. Но он уже не видел того, что там написано. Строчки поплыли перед глазами, в ушах зашумело, а в голове, как молотком, долбило: Сережа, сегодня умерла Наталья Сергеевна. Умерла Наталья Сергеевна. Умерла мама.

Умерла мама! Умерла мама!!! Умерла... умерла. Умерла! Умерла!!!

Умерла... НЕТ! НЕ-ЕТ!!! Он кажется крикнул в голос, но не обратил на это внимания. Он не хотел верить. Он не мог верить, но больше ничего не оставалось, потому что внутри сидело чувство потери, опустошенности.

Ему захотелось бежать, кричать и выть.

Потом, через вечность, которую он провел лежа на кровати и глядя в потолок, это прошло. Прошло все, осталась только пустота. Больше ничего не хотелось: ни бежать, ни кричать, ни выть, ни валяться на кровати - ничего. А самое главное не хотелось жить!

Он встал, положил письмо на тумбочку и вышел на балкон. На балконе было свежо, дул легкий ветерок, но он ничего не чувствовал. Он подошел к загородке и посмотрел вниз. Где-то далеко внизу была земля. Такая твердая, подумал он. Ничего, это будет быстро и не больно, больно было раньше.

Вдруг вспомнились дурацкие философствования на тему: что есть самоубийство? Слабый поступок сильного человека, или сильный поступок слабого? Глупость. Белиберда!

Может еще глупый поступок умного, или умный поступок глупого? Смелый трусливого, или трусливый смелого? А может это трезвый поступок пьяного, или пьяный поступок трезвого? Хм, средний поступок среднего человека? Нет! Чушь собачья! Бред. Самоубийство это последний рывок отчаявшегося человека, это против основного инстинкта - инстинкта самосохранения, но это как рефлекс. Это никакой поступок никакого человека. Уже не человека, потому что он был уже не человек. Он был человеком раньше и может быть будет им после, но не сейчас. Хотя нет он никогда уже не будет человеком!

Он решительно перекинул ногу через перила...

А жаль...

Он перелез через перила, еще держась за них, глянул вниз. Хотя не очень-то и жаль, ведь он сможет ощутить чувство свободного полета, как в детстве во сне.

Чувствуя, что в нем снова что-то шевельнулось, какие-то чувства, он злясь на себя еще раз глянул вниз, решительно отпустил перила и шагнул в никуда.