Оружие скальда

— Послушай! — вдруг сказал альв и поднял руку. Ингитора прислушалась. Откуда-то издалека донесся пронзительный детский крик.

Морской берег вдруг исчез. Она снова была в темной спальне. И из угла, где стояла лежанка Одды, раздавался плач девочки.

— Что ты, моя маленькая, моя хорошенькая, моя золотая! — ласково бормотала Одда, мигом проснувшись и укачивая свою дочку.

Другие женщины тоже проснулись от крика. Ингитора села на своей лежанке, с трудом соображая, где она. Морской берег и альв, с которым она только что говорила, казались ей гораздо более настоящими, чем эта спальня и шевелящиеся тени женщин.

— Она не мокрая! — сказала Одда. — И есть она не хочет! В чем же дело? Моя крошка никогда не кричала по ночам просто так! Может, ей опять явился тот… Какой-нибудь злой дух?

Женщины обеспокоенно заговорили, а Ингитора вдруг воскликнула:

— Нет, нет! Не злой дух!

Ей вспомнился отец, спустившийся к ней из палат Валхаллы, его слова о том, что будущий властитель Квиттинга родится дважды и одно рождение ему еще предстоит.

— А что же это? — Одда и другие женщины повернулись к ней.

— Она кричит потому, что она только что родилась! — объявила Ингитора свою догадку. — Ведь она родилась до срока! Настоящий срок ее рождения пришел только сейчас!

Женщины загомонили, Одда принялась путано высчитывать сроки, но Ингитора была уверена в своей правоте.

— Должно быть, ты права! — сказала ей хозяйка. — И говорят, что дети, которые рождены дважды, умирать тоже будут дважды. Это большая удача для твоей дочки, Одда.

Ингитора поднялась с лежанки, подошла к Одде и взяла девочку у нее из рук. Далла уже успокоилась. Ингитора смотрела в ее маленькое личико, уже сейчас вызывавшее в памяти черты Бергвида, и не жалела ни о чем. Она держала сейчас на руках росток будущего, мирного и доброго.

Трехрогий Фьорд лежал на пересечении границ трех племен: квиттов, фьяллей и раудов. Неподалеку от него находилось древнее святилище, посвященное Светлому Бальдру, покровителю раудов. В нем и решили закрепить брак Торварда конунга и Вальборг. Пусть Бальдр, охранитель мира, будет покровителем новой семьи и нового союза двух племен. Он подходит для этого гораздо больше, чем воинственный Тор или однорукий Тюр, которого не зовут миротворцем.

— Перед ликами богов я клянусь взять в жены эту женщину, Вальборг дочь Хеймира, и любить и оберегать ее до тех пор, пока пламя погребального костра не разлучит нас! — говорил Торвард конунг, положив руку на золотое кольцо, вставленное в руки деревянного идола Бальдра.

После него клятву верности дала Вальборг, а знатные люди из фьяллей и раудов, хозяев святилища, засвидетельствовали брак. Усадьба Трехрогий Фьорд наполнилась гостями. С самого утра здесь готовили угощенье — хозяйственная жена Ульвкеля Бродяги и мечтать не могла, что ее дому выпадет такая честь, как свадьба конунга. На почетном месте напротив Торварда сидел Рагнар — волею судьбы ему пришлось на сговоре и свадьбе заменить родичей невесты.

Сама невеста сидела, как и полагалось, в середине женского стола. Начало пира не обошлось без маленького спора. В середину стола Торвард велел посадить по бокам Вальборг Ингитору и Одду. Против соседства Ингиторы новая кюна фьяллей не могла возражать, но сесть рядом с Оддой она поначалу отказалась. Разговорчивые женщины Трехрогого Фьорда уже успели рассказать ей, кто такая эта женщина с маленькой девочкой на руках. Сначала Вальборг обрадовалась, что «новый конунг квиттов» оказался вовсе не побочным ребенком самого Торварда, но и сидеть рядом с бывшей рабыней ей было оскорбительно.

— Не думала я, конунг, что ты захочешь так унизить твою жену прямо на свадьбе! — строго сказала она Торварду.

Торвард посмотрел ей в глаза. Душа его была полна горечи, и любое неприветливое слово Вальборг могло вызвать бурю. Но он сдержал готовый вспыхнуть гнев. Вальборг не виновата. Не будь на свете Ингиторы, он первым восхитился бы решением смелой дочери Хеймира и признал бы его наилучшим способом преодолеть раздор. Но Ингитора на свете была. Боги потребовали от них тяжкой жертвы. Так пусть она не окажется напрасной.

— Меньше всего я хотел бы обидеть мою жену, — спокойно ответил Торвард, но Вальборг опустила глаза. Она уже понимала, что в новом доме ее власть над челядью будет больше, чем в доме родителей, но власть ее над мужем будет неизмеримо меньше того влияния, которое она имела на родителей и даже на брата. С этим нужно было смириться, но на это требовалось время.

— Одда не рабыня, она вдова конунга, и она мать будущей кюны квиттов, — продолжал он. — В этом она не уступит тебе, будущей матери конунгов фьяллей. Положение Одды — одно из условий моего примирения с твоим родом, кюна Вальборг. Ты знала об этом.

Да, вчера ей рассказали обо всех условиях. Но вчера она была слишком захвачена волнением, состоится ли этот брак, и не вникала в те условия, которые непосредственно не касались ее.

Торвард не сказал прямо: «Я распоряжаюсь в этом доме». Но весь его вид, и голос, и даже шрам на щеке внушали Вальборг трепет и почтение. Может быть, ей и удастся со временем научить мужа прислушиваться к себе. Но пока требовалось не потерять его. Вальборг уже поняла, что он любит Ингитору. В другое время она посчитала бы ниже своего достоинства стать женой человека, сердце которого отдано другой. Даже отец не уговорил бы ее на это. Но вернуться домой, даже если бы Торвард не стал препятствовать ее возвращению, казалось ей еще менее почетным. Кюна Вальборг была умна и понимала, когда время для гордости, а когда — для уступчивости.

Свадебный пир был в разгаре, Торвард и гости поднимали кубки во славу богов и предков. Вдруг к Ульвкелю подошел один из его хирдманов и, склонившись, что-то прошептал хозяину на ухо. Ульвкель отставил свой кубок, лицо его вытянулось. Взгляд его устремился к Торварду.

— Что ты такой кислый, Бродяга? — Сосед Снеколль толкнул его локтем. — Проглотил кислую ягоду? Поблагодари своих женщин — они их собирали.

— Что тебе больше понравилось бы, Победитель Китов, — вызвать конунга из-за стола или передать ему неприятное известие? — спросил в ответ Ульвкель.