Оружие скальда

В один из погожих дней она вышла прогуляться к морю. Близился срок, когда Торвард обещал вернуться, чтобы узнать, нет ли вестей от слэттов. Ингитора ждала этих вестей с не меньшим нетерпением. Она боялась, что Снеколль ненароком выдаст Эгвальду что-то такое, что еще хуже запутает все дела. Конечно, самым надежным способом склонить Хеймира конунга и Эгвальда к миру было ей самой поехать и убедить их, но Ингитора не решалась этого сделать. Она верила в любовь Эгвальда и знала: пока она здесь, он вынужден будет даже против воли хранить верность всем обещаниям, которые дал Торварду.

Вместе с ней пошли хозяйские дети — Ингитора до сих пор путала, кто из мальчиков и девочек числом не меньше десятка приходится законными детьми Ульвкелю, а кто побочными, и обращалась со всеми равно приветливо, так же как и сам Ульвкель, — пошла Одда со своей девочкой и Асвард. Ингитора настояла, чтобы Асвард не ходил больше ни в какие походы, а оставался с ней и с Оддой.

— Одда не рассказывала тебе, что ей сегодня снилось? — спросила Ингитора. — Ей приснилось золотое ожерелье, которое было несколько раз обвито вокруг Даллы прямо поверх пеленок. Она была очень рада — говорила, что это обещает девочке богатство и почет.

— Хотел бы я, чтобы это было так! — с прежним невозмутимым спокойствием, в котором звучала затаенная насмешка, ответил Асвард. Он не сводил глаз с Одды; она стояла шагах в десяти от них, показывая девочке что-то далеко в море. — Я плохой толкователь снов. Больше всего я рад тому, что Гейр больше ни разу не приходил к ней.

— А почему он к ней приходил? — спросила Ингитора. — Одда еще в Усадьбе Конунгов рассказывала мне, что ей является дух мальчика с окровавленным копьем. Но почему ей? Он должен был являться Ормкелю или хотя бы Торварду. А в чем виновата Одда?

— Мертвые знают больше живых. Это мы с тобой думали, что за смерть Скельвира и Гейра должны мстить фьяллям. А они, мертвые, знают, что в той обманной битве виноваты четыре колдуна. А колдуны устроили все это ради того, чтобы слэтты и фьялли, в особенности Торвард конунг, не мешали Бергвиду Черной Шкуре. И Гейр мстил Бергвиду. Но в сны самого Бергвида он, как видно, не мог пробиться даже с копьем. А может, даже духу было в тех снах слишком страшно. И он мстил его близким, его жене и ребенку. Думаешь, отчего Далла каждый раз принимается плакать, если на глаза ей попадется копье? Она тоже видела те страшные сны, бедняжка.

— Бедная! — ахнула Ингитора. — Но почему он перестал приходить?

— Потому что Бергвида больше нет. Гейр видел, что отомщен достойно. Ведь он помог тебе найти Одду.

— А мой отец? Почему же он тогда говорил, что мстить нужно Торварду?

— Вы спрашивали его слишком рано. Тогда еще не прошло трех суток с его смерти, дух не успел войти в Валхаллу и знал немногим больше живых. Теперь, я уверен, Скельвир хёльд сказал бы тебе другое. Чем дальше отходишь, тем лучше видишь.

Ингитора задумалась. Для нее было бы большим облегчением знать, что отец не осудит ее за отказ от мести Торварду. Убежденность в этом много помогла бы ей приблизиться к счастью.

— Послушай, флинна, — вдруг прервал молчание Асвард. — Ты лучше знаешь, что на уме у Торварда конунга. Что он думает делать с Оддой? Не навсегда же она и Далла поселились в Трехрогом Фьорде. Что с ними будет?

— Я не знаю, — очнувшись, ответила Ингитора. — Не помню, чтобы он об этом говорил. И я не спрашивала. Пока еще рано. Я говорила ему, что он должен будет вырастить Даллу при себе. Думаю, он так и поступит.

— Я понимаю, что он будет держать ее у себя на глазах. Но… Не он, а я дал ей имя и первым взял ее на руки. Я ее приемный отец.

— Конечно, Асвард, — сказала Ингитора. Она часто видела Асварда с Даллой на руках и знала, что он очень привязался к девочке, которая в немалой мере была обязана ему жизнью. — Никто не заставит тебя расстаться с ней. Если хочешь, я попрошу Торварда сделать именно тебя ее воспитателем, когда она подрастет.

— Если ты попросишь, то он, конечно, послушает тебя. Спроси его заодно и вот о чем. Не будет ли он противиться, если я захочу взять Одду в жены?

— Ты хочешь жениться на Одде? — Ингитора в изумлении повернулась к Асварду. Такое ей не приходило в голову. Простодушная, даже глуповатая уладка-рабыня казалась ей совсем не той женщиной, которая нужна умному и по-своему очень гордому Асварду. Он не требовал, чтобы все признавали его превосходство, но сам твердо помнил о своем достоинстве. И зажившие ожоги на его правой ладони будут напоминать об этом до самой смерти.

Асвард был немного смущен, потер пальцами кончик носа.

— Да, хочу. Ты недовольна?

— Нет, почему я должна быть недовольна? — растерянно ответила Ингитора. — Но я не думала, что ты захочешь взять в жены бывшую рабыню.

— Да, но она же и бывшая кюна квиттов. И мать будущей кюны, если сбудется все то, что вы задумали с Торвардом конунгом. Этого будет достаточно для моей родни.

— Для твоей родни будет достаточно и того, что ты жив. Но… неужели ты любишь ее?

— Я… Я знаю, что она нуждается во мне, — не сразу ответил Асвард. — Однажды я спас ее от смерти и знаю, что теперь она мне верит и надеется на меня. Она благодарна мне. А у такой, как она, благодарность и доверие быстро станут любовью. Я не говорил с ней об этом, но я уверен — как только она забудет все пережитые ужасы, так сама начнет мечтать о новой семье и новом счастье. И я думаю, что из нее выйдет преданная жена и хорошая мать. Она не так умна, как ты, флинна, но у женщин любящее сердце часто заменяет ум…

— Это верно! — воскликнула Ингитора. — Лучше такое сердце, как у нее, чем такой ум, как у меня! Ее сердце делало даже Бергвида немного больше похожим на человека, чем он был до нее. А мой ум пролил реки крови! Я готова проклясть мой дар…

— Вот этого не надо! — решительно прервал ее Асвард. — Стихи — оружие скальда. Оружием можно убивать, а можно защищать. Раньше твои стихи служили мести и войне — попробуй, может быть, они сумеют послужить и миру?

Ингитора не ответила. Но при этих словах что-то дрогнуло, что-то сдвинулось в ее душе, как будто глубоко под землей проснулся новый родник. Она молчала, прислушиваясь к этому ощущению, раздувая его, как драгоценную искру огня ненастной ночью, и всем сердцем желая, чтобы Асвард оказался прав.