Оружие скальда

Вместо слов Бергвид ответил ему звоном клинка. Его меч, выкованный с помощью четырех колдунов Тролленхольма и закаленный в крови Ньёрдова быка, выдержал единоборство с Драконом Битвы и не раскололся. Они ожесточенно бились на палубе под передним штевнем, похожие на двух морских великанов, и оринги на корабле, Ингитора на берегу следили за ними с ужасом и восторгом, как смертные, которым чудом случилось наблюдать схватку двух богов.

И вдруг все кончилось — один из противников упал. Торвард остался на палубе один.

— Великан! Великан! Один и Вороны! Тюр и Фенрир! Бальдр и Драупнир!

С разноголосыми воплями, в которых звучал неприкрытый ужас, оринги, уже не думая о битве, горохом посыпались с кормы «Быка» прямо в воду. Бросая оружие, стремясь спасти жизнь, они выбирались на берег и со всех ног бежали прочь от этого места, где погиб их вожак, их морской конунг, которого они привыкли считать непобедимым. С Бергвидом погибла их сила и вера, остался только нерассуждающий животный страх.

Торвард никого не преследовал. Оставшись на корабле один, он остановился, дыша с трудом, не столько от усталости, сколько от возбуждения. Усталости он совсем не чувствовал — сейчас он ощущал в себе силы великана. Огонь кипел в его жилах, Дракон Битвы казался легким, как соломинка, — вот так же он мог бы сокрушить многотысячное войско. Помог ли ему меч великана, помогла ли вера в себя, обретенная вместе с ним, — это знал только Отец Ратей. Но Торвард сделал то, что должен был сделать.

Вспомнив об Ингиторе, Торвард повернулся к ней и позвал. Она медленно приблизилась к самой воде, настороженно глядя ему в лицо. Новый Торвард, у нее на глазах превратившийся в Дракона Битвы, восхищал ее и притом внушал страх.

— Иди сюда! — повторил Торвард. — Здесь больше нет никого живого, кроме меня. Бояться больше нечего. Давай руки.

Он протянул руку Ингиторе; она не без трепета подала ему две своих, и он мгновенно поднял ее на палубу. Ингитора сразу увидела распростертое тело Бергвида и невольно вскрикнула.

Морской конунг лежал на боку, нелепо скрючившись, как будто упала пустая бычья шкура. Его голова была отделена от тела и лежала лицом вниз. Между головой и обрубком шеи на плечах натекла огромная лужа крови.

Ингитора прижалась к Торварду. Ей хотелось отвернуться, но она не могла, словно Бергвид притягивал ее взгляд. Она не могла поверить, что его больше нет. Оборотня-Фенрира больше нет, его тело мертво, а дух ушел туда, откуда и вышел, — в черные бездны Хель.

— Что-то блестит. — Торвард пригляделся к телу, потом концом клинка потянул что-то.

Ингитора увидела бусы — обыкновенные недорогие бусы из зеленого стекла, так обильно политые кровью, что она и не угадала бы их цвета, если бы не видела их раньше. Бусы кюны Даллы.

— Бедновато украшение для такого могущественного конунга, — сказал Торвард. — Должно быть, у них есть какие-то чудесные свойства. Их нельзя давать ему с собой на тот свет.

Ингитора грустно кивнула. Да, у этих бус было одно волшебное свойство: они хранили последний, быть может, проблеск человеческого чувства в этой волчьей душе — память о матери.

— Я… Я возьму их, — сказала Ингитора и, сдерживая дрожь, подобрала с окровавленных досок бусы. — Я отдам их… Знаешь, есть одна женщина, которая, я думаю, захочет сохранить их. Ей нужна какая-то память о нем — ведь она носит его ребенка. Это Одда, помнишь, я рассказывала тебе?

— Уладская рабыня? Та самая, что должна родить нового конунга квиттов?

— Да, она. Знаешь, мне казалось… Она любила его. Пусть у нее будет что-то от него. И ребенку тоже. Сыновьям отдают отцовский меч, но этот меч, мне кажется, лучше сбросить в море.

Торвард помолчал.

— Возьми, если хочешь, — сказал он потом. — Мне было бы приятно получить хоть такую память об отце, если бы он умер до моего рождения. Но я, сказать по правде, сомневаюсь, что у той женщины родится ребенок. Ты же говорила, что до этого у Бергвида много лет не было детей? Наверное, те колдуны наворожили им какого-то оборотня. Она родит волчонка.

— Ой, смотри, еще корабль, — вдруг сказала Ингитора. Она чувствовала себя усталой от волнения и уже не испытывала страха. Чего бояться, когда рядом Дракон Битвы?

Торвард тоже обернулся. С севера к ним быстро приближался дреки скамей на тридцать. И на переднем штевне у него была козлиная голова с загнутыми назад рогами и оскаленной драконьей пастью — признак, по которому отличают все корабли, построенные в племени фьяллей.

— Ну вот, а я что тебе говорил? — весело сказал Торвард, как будто предрекал улучшение погоды и его предсказание сбылось. — Ульвкель Бродяга очень любопытен и не удержится посмотреть, что тут без него делается. Это его «Сломанный Зуб».

— Ульвкель Бродяга?

— Ну да. Мой ярл, я говорил тебе.

Ингитора, признаться, уже позабыла почти все, что Торвард говорил ей до этой битвы на «Черном быке». Она была обрадована появлению фьялльского корабля, а чувства людей на «Сломанном Зубе» едва ли поддаются описанию.

Зрелище, открывшееся Ульвкелю Бродяге и его дружине, навек врезалось им в память и еще много десятилетий служило источником удивительных рассказов. «Черный бык», который знали по смутным рассказам и считали чудовищем вроде самого Фенрира, стоял в воде у самого берега, а весь берег возле него был усеян десятками неподвижных тел. На самом корабле было всего два человека. Возле мачты стоял тот, кого фьялли хотели, но не слишком надеялись увидеть живым, — Торвард конунг. В руке его был сверкающий черный меч, на клинке и по краям лезвия которого слабо горели белые искры. У ног его лежало безголовое тело морского конунга, которого еще сейчас боятся все корабельщики Морского Пути, но который вскоре станет только страшной сказкой для непослушных детей. А возле Торварда стояла девушка, которую никто не думал увидеть когда-нибудь рядом с ним, — Ингитора дочь Скельвира, Дева-Скальд из Эльвенэса.

Все три залива Трехрогого Фьорда были полны кораблями. Лейдольв Уладский Беглец и Ульвкель Бродяга почитались весьма удачливыми в войнах, и на их призыв откликнулись все хельды южной трети без исключения. Каждый хотел пойти помочь конунгу, и внезапное появление его самого никого не разочаровало, но всех обрадовало.