Конан храбрый

Еще двое замаячили в аллее. Слева женщину охраняла стена, спереди наступали двое. Свежие спешили напасть на нее справа. Конан смотрел на последнего из окна.

Принимая во внимание размеры соперника, Конан нанес высоко отвлекающий удар, парировал щитком ответный удар, и затем повторил маневр. Второй удар разорвал противнику шею. Его голова, наполовину отрубленная, бессильно свалилась на плечи, и он рухнул на своих товарищей обильно поливая их кровью.

Они имели крепкие нервы - отбросили тело, не нарушив своего порядка. Этого оказалось достаточно, чтобы меч Конана обрушился как топор палача. Боец справа раскрыл рот, его боевая рука безвольно повисла, истекая кровью. Конан освободил меч перепрыгнул на свободное от тел место.

Конан приземлился на четыре точки. Над его головой проствистел нож противника справа. Его собственный обрубил правую ногу нападавшего чуть ниже колена. Воин замахнулся еще раз и опрокинулся.

Несколько освободившись, Конан вспомнил о женщине. Она вряд ли нуждалась в помощи. Один сидел с перерезанным горлом, прислонившись к стене и прижав ладонь к ране. Скоро его рука разжалась, глаза закатились.

Женщина больше не использовала кинжал, как оружие. Вместо этого она превратила его в невидимую, мягко движущуюся броню, ловящую каждый выпад. Ее противник носил латы, поэтому ее удары не задевали плоть, а лишь царапали щитки.

"Это мой!" закричала она с такой жестокостью, будто Конан был ее врагом.

"Пожалуйста", ответил Конан. Такая доблесть заслуживала больше, чем просто поклона. Как и эти острые , смертельно свистящие лезвия.

Женщина отступила назад, освободив свой кинжал и саблю противника. Несомненно она ожидала атаки. Вместо этого он развернулся и нырнул в аллею. Через мгновение от него остались только топот сапог.

"О, боже, женщина! Зачем ты это сделала? Ты думаешь он сделал достаточно для тебя?"

"Я так не думаю. Однако у нас еще есть время исправить положение, если ты не возражаешь"

"Преледовать по этой чаще человека, который здесь родился? Каждый раз, когда ты открываешь рот, разума у тебя становится все меньше и меньше!"

"Если ты боишся-"Она взлянула в лицо Конана, будто и только что не попала в засаду. "Прости меня. Правда. Я просто хотела дать ему возможность доблестно умереть, а не разделывать его, как борова."

"Оставь свои представления о чести, если ты хочешь долго жить в Туране. Мишрак скажет тебе тоже самое, если ты не послушаешь меня."

"Он говорил. Но - Мастер Баратрес хорошо учил меня. Уважение к нему, старые привычки - все это заставляет меня думать о чести, когда этого не нужно делать." Первый раз улыбка озарила ее лицо. " Ты и сам не так свободен от чести. В противном случае почему ты встал на мою торону в таверне?"

"Я ненавижу, чтобы мне портили мою спокойную вечернюю попойку. Кроме того, я встал на твою сторону только тогда, когда увидел, что Моти слишком боится того лордлинговского родственничка, чтобы поднять хоть палец против него. Первый раз я вынужден был драться в Красном Соколе. Если он не последний , Моти заплатит мне больше, чем в ту ночь!"

"Чем он расплатился с тобой, если ты не считаешь это секретом для меня?"

Ни одной женщине не нравится слушать о подвигах мужчины в чужой постели. Постижение этого правила едва не стоило Конану его мужественности. "Он заплатил достаточно, но я предпочел рассказать об этом, после того как мы оставим несколько улиц между нами и нашими последними друзьями. Человек, которому ты позволила сбежать, может позвать на помощь."

"Я молю, чтобы этого не случилось"

"Ты можешь молиться чему угодно, но чем скорее двери Мишрака закроются за нами, тем лучше."

Женчина согласно кивнула, поморщилась, увидев зазубрины на кинжале, затем протерла его. Конан опустился на колени, чтобы исследовать тела, нахмурился узнав еще одного. Человек, которому он отрубил ногу, оказался солдатом из компании Капитана Итцака. Он видел его пару раз за игрой в Красном Соколе. Играл он азартно и много проигрывал. Может быть он нанялся, чтобы расквитаться с долгами, возможно, причина лежала глубже.

И так женщина вела его к человеку, наиболее известного в Туране, но которого предпочитали не упоминать. Она уже поверачивала в аллею, держа саблю в руке. Конан следовал за ней, размышляя над тем, что он уже дважды дрался плечом к плечу с женщиной, не зная даже ее имени.

Часть третья

"Кто хочет войти в этот дом?" раздался мягкий голос. Казалось он исходил из воздуха над величественными железными воротами, вделанными в белокаменную стену.

"Капитан Конан и та, что была послана за ним6" ответила женщина.

Они терпеливо ожидали, пока владелец голоса изучал их. Наконец, Конан услышал серию клацающих звуков, будто работал кузнец, затем легкий крип металла о металл, когда раскрывались ворота.

"Вы можете войти вдом," опять донесся голос.

Вход проходил через помещение, больше напоминающее туннель. Стены дома Мишрака были толщиной в два человека. Конан насчитал четыре бойницы и два отверстия для метания на стенах и потолке. В дальнем конце располагался еще один вход, на этот раз из Вендианского тика, богато украшенный резными драконами и тиграми в Хитанском стиле.

Минув второй вход они вступили в караулку. Двое стражников были черные, один - Ванагеймец и последний явно родом из Шем. Все, кроме Шемита, были так же малы, как и Конан, и каждый имел достаточно ножей, чтоб пустить кровь шестерым, прежде чем прольется их собственная.

Четверка обменялась многозначительными взглядами, затем искусными жестами. Наверно они немые, решил Конан. Наконец один черный покачал головой и указал на дверь в дальней стене, покрытой зеркально чистым серебром. Она отворилась будто черный послал на нее заклятье.

Отвращение к колдовству лежало глубоко в Циммерианцах, и Конан ен был исключением. Более того, его опыт общения с племенем, владеющим магией, убедило его в том, что колдовство уничтожает человеческую честь и справедливость быстрее, чем золото. Большинство из того племени закончили в поисках тех, кем можно управлять, и уничтожая всех непокорных. Конан едва ли мог не быть врагом колдунов, которые хотели либо подчинить его себе, либо уничтожить.

Здравый смысл подсказывал Конану, имей Мишрак магию, он едва ли нуждался в охранниках. Лорд шпионов явно располагал другими источниками, начиная с дома, построенного как крепость.

Как на деле он похож на крепост Конан начал понимать , когда они проникли в глубь его. Их коридор казалось имел такое же множество поворотов и ответвлений, что и сектор Шорников. С каждым поворотом их взору представали все новые образцы великолепия - Акьюилонианские гобелены, Вендхьянские статуи танцующих богов, богато вырезанные из черног дерева змеи. Настороженные в ожидании опасности чувства Конана замечали потайные отверстия в гобеленах, острые кинжалы, вложенные в руки богов, живые змеи гнездящиеся среди резных.

Время от времени они проходили мимо глубоких проемов, заканчивающихся обитыми железом дверьми. Конану было жаль того, кто был настолько глуп, чтобы полагать, что они предложат безопасный путь в сердце царства Мишрака. Они приведут только к смерти, причем, возможно не быстрой.

Наконец, дорога выпрямилась. Теперь не только пол был покрыт плиткой. Стены и потолок блестели глазуровкой мозаики или влагой, пропитывающей гобелены, выполненые из серебра и тончайшего шелка. Их путешествие завершилось в другой караулке, с открытой аркой в дальнем ее конце, наполненная звуками плещущейся воды и флейты.

"Кто вы?" спросил главный охранник.

На этот раз в караулке было шестеро, один Шемит, а остальные с Иранитианскими чертами в облике. Не глухие, и не гиганты. На всех были серебряные шлемы и щитки и простейшие и наиболее популярные в Туране сабли.

"Капитан Королевских наемников, Конан и леди, посланная за ним," ответил Конан опередив женщину. Она запнулась.

"Я не немой, в отличие от ваших друзей в первой караулке," продолжал Конан. "Я - Циммериец и солдат и оба имеют свои причудливые привычки. Когда мы дважды сражаемся с кем-то плечо к плечу и обязаны ему своей жизнью, нам бы хотелось знать его имя. Я не знаю , что за варварскую землю вы называете своей родиной, но-"