Конан храбрый

Хлебом и солью, которые я съел в этом доме," сказал Якоб,"Эрликом и Митрой и моей любовью к твоей сестре Каре -"

Бора опять чуть не поперхнулся. Он уставился на Карю. Она засмеялась дерзко. Бора застонал.

"Прости меня", сказал Якоб."Я не мог сделать предложение Каре пока не вышла замуж Арима. Теперь в ваш дом пришло несчастье. Я подожду пока я не вернусь из - куда бы я не пошел, чтобы найти тех, кто поверит. Я клянусь не делать ничего, что бы могло испортить доброе имя дома Рафи, и делать все возможное для его освобождения и твоего вознаграждения. Неужели то , что ты остался живым и невредимым , задевает тебя?"

Единственным ответом был храп. Бора уснул прямо на коврике, прислонившись спиной к стене.

Часть первая

Аграпур носил много имен. Некоторые пригодны, чтобы их упомянуть. Среди них "Аграпур-могучий","Аграпур-великолепный","Аграпур-богатый". Ничто не соответствовало действительности , но ничто и не врало.

Среди людей, которые знали свой королевский город хорошо, одно имя считалось наиболее правдивым. Это был перевод с языка Хитан. Он называл Аграпур " Город, Где Все, Что Не Может Быть Найдено, Не Существует Под Небесами".

Имя не короткое, что допускал даже его создатель. Но всеже наиболее правдивое имя данное Аграпуру.

Солнце давно закатилось, хотя тепло дня все еще держалось на камнях и черепице. Те, кто мог, вышли на свои дворы, или открыли ставни, чтобы поймать свежий ветер с моря Вилайет. Немногие были на улице, за исключением тех , кто был на страже или имел срочное дело.

Большинство из этих дел было едва ли законно. Все, что можно найти в Аргапуре могло быть найдено днем или ночью, но если это конфликтовало с законом, оно легче могло быть найдено ночью.

Капитан наемников, известный как Конан Циммерийский, не искал ничего не законного, когда он пробирался по пустынным улицам. Он искал лишь таверну, Называемую Красным Соколом, немного его прекрасного вина и пищи, а также девушку на ночь. Все это должно было прогнать кислый вкус от дневной работы.

Для себя самого Конан допускал, что Старший Капитан Хадьяр был прав, когда говорил "Только от того, что ты совершил путешествие в Хитаи и сопровождал королевские леди, твои камни не стали рубинами. У тебя есть компания для тренировки. Что значит , возьми свою долю новобранцев".

Этот полный комплект остряков, негодяев и воров и есть моя доля, Капитан?"

"Если ты думаешь, что твои - остряки, поговори с Ицаком". Хадьяр толкнул горшок с вином Конану. "Клянусь бородой Черного Эрлика, Конан, я оказываю тебе доверие! Я не знаю ни одного капитана вдвое старше тебя, кто бы мог вбить больше разума в головы новобранцев за такой короткий срок. Ты должен научить эти бедные создания как выжить в атаке Казаков или в Иранистанской засаде! А теперь выпей, придержи свой язык и иди отдавать долги."

Конан повиновался. Он испытывал к Хадьяру не только чувство повиновения, Но и уважения, даже когда Капитан разговаривал с ни м, как с рекрутом. Именно Хадьяр настаивал на его продвижении, послал его в секретное путешествие, которое прославило его, и научил его многому из того, что он знал оцивилизованных боевых действиях.

Циммерия не растила мужей, верность которых легко получить. Ее вождей вела их собственная доблесть и согласие воинов, которые присоединились к ним. Только отвага этих воинов и отдаленность и суровость климата Циммерии сохраняла ее свободной от управления другой более организованной расой. Циммерия также не воспитывала глупцов, которые отказывали в верности там, где это было заслуженно и достойно. Хадьяр получил доверие Конана, но теперь этому настал конец Конан получал так мало удовольствия от натаскивания рекрутов, как от начищивания плит.

Красный Сокол стоял у начала улицы Двенадцати Ступеней, на Горе Мадан. Конан поднфлся на гору с легкостью горца и с живой грацией крадущейся пантеры . Его глаза не останавливаясь, блуждали от затененных дверей к аллее и аркам, выискивая грабителей. Дважды он видел их, но они позволили ему пройти. Возможно они попробуют с другой жертвой; только дураки нападут на человека, которого они не смогут одолеть.

По званию Конану полагались носилки, однако он ими никогда не пользовался, кроме случаев , когда они были енобходимы по службе. Он не доверял ни ногам, ни языкам рабов. Кроме того он был сам рабом на ветренной дороге, которая занесла его в Аграпур.

Патруль караульных вышел из тени.

"Добрый вечер, Капитан. Никаких недоразумений не было?"

"Нет"

Другой профессией Конана когда то было воровство. Ловцы воров, как он считал, должны заниматься своими собственными поисками.

Патруль двинулся дальше. Конан преодолел Одиннадцатую Ступень в два прыжка, поплескал воды из фонтана на руки и голову и повернул к двери Красного Сокола.

"О,Конан ты выглядишь так, будто потерял золото, а нашел латунь!"

"Моти, ты выпил так много своего верблюжиного пота, что ничето толком не видишь. Неужели ты никогда целый день не натаскивал молодых олухов?"

Покрытый шрамами, бывший сержант кавалерии ухмыльнулся "Достаточно, чтобы я молил не стать оффицером в моей следующей жизни".

Конан пересек комнату, обогнув центр, где под тамбурины и барабаны танцевала бледно-кожая Иранистианская девушка. На ней были только набедренная повязка черного шелка, пояс из медных монет и мерцающее покрывало, испускающее запах жасмина. Ритмичные движения бедер, казалось отбрасывали даже эти скудные одежды. Наблюдая за енй оценивающе , Конан заметил, что соски ее упругих молодых грудей были твердыми. Также казалось, что она может двигать ими не зависимо одна от другой.

Моти бросил массивной серебряной чашей, сделанной в стиле Ванир, в Конана. Она появилась в Красном Соколе, как подарок за долги, которые один приятель никогда не возвращал. Его кости теперь отбеливаются на Хиркарианском побережье. Только из нее пил Конан , приходя в таверну

"За достойных противников", сказал Конан, поднимая чашу. Затем он указал на девушку. "Новенькая?"

"А как насчет нашей Пилы, Конан?"

"Ну , если она свободна-"

"Я никогда не свободна," донесся бодрый голосок со ступенек."Ты знаешь мою стоимость и не пытайся ее понизить, ты, сын Симмерианского бог-тролля!"

"А, прекрасная Пила, также сияешь, как всегда," сказал Конан. Он протянул кубок черно-волосой женщине, спускающейся по лестнице. На ней были малиновые панталоны и резные раковины поверх грудей. Только резкая очерченность этих грудей говорила о том, что она старше девушки.

"Я тоже не знаю, почему я такая грациозная", сказала Пила, игриво надув губки.. "Каждый меня оскорбляет, заявляя, что я не стою дороже причальной проститутки."

"Конечно, ты стоишь больше", сказал Моти. "Но не столько, сколько ты думаешь. На самом деле ты была бы гораздо богаче, если бы просила поменьше. Мне кажется , твоя цена отпугивает половину тех , кто хочет постучаться в твою дверь."

Моти замолк, когда зашли пять воинов. Четверо носили кожаные туники и брюки с бляхами, светящимися на горле и запятьях. На их тяжелых , отделанных бронзой поясах висели шпаги и короткие кинжалы.

Пятый также носил тунику и брюки, но они были из темно-зеленого шелка, богато вышитого золотом. Золото покрывало и рукоядку его шпаги. Конан принял компанию за какую-то молодую знатную персону в сопровждении его охранников, блуждающих по городу в поисках удовольствий. Он сомневался В том, чтобы они могли испортить выпивку честному солдату, если только они не станут злоупотреблять гостеприимством хозяев.

Моти и Пила казалось думают иначе. Пила улетучилась, как дым, и когда Конан обернулся, оказалось, что она прихватила с собой и танцующую девушку. Моти нашел свое собственное средство против непорядочных посетителей - судостроительная кувалда, которую даже Конан слегка подвигал только двумя руками . Затем он налил вино в чашу Конана , пока оно не полилось по краям.

Несомненно пятерка, была несколько не тем , что о ней думал Конан. Так же безусловно и то, что никакая пытка не развяжет язык Моти. Конан подвинулся, чтобы видеть всю комнату целиком, пока он разговаривал с Моти, потом немного выпил, чтобы освободить чашу.