Страница 29 из 39
Прежде всего ему приходит в голову решение: потянуть время, отложить под каким-либо благовидным предлогом окончание общих переговоров, хотя бы на два-три месяца. Знал Возницын, что такого подарка ему союзники не сделают. Но не попытать счастья тоже не мог. Просто не имел права. Поэтому и предложил отсрочить переговоры на 10 недель, поскольку-де ему нужно получить указания из Москвы. И не дожидаясь отказа, начал измышлять новую, совершенно необычайную и хитроумную комбинацию.
Нынешние французские дипломаты, саркастически улыбаясь, назвали бы ее "конструктивной двусмысленностью". Это когда изобретается настолько широкая формула, которая позволяет каждой стороне утверждать - и не без основания, - что учтена именно ее позиция. На этой зыбкой почве строится соглашение. Разногласия не разрешены, они остаются. Их лишь слегка закрасили и подштукатурили. Но проявятся они потом, когда соглашение войдет в силу и обе стороны начнут обвинять друг друга в нарушении договоренности. А наругавшись вдосталь, либо порвут соглашение, либо снова сядут за стол, чтобы решить и это разногласие.
Что это дает, можете спросить вы, ведь спорные вопросы как были, так и остались; к ним все равно придется возвращаться. Верно. Но решать их будут уже в качественно иной обстановке. В данном случае - в условиях мира. А, как говорят, худой мир все же лучше войны.
Вот на такой основе и построил Прокофий Богданович свой новый трактат с турками.
Прежде всего, это был уже не вечный мир, а перемирие - пока без указания срока. Но вся хитрость заключалась в другом. Вместо статьи о присоединении Керчи (Возницын, как помните, разменял Азов на Керчь, Россией еще не завоеванную) появилась статья о том, что перемирие заключается на основе "кто чем владеет". Это была теперь статья I нового трактата, и, казалось бы, вопрос о приднепровских городках четко решался в пользу России. Однако появилась статья III о границах. Но границ на основе принципа "кто чем владеет" она вовсе не устанавливала, а откладывала на последующие переговоры между русскими и турецкими послами*.
Тут-то и крылись двусмысленная незавершенность и даже некоторое отступление, которые давали возможность и туркам претендовать на приднепровские городки. Во всяком случае, для Москвы явно закладывалось двойное решение. Так можно до окончания века приднепровские города отстаивать, опираясь на принцип "кто чем владеет". А если потребуется - уступить их, но не поступаясь престижем, а изобразив это просто как исправление или установление новых границ.
О своих планах Прокофий Богданович тотчас написал в Москву - и... в бой. Времени у него оставалось в обрез.
Цесарцы и венецианцы сразу же углядели разницу между статьями I и III, как только Возницын послал им "образцовое письмо статьями" (по-нынешнему - примерный текст соглашения).
Но не промолчали, а одобрили, заявив, что статьи те "зело добры и к миру пристойны". Понял Прокофий Богданович, что в точку попал, но теперь ему этого мало. Чтобы потянуть время, он требует от них письменного ответа.
30 ноября 1698 г. союзники пригласили великого посла на свидание. Вот как описывает Возницын эту встречу:
"И как я к ним вошел и на стольке лежала у них карта Черноморская, и спрашивали меня по ней о всех местах... Они мне говорили и твердили все о поднепровских городах, что путь прегражден турком и татаром. Я им на то отвещал: несть преграждения, что и сего лета турской Паша в 20 000 переправился из Очакова до Крыму..."
И в таком духе часа два с лишним. А потом так ласково говорят Возницыну, что, мол, "турские послы тотчас будут". Взъерепенился тут Прокофий Богданович: желаю, дескать, прежде знать ответ от турок на свой проект, а, не получив его, разговаривать с турками не о чем. Но Маврокордато уже в сенях стоял. Ничего не поделаешь подловили-таки Возницына союзнички. Встречаться надо, не бежать же.
Дальше дело развивалось так. Маврокордато "тотчас вшед, поздравя, сел на своем месте". "Тогда, - записал Возницын, - я с ним стерся разным согласительством, иные трудности оставя, все о поднепровских городах". И вот что интересно: с ходу проглотили турки идею, высказанную Прокофием Богдановичем в "образцовом письме", о том, чтобы отложить вопрос о приднепровских городах до будущих переговоров. Теперь сам Маврокордато предложил ту трудность "отложить до посольства, которое имело быть к салтану для подтверждения грамот".
Но тут же сориентировался Возницын, быстренько отступил назад, как будто не его эта идея, и важно так поучает: "Лутче нам все разрешить ныне, нежели что злое оставлять впредь". Что же касается приднепровских городков, то "царское величество, государь мой, об отдаче тех городов как нынче не намерен, так и впредь не мыслит". И замолчал.
Ни турки, ни посредники такого оборота не ожидали. "Посредники глубоко молчали, - записал Возницын, - также и Маврокордлто, оцепенев сидел яко изумленный. Потом вопросил меня: что будет далей? Я ему отвечал: естли не помиримся - война".
Это уже была игра ва-банк. Угроза войны - дело нешуточное. И хотя Прокофий Богданович явно пустился во все тяжкие и, попросту говоря, брал турок на пушку, да Маврокордато этого не знал...
Тут нужно бы заметить, что блеф в политике и дипломатии - дело обычное, хотя и рискованное. Нередко шишки достаются как раз тому, кто пытается припугнуть. Однако, с другой стороны, если блефовать с умом, не зарываться, правильно видеть возможности и интересы противной стороны, то и блеф может подыграть. Однако всю политику на нем строить нельзя. Как и любой обман, он рано или поздно выйдет наружу. А блефовать с войной дело вдвойне опасное. А ну как туркам только того и надо - срывают переговоры, двигают войска, да еще Россию обвиняют - и не без оснований, что это она войне зачинщик?
Но, видно, хорошо все промерил Прокофий Богданович. Крепко уверен был, что к войне Турция не готова, а значит, турецкие дипломаты будут стремиться ее избежать.
Так и получилось. Смирив гордыню, посол Турецкой империи скромно отвечал: "Не надобно того, надобно мыслить способу или такой точки, которая были б знаком к миру".
Возницын тут как тут, готов подыграть: и "я того желаю и ничего у них (турок) не прошу, а мирюся на том, кто чем владеет".
Ободренный Маврокордато делает другой ход, тоже почерпнутый из "образцового письма" Возницына. Он предлагает заключить не вечный мир, а малое перемирие, или "армистициум".
Но Прокофий Богданович и здесь непреклонен, хотя раньше сам предлагал такое перемирие. Это дело для нас убыточное, прибедняется он, мы заключим "мирок", а другие воспользуются этим и заключат "целый мир". "А как я такого миру не сделаю, то и другие не помирятся".
Однако тут уважаемый Прокофий Богданович явно хватил лишку. С ходу уловил это Маврокордато и, рассмеявшись, отпарировал, что не как посол, а токмо как древний друг, искренний брат и приятель с христианскою душой объявляет, чтобы он, Вазницын, не "блазнился" в своих союзниках и надежды на них не питал - бросят они его на произвол судьбы. Они уже и дела свои все закончили и в считанные дни могут подписать договоры.
Ничего не скажешь, уел хитрый грек. Пришлась Прокофию Богдановичу снова устрашать, тем более что первый раз вроде чисто прошло. Прошу не гневаться на меня, галантно заявил он Маврокордато, но если за такими трудностями мир не состоится, а союзники нас покинут, то государь не испытает никакого страха и может вести войну один. Потому "я не токмо города уступить и единого камня свалить не могу".
Потом долго молчали.
Маврокордато: Что еще далее будет?
Возницын: Естли с вашей стороны та трудность отложена не может быть, пожалуй, прости, больше мне того нечего делить. И встал.
Проняло-таки турецкого посла. Видно, и впрямь испугался, что Возницын вот так возьмет да уйдет, и стал просить посидеть еще. "Почал он, - пишет Прокофий Богданович, - говорить многую гисторию, выводя древнюю дружбу, и что теперь Порта хочет с Россией больше, чем с другими государствами, жить в мире и дружбе". Посредники только головами кивали. Потом встали. А Маврокордато все продолжал говорить, что он с Возницыным не прощается и что Реис-Эффенди наказал ему передать, что не уедет, не попрощавшись с русским послом, и что нужно изыскивать разные способы, чтобы обновить дружбу между двумя государями. И так, простясь, разъехались.