Пропавшее сокровище

- Уйдемте отсюда. Мне здесь страшно!..

- Даже со мной?..

- Идемте...

Она взяла его за руку и пошла вперед.

- А по озеру опять на ручках? - спросил он.

- Хорошо... - Она помолчала. - Интересно, что ему понадобилось ночью в гробнице?

МОНАСТЫРСКИЙ СТОРОЖ

Однако в эту ночь побывали в монастыре не только Тася и Волошин.

Джейк Бельский с первых же дней обратил внимание на старого монастырского сторожа, а разговор на берегу озера окончательно укрепил в нем уверенность, что старику, может быть, кое-что известно о книжном кладе Грозного. Но, прежде чем попытаться вызвать деда Антона на откровенность, бывший князь решил узнать о нем как можно больше. Он отправился к директору музея Анышеву и убедил его дать разрешение просмотреть личные дела "некоторых сотрудников". "Мне хочется узнать, кто из них был связан с монастырем до революции", - пояснил он, обдавая директора серией простодушных помаргиваний.

Когда Стрелецкий в сопровождении Таси и Волошина ушел, Джейк Бельский отправился в канцелярию, уселся за чей-то письменный стол и раскрыл личное дело сторожа музея Антона Николаевича Белова. Уже через несколько минут внимание его привлекла пожелтевшая от времени справка, написанная выцветшими чернилами. Приглядевшись, князь достал лупу и поднял скоросшиватель к лампе. То, что он обнаружил, поразило его. Он тихо свистнул, сел и задумался.

Затем он решительно вырвал справку из скоросшивателя, аккуратно сложил ее и сунул в бумажник.

- Кто бы мог подумать? - тихо произнес он. - А впрочем, может, это и к лучшему...

Уложив папки с личными делами на прежнее место, Джейк погасил свет и отправился в гостиницу.

Кортец в своем номере уже поджидал его. Расставив на столе банки со шпротами, с зернистой икрой, тонко нарезанную буженину и ломтики лимбургского сыра, он осторожно вытаскивал пробку из бутылки с массандровским портвейном.

- Ага! Товарищ Богемский! Вы пришли вовремя! - воскликнул он по-французски, потирая руки от удовольствия и с вожделением глядя на стол. - Не кажется ли вам, душа моя, что этот стол сервирован не хуже, чем мой круглый столик в Париже?

- Да, месье, - вежливо согласился Джейк. - Здесь не хватает только одного...

- Чего?

- Не "чего", а "кого", месье... Мадлен!

- Мадлен!.. Это что за намеки? Садитесь лучше к столу и выкладывайте, мистер Шерлок Холмс, что обнаружили вы в конторской келье этой Пармской обители.

- Я сделал сенсационное открытие, месье Кортец, - спокойно сказал Джейк, продолжая стоять.

Кортец посмотрел на него с любопытством:

- Какое?

- Сейчас я помою руки и расскажу вам все, месье.

- Держу пари, что вы открыли какую-то тайну! - воскликнул Кортец. - Это написано на вашем мраморном челе.

- Да, месье, вы угадали...

- Арабы говорят: "Если ты хранишь тайну, она твоя пленница, если ты не хранишь ее, ты ее пленник".

- Сейчас я умоюсь, месье, и мы вместе с вами станем пленниками одной любопытнейшей тайны, - сказал Джейк и вышел из комнаты.

Через пятнадцать минут он уже сидел с Кортецом за столом.

- Итак, какую тайну открыли вы, душа моя? - спросил Кортец, любовно разглядывая фужер с пламенным и ароматным вином.

Джейк равнодушно сказал, словно речь шла о самом обыкновенном деле:

- Я узнал, что дед Антон, древний сторож Сиверского монастыря, не кто иной, как мой родной дядя.

Кортец поставил фужер и озадаченно поглядел на своего молодого соратника:

- Простите... Я вас не понял, Джейк. Повторите...

- Разбираясь в документах сотрудников музея, - тоном участника делового совещания объяснил Джейк, - я нашел вот эту справку...

Он вынул из бумажника пожелтевшую бумажку и передал ее Кортецу.

- Как видите, месье, эта справка выдана более тридцати лет назад каким-то вологодским домкомом гражданину Белову Антону Николаевичу... По этой справке нынешний сторож "дед Антон" был когда-то принят на работу в монастырь-музей, - пояснил Джейк.

- Ну, и что же? - с недоумением разглядывая справку, спросил Кортец.

Джейк подал ему лупу:

- Рассмотрите внимательно имя и фамилию...

Кортец прищурил один глаз и с минуту глядел на справку. Наконец он поднял глаза на Джейка и сказал:

- Подчистка...

- Да... Имя "Антон" явно переделано и, скорее всего, из "Платона", а фамилия "Белов" здесь была длиннее. Думаю, что "Бельский". Отчество то же, что и у моего отца, - "Николаевич"...

Кортец привстал. Он не был лишен способности удивляться, но в эту минуту его состояние скорее напоминало столбняк, чем удивление.

- Князь Платон Бельский?.. Тот самый?..

- Думаю, что тот самый... Вам дать воды, месье?..

- А вам?

Джейк взял фужер с вином и сказал с улыбкой:

- А я, пожалуй, от радости, что нашел родного дядю, выпью вина!

Кортец заговорил нетерпеливо:

- Перестаньте ломать комедию, Джейк! Этот оперный князь-мельник меня серьезно всполошил.

- А меня нет. Я убежден, что это именно он, соперник моего отца и такой же охотник за книжным кладом, как и мы. Если это так, значит мы с вами, месье, приехали туда, куда надо.

- Но он уже пошарил тут до нас! В его распоряжении было тридцать лет! раздраженный спокойствием Джейка, прорычал Кортец.

- Он мог шарить здесь сто лет, месье, и ничего не найти. План тайника был в руках у моего отца, а не у него...

- Вот как! - насмешливо воскликнул Кортец. - А вы не забыли, что он про Годунова сказал?

- Я расшифровал это так: он слыхал все наши разговоры по-французски, он знает, зачем мы приехали сюда, и хочет нас выпроводить. Князь Платон не потерял еще надежды найти здесь тайник Грозного...

Кортец в раздумье зашагал по комнате. Остановившись у окна, он долго смотрел на высокую крепостную стену монастыря, уходившую вдаль из-за березовой рощи сиверского "Парка культуры и отдыха".

- Это опасный человек, Джейк, - заговорил он наконец. - Такой же опасный, как и профессор Стрелецкий... Я думаю, что мы должны установить с ним контакт, а затем как-то избавиться от него...

- ...а заодно и от Стрелецкого... - подсказал Джейк.

- Джейк! - строго сказал Кортец. - У вас часто появляются дельные мысли, очень дельные... Но если бы вы могли не делиться ими со мной... Вспомните ваше обещание в Париже... Я хотел бы быть в стороне от некоторых ваших... э... весьма необходимых мероприятий. Вам двадцать пять лет, а мне за пятьдесят, и даже один год тюрьмы для меня будет моим последним годом...