Рождение империи

Правда – неуловимая, ускользающая, безжалостная и острая словно бритва – сидела все это время в ней, дожидаясь, когда что-нибудь обнажит ее, явит со всей очевидностью, как сметенная пыль являет скрытое под ней золото. Юнара – не сестра ей. Юнара – соперница, угроза, сила, недоступная Кевлеренам. Причина, по которой Лерена до сих пор отказывалась признавать эту правду, причина, по которой она до сих пор прятала ее, заключалась в неверии в себя, в свою способность противостоять дару Юнары.

Теперь Лерена знала, что ошибалась. Мэддин, милый кузен Мэддин, был решением проблемы, занимавшей ее с момента восхождения на трон: как править, в полной мере проявляя полученную власть, без оглядки на других и руководствуясь своим пониманием целесообразности.

Мэддин. Такой далекий – и одновременно такой близкий. Как прочно связывает людей общая кровь, как обостряет она все чувства, заставляя людей сопереживать друг другу… Интересно, так ли в других семьях?

Между тем даже размышлений о правде оказалось достаточно, чтобы испортить аппетит. Лерена отодвинула тарелку, едва притронувшись к пище, и встала из-за стола. Окружающее давило, угнетало, сковывало дыхание; ее словно опутали невидимые сети. Хотелось уйти куда-нибудь, далеко-далеко… может быть, добраться до скованного холодом юга, лишь бы никого не видеть и не чувствовать. Лишь бы рядом не было ни единой живой души. Даже Ганиморо.

– Ваше величество?.. – озабоченно проговорила Ганиморо.

Лерена всплеснула руками.

– Нет! Ничего! Ничего!.. – слишком громко ответила она. – Всего лишь вселенная!

Императрица решительным шагом направилась в сад. Под ногами вертелись, тычась носами и возбужденно поскуливая, две ее собачонки.

Ганиморо последовала за своей госпожой. Стражники уже бежали впереди, разгоняя садовников.

– Ваше величество!.. – настойчиво позвала Ганиморо. – Куда же вы?..

– Тебе это знать ни к чему, – небрежно бросила Лерена. Почувствовав укол вины, она раздраженно пнула попавшую под ноги собачонку, но промахнулась.

В душе у императрицы что-то стремительно нарастало, как давление пара в котле с водой. Казалось, еще немного – и голова лопнет, взорвется.

Правда показала будущее, но оно было туманно, и Лерена не смогла увидеть все до конца. Страх одолевал ее, но разве у императрицы есть на это право? Если будущее так же неизбежно, как и истина, если будущее и есть истина, то чего же тогда бояться?

Только любви, ответила она себе. Любовь – самая ужасная вещь на свете.

Уже за полночь к величественным воротам Омеральта подкатила карета.

Королевские гвардейцы остановили ее, но из окошка экипажа высунулся растрепанный, безумного вида старик, который, размахивая неким предметом, потребовал пропустить его. Стражники с факелами подошли ближе, намереваясь вытащить беспокойного старца из кареты, но, увидев герб на дверце, остановились в нерешительности. Потом, узнав нарушителя покоя, они в растерянности отступили.

Им бы и в голову никогда не пришло, что герцог Паймер Кевлерен может предстать в столь непотребном виде, в состоянии столь явного душевного расстройства. Предмет же, коим он столь отчаянно размахивал, оказался знаменитым рыжим париком, растрепанным и испачканным. В тусклом свете факелов лицо герцога казалось бледным и осунувшимся, а выпученные глаза – по-настоящему безумными.

– Пропустите меня! – кричал Паймер. – Мне нужно увидеть императрицу! Немедленно! Сию минуту!..

Шум привлек внимание сержанта, который, бурча ругательства и почесывая живот, нехотя выбрался из теплой караульной будки.

– Что здесь происходит? Во имя Сефида, мне кто-нибудь ответит, что происходит?..

– Здесь его милость герцог, сержант, – отозвался один из часовых. – Герцог Паймер.

Сержант перестал чесаться, поправил портупею и подошел поближе.

– Ваша милость, это вы? – недоверчиво спросил он – так же, как и солдаты, не веря своим глазам.

– Немедленно пропустите меня! – потребовал герцог. – Я должен увидеться с императрицей! И немедленно предоставьте мне эскорт!..

– Ваша светлость, ее величество строжайше запрещает появляться на улицах Омеральта животным. Вам это прекрасно известно…

– Я сам отвечу перед ней, – немного успокоившись, сказал герцог и попытался вернуть на положенное место парик, который после перенесенных издевательств упрямо сползал с лысины. – Дело крайне срочное, не терпящее отлагательств.

Сержант, получивший звание благодаря тому, что умел в нужное время проявлять инициативу и действовать на свой страх и риск, принял во внимание состояние герцога и решил, что ему действительно нужно как можно скорее повидаться с императрицей.

– Хорошо, ваша светлость. Я сам провожу вас и позабочусь, чтобы нас никто не остановил.

Из глаз герцога, к ужасу всех присутствующих, хлынули слезы.

– Спасибо, сержант. И да благословит вас Сефид. Идемте же!..

Сержант приказал открыть ворота и занял место рядом с кучером, который тоже выглядел испуганным. Он хотел спросить, что случилось, но возница отвел глаза и молча хлестнул лошадей.

Что-то вырвало герцогиню из цепких объятий сна.

Юнара села в кровати, стараясь понять, в чем дело. Сон? Кошмар?.. Нет, вроде бы ничего такого страшного…

В комнате ничего не изменилось. Никаких звуков снаружи тоже не доносилось. Ее ночной слуга, Мика, продолжал безмятежно спать. Женщина осторожно встала с постели и, стараясь не шуметь, выскользнула из спальни.

За дверью, как обычно, стояли двое ее телохранителей. Прежде чем они успели вытянуться по стойке «смирно», Юнара предостерегающе подняла руку и жестом приказала им оставаться на месте.

Миновав птичник, она направилась к озеру. Не снимая ночной рубашки, герцогиня вошла в воду, сделала несколько шагов и легла на спину. Тихое течение отнесло ее от берега. Луны на небе не было видно – только белая дымка звезд. Казалось, будто можно лишь протянуть руку, чтобы дотронуться до звездной пелены, потянуть ее вниз – и закутаться в эту невесомую мантию невиданной красоты.

За деревьями на маленьком острове что-то громко треснуло, и тут же раздраженно засвистел готовящийся ко сну зяблик.

Где-то неподалеку плеснула то ли лягушка, то ли рыбка. Круги, пошедшие по воде, тронули лицо Юнары, пощекотали щеку. Она чувствовала, как колышутся на водной глади озера ее волосы. Холодок пробежал по телу, и кожа как будто отделилась от плоти.

Заслонив часть неба ладонью, герцогиня не в первый уже раз подумала, что будет, если полностью скрыть его с помощью Сефида. Что подумают люди, когда обнаружат вместо неба пустоту?.. Можно ли им будет смотреть через мглу Сефида? И если да, то что они увидят? Другую женщину, которая так же, как Юнара, покачивается на черной воде и глядит на них сверху вниз?..

На мостике, соединяющем берег с островком, хрустнул камень. Послышались чьи-то торопливые шаги.

– Нетаргер?.. Как ты узнал, что я здесь?

– Я слышу вас даже во сне. Знаю, где вы, даже когда вы сами этого не знаете.

Юнара рассмеялась. Какая самоуверенность! Иногда он говорил что-то в подобном духе, что-то, звучащее слишком фамильярно и в то же время совершенно к месту. Избранный вел себя словно любовник, готовый вот-вот переступить запретную черту. Однако Нетаргер никогда ее не переходил. Хорошо зная Юнару, он прекрасно понимал, насколько далеко может зайти. Именно за это она так любила его.

Ощущение покоя и согласия с миром растекалось по жилам, как тепло от выпитого сладкого вина. Герцогиня знала, что уснула бы сейчас легко и быстро, если бы только пожелала. Ей представилось, как она погружается в дремоту, как скользит, подобно лодке без весел, по темной глади прекрасного озера, а на берегу, охраняя от возможных бед, стоит верный, отважный, любящий Нетаргер.

Искушение было велико.

Неожиданно освещение изменилось. Небо вдруг стало тоньше, прозрачнее, как будто гигантские невидимые руки натягивали его на чашу мироздания.

– Утро, – прошептала Юнара.