Страница 7 из 40
- А ты больше не бойся.
- А я больше не буду бояться. Я тебя люблю.
- И я тебя люблю. Я, может, впервые в жизни люблю.
- Да... Но это считается стыдным.
- Да, это считается...
- Да. Иной пошляк перетрахает с полсотни баб - безо всякой любви, так, по причинности своего причинного места, - и это не стыдно. А тут, по любви, - стыдно. Стыдно, да? Не стыдно. Нам друг перед другом, во всяком случае, стыдно быть не должно. Вот что, не должно.
- А мне и не стыдно. Перед тобой - не стыдно. И перед собой не стыдно.
- А на других - наплевать.
- Да, пускай думают, что хотят... А... а, может, нечего им думать, что хотят?
Может, пускай это останется нашей тайной?
- Да, - сказал я, погладив Русланчика по вьющимся волосам, - пускай это останется нашей тайной.
- И от Кольки с Серёжкой?
- И от Кольки с Серёжкой. - Я обнял Русланчика за шею.
- Мы с тобой как дети, - счастливо улыбнулся он. - Дети обожают всякие тайны.
- Мы и есть дети, - сказал я, прижимаясь к Русланчику телом. Мешали сигареты. Мы докурили сигареты.
* * *
- ... Бабушка, бабушка! - кричу я ей. - Зачем же вы это?.. Вы упадёте, там опасно!
А она поворачивает ко мне девяностолетнее личико и чего-то недовольно бормочет беззубым и почти безгубым ртом. Сухонькие ручки упёрты кулачками в крышу, а невидимые ноги - почему-то они всё же видятся в детских коричневых колготках - свешиваются через край. Глубоко под нею переливается зеленоватокрасновато-голубовато-желтоватыми огнями ночной город, старушка то окунается в него бессмысленным взглядом, то вновь оборачивается ко мне бессмысленным бормотанием. Я хочу подползти к ней и утащить от этой неоновой пропасти, но мне страшно оказаться на краю крыши, ужас перед высотой цепенит меня. Цепенит до такой степени, что хочется расплакаться детским бессилием и позвать на помощь - уже не старушке, а себе на помощь, и тут мою шею обхватывают чьи-то руки и тащат прочь от пропасти, и мы с моим спасителем проваливаемся в люк и катимся вниз по некрутой лестнице в едином объятии и едином хохоте. И становится смешно и бесстрашно. Наконец, лестница кончается и мы вкатываемся в узенький коридор, освещённый оранжевым светом, и встаём на ноги, и Русланчик кидает мне бело-зелёный мяч.
- Русланчик! - кричу я. - Что за мяч?
- Пасуй! - кричит он в ответ.
Я даю ему пас и бегу вперёд, он пасует мне и бежит вперёд, я пасую ему и бегу вперёд он пасует мне и бежит вперёд, я пасую ему и бегу вперёд, а коридор всё не кончается, а мы не устаём, мы не задыхаемся, и он говорит мне:
- Только давай никому не скажем, что мы играли в футбол.
- Давай, - отвечаю я - Потому что нас засмеют, - продолжает он. Скажут, что мы как маленькие.
- А мы и есть маленькие.
- Да. Мы и есть маленькие. Но это наша самая главная тайна.
- Да. У нас есть тайна. Дети любят тайны. У детей обязательно должна быть тайна.
-Да. Большая тайна.
- Да. У маленьких всегда есть большая тайна. А у больших - только маленькие секреты.
- Да. И мы никому не скажем, что играли в футбол.
- А если коридор кончится?
- А он не кончится. Пасуй!
- Держи! Пасуй!
- Пасуй!
- Пасуй!
- Пасуй!
- Пасуй!
- Пасуй!
- Чай!
- Что?! - И я открыл глаза.
Надо мною стоял Руслан, голый, с подносом в руках. На подносе дымились две большие фарфоровые чашки.
- Чай, - сказал Руслан, - который мы не попили вчера вечером.
- А утренний чай ещё лучше вечернего.
Я откинул одеяло.
- За столом будем пить?
- За столом.
Мы сели за стол, не смущаясь того, что оба голенькие. Да и кого? чего? нам было смущаться?
- А что есть к чаю? - спросил я.
- Сушки.
- А вот это здорово! - обрадовался я. - Мы их будем ломать в кулаке...
- И отправлять по четвертинкам в рот, - закончил Руслан.
- Только сначала в чай обмакнём, а то его самого пока пить горячо.
- Ага.
Мы на секунду замолчали, посмотрели друг на друга и расхохотались - нам было ужасно весело нести всякую идиотскую чушь.
Русланчик встал и умелькнул бледной попкой в кухню - за сушками.
"Попкой - именно так ты и отметил, - сказал я себе с внезапной злостью. - То есть, ты и вправду... опидорасился?" И в ту же секунду почувствовал стыд. Стыд за то, что подумал расхоже-пошлым словом о том, что не было расхоже-пошлым, стыд за то, что слился на мгновение с общественным брезгливым снобизмом, считающим грязью то, что грязью само по себе не является, стыд за то, что предал нашу с Русланчиком недавнюю нежность...
- Да пошли вы все на хер! - сказал я вслух. - На хер!
- Ты чего ругаешься? - спросил Руслан, появляясь с полной сушек тарелкой.
- Извини. Это я им. Понимаешь? - Я обнял его за шею, привлёк к себе и поцеловал.
- Понимаю. - Он ответил на мой поцелуй и тут же отстранился.
- Нет, - сказал я. - Нет. - И прильнул к нему снова. Но не целуя просто прижимая его голову к своему плечу.
Руслан вдруг чихнул.
- Будь здоров, - сказал я, отирая плечо ладонью.
- Извини. Что-то в нос попало. Какая-то ворсинка.
- Какая ворсинка? - Я провёл руками по телу, показывая, что я гол, как сокол. - Или хочешь сказать, что у меня тело ворсистое?
- Не, тело у тебя гладкое, шелковистое даже.
- Так в чём дело? Татарский микроб в ноздрю попал?
- А что ты против татар вообще имеешь?
- Я? Ничего. Я думал, ты шутки понимаешь.
- А ты шутишь?
- Конечно, шучу.
- Ну, хочешь, чихни на меня, - рыцарственно предложил Руслан.
- Сначала мне ворсинка должна в нос попасть.
- Или татарский микроб.
- Не покактит. Мне должен русский микроб в нос попасть.
Мы снова переглянулись и расхохотались.
Под ухом грянул телефон, оборвав наш смех.
Руслан досадливо поморщился и снял трубку.
- Алло?
- Квартира Ибрагимова? - поинтересовался в трубке гнусавый квакающий голос.
- Его.
- Товарища Ибрагимова можно к телефону?
- А кто его спрашивает?
- ЦИГП.
- Кто?
- Центр по Излечению Гайморовых Пазух, - нормальным голосом ответил в трубке Серёжка и довольно расхохотался. - Чё, очко сыграло?
- Вничью, - буркнул Руслан. - Ужасно остроумно. От Кольки ума набираешься?
- Татарину русский юмор не понять. Ладно, не хватайся там за саблю, лучше скажи, чё вы там с Пушкиным сегодня делать собираетесь?
- В Болдино гулять. Наслаждаться поздней осенью.
- Ну и дураки. Лучше б в кино сходили. Сегодня в "Ударнике" "Чужие".
- Ига, - Руслан повернулся ко мне. - Хочешь на "Чужих" сходить?
- "Чужие", - задумался я. - Да я их уже видел.
- В "Ударнике", дурак, на широком экране, с квадрозвуком.
- На широком экране, - с псевдовосторгом произнёс я, - с квадро, говоришь, звуком. Тогда, конечно.
- Алло, Серёга. - Руслан снова заговорил в трубку. - Мы не едем в Болдино.
- А чё так? - удивился Серёжка.
- В киношку пойдём. Решили - фильм посмотрим, а потом уже и съездим. Ямщик подождёт нас у кинотеатра.
- Короче. - Серёжка звучал сухо и по-деловому. - Болдино отменяется. После кино давайте ко мне. Есть тема. Касается, Руслан, в основном, тебя. Матушинскому пока не говори.
- А у нас нет секретов друг от друга.
- А если ты ему подарок хочешь сделать на день рождения?
- А-а, тогда другое дело.
- В общем, жду. С Коляном у кинотеатра встретитесь. Он вас в четверть шестого будет ждать. Так что, хоть и не сумеете вы с Пушкиным в своё Болдино съездить, но в Михайловское успеете наверняка. Пока.
- Интеллектуал, - буркнул в пустую трубку Руслан.
- Ну, чего там? - поинтересовался я.
- Да вот, Серёга после кино к себе зовёт.
- Опять, что ли, водку пить?
- Не знаю.
- А ты сам-то хочешь?
- Водку пить?