Тест на прочность

— Нет, в городе. Сюда заглянул от одиночества, у меня от него начинается нездоровый зуд.

«Достаточно ли брутально? — спросил себя Парамонов. — Наверное, нет. Да и вид у меня слабоватый в костюме и галстуке. То ли дело кожаные штаны».

— Зуд? Может, вам к кожному врачу обратиться?

— Со здоровьем у меня все в порядке. Просто здесь, внутри, начинаю потихоньку сатанеть, — Парамонов постучал себе по лбу костяшкой пальца.

— Горячего молока и в теплую постель, — дама извлекла из сумочки красивую зажигалку и длинную тонкую сигарету.

— Не годится, у меня свой рецепт. Зовите меня Курт. А вас как?

— Предположим, Жанна. Сижу и думаю, что сегодня взять.

— Давайте лучше свалим отсюда. Наедине с женщиной я становлюсь совсем другим.

— Мне пока и здесь хорошо.

«Ждет, что я без лишних слов схвачу ее за руку и потяну к выходу? А зачем, собственно говоря, настаивать? Вести мне ее все равно некуда.

Можно и здесь снять показания».

Глава 13

ЗЕМЛЯКИ

Человеческие силы имеют предел. Всем троим нужно было отоспаться и поесть. Майк вырубился сразу, едва только присел на твердую почву.

Свернулся калачиком, укрылся с головой собственной курткой — от комаров и восходящего солнца. Штурман успел поучаствовать в разжигании костра, подвесил греться котелок с водой.

И тоже закемарил, шевеля во сне губами.

Терпухин бросил в кипящую воду несколько мелких рыбешек, подаренных паромщиком, кубики бульона, взятые в дорогу байкерами, и сорванную поблизости траву. Большая часть его сознательной жизни протекла южнее и восточное родной станицы. С восточными людьми он воевал, проливая кровь, и дружил, деля хлеб-соль. Чему-то их учил, чему-то сам от них учился. Например, привычке употреблять в пищу самую разную траву.

С удовольствием ел ее сырой, добавлял в любое варево. Главное — знать, какую и сколько.

Горячий аппетитный запах сработал лучше любого будильника. Майк приоткрыл рот и жалобно попросил:

— Одну только ложечку.

Штурман сел, как лунатик, с пустым, ничего не выражающим взглядом. Только ноздри его раздувались и опадали и правая рука пыталась нащупать ложку. Через минуту народ уже активно работал «столовыми приборами», ободряясь с каждой секундой.

— Уже все?

Дно котелка блестело, будто вымытое.

— Полведра же было, е-мое.

Штурман бросил взгляд на мотоциклы, поблескивающие в солнечных лучах изгибами своих совершенных форм.

— Никакая Афродита не сравнится. Помнишь, Атаман, отличия байка от женщины? Вот еще несколько: «Ты не должен разговаривать с мотоциклом после каждой поездки. Он не станет нарушать твой сон и спрашивать, любишь ты его или нет. Мотоциклы не беременеют, на них можно ездить все тридцать дней месяца».

— Сам придумал? — поинтересовался Юрий.

— Куда мне. Это наш байкерский, так сказать, фольклор.

— Ладно, ребята, — Терпухин глянул на часы. — Через десять минут проснусь, и покатим дальше.

— Ты что, второй Штирлиц, елы-палы? Тоже спишь по минутам — ни больше ни меньше?

— Не проснусь — будите.

— Если только у тебя нет привычки спросонья кулаками махать.

Атаману приснилось, будто он в родной станице — спит под деревом, уморившись после работы в поле. Вокруг слышен знакомый казачий говор. Прихватили за задницу каких-то типов и будут сейчас разбираться. Тормошат и его, чтобы сказал свое веское слово. Только зачем так грубо?

Открыв глаза, Терпухин словно продолжал видеть сон. На уровне лица маячили сапоги и казачьи брюки с красными лампасами. Явственно слышен был родной говор.

— А ну встать! — ему ткнули в плечо нагайкой.

Одно за другим стали проявляться различия.

Во-первых, никто в Орликовской еще не отъел себе такой гладкой рожи, какая маячила вверху. Во-вторых, пейзаж был по-прежнему приволжский и даже костер никуда не делся, только поугас. В третьих, он сам лежал именно в том виде, в каком ходил со вчерашнего дня, — черная, вывернутая наизнанку майка и камуфляжные штаны.

Не меньше десятка незнакомых людей собралось вокруг. А вот «подозрительные типы» из сновидения оказались очень даже знакомыми: спутников Атамана только что закончили обыскивать.

Терпухин резво вскочил на ноги. Пожалуй, слишком резво — это вызвало мгновенную реакцию. Человек с нагайкой отпрянул назад, клацнули по меньшей мере два затвора.

— Руки за голову!

— Спокойно, братцы, все свои. Какими судьбами?

— Болтать потом будем. Пока делай что говорят.

— Ладно, обыщите, если вам так уж приспичило. Только ничего мне не потеряйте.

Две шустрые руки ощупали Атамана сзади.

— Оба-на! «ТТ», обойма полная. Вот еще одна.

— Уже есть за что ответ держать, — довольно крякнули откуда-то из-за спин.

— А у вас на все стволы разрешение?

— Не твое собачье дело!

— Думал, признаете земляка, а вас чего-то заклинило. Кто в Орликовской бывал, шаг вперед!

— Раскомандовался.

— Связать их надо, хлопцы, — решил гладкорожий тип с нагайкой и четырьмя Георгиевскими крестами на груди.

— Стоп, — протиснулся вперед один из тех, что стояли в отдалении. Помню я его, натурально помню. Терпухин, ихний атаман станичный.

— Атаман? — недоверчиво переспросили его. — Какие у атамана с этим отребьем дела могут быть?

Штурман с Майком никак не отреагировали, стояли смирно. Не время возникать, гордость лучше запрятать подальше. Вид их в самом деле должен был бесить казаков: банданы, майки с «дьявольщиной», кожаные ремни и напульсники, узкие пижонистые бакенбарды Майка.

— Может, и не они нам в церкви наследили.

Но из той же породы.

— Нормальные ребята, нечего к ним цепляться, — Атаман опустил руки и сделал шаг в середину круга.

— Тебе кто разрешил? — пустил пену толстяк, чья шея, как тесто, выпирала из ворота мундира. — Стать как стоял!

— Хорош командовать, — оборвал казак, узнавший Терпухина. — Земляка своего обижать не дам.

— Ну вот и делай с вами дела после этого, — плюнул гладкорожий. — Без дисциплины мы не отряд, а шайка-лейка.

— А кто вас командирами ставил? Такой же шпак, в жизни пороху не нюхавший.

— Развелось начальников городских. Хуже, чем при коммуняках, поддержал другой казак.

Терпухин уже провел мысленно разграничительную линию. Несколько человек из группы напоминали скорее артистов, наряженных для съемок фильма, новенькие мундиры, начищенные сапоги, кресты на груди. Только вот физиономии слишком холеные и волосы подстрижены явно в городских недешевых парикмахерских.

— Сам хочешь командовать? Давай, посмотрим, как у тебя получится.

— На автобусе разъезжают, с комфортом. Белые люди. А нам и «Урал» сгодится.

— Погоны на себя нацепили, ордена! Завтра они нас еще налогом обложат на штаб себе в центре города. Будут там девок трахать.

Конфликт явно назревал и раньше, сейчас только появился повод, чтобы нарыв прорвало.

О Терпухине и его спутниках временно забыли.

Кончилось тем, что городские «начальники» направились к своему микроавтобусу.

— Кто хочет дурака валять — на здоровье.

В ком совесть проснется, тот знает номер моего сотового, — бросил на прощанье гладкорожий.

— Вали отсюда. Перышко в одно место.

Станичники все остались, кроме одного. Заново развели костер, расселись вокруг. Тут Терпухин узнал, что отправились они на поиски святотатцев, осквернивших Божий храм.

— Один он там был, почти наверняка один. Мы вот с хлопцами тоже его выслеживаем, — Терпухин не счел нужным скрывать правду. — Так что не все байкеры одним миром мазаны.

— Доказывай что хочешь, но вся эта плесень колота-переколота. Ширанутся и вперед на трассу.

— Попробовал бы ты ширанутый на трассу выскочить, — негромко подал голос Штурман.

Они с Майком пока еще чувствовали себя не в своей тарелке, сидели в стороне.

— Видишь? Знает, чем пахнет, пробовал.

— Ну пробовал. Стрелять меня теперь надо за три раза? Пробовал и больше не хочу. Сам, скажешь, ни разу не надрался.