Страница 4 из 19
Он отходит и запевает приятным баритоном:
- ...Итак, мы начинаем!..
Нестратов, поглядев на счетчик, с тоскливым выражением в глазах лезет в карман.
Чижов и Лапин стоят на берегу и восхищенно глядят на узенькую полоску воды. Нестратов подходит и становится рядом. Вид у него оскорбленный.
- Свиньи! - произносит он прочувствованно. - На триста тридцать восемь рублей наездили!
- В первый раз за долгое время услышал человеческую интонацию от этого Индюка! - с удовлетворением отмечает Чижов. - Это наводит на некоторые мысли.
- Вникните! - радостно говорит Лапин. - Вот она, Яуза, а вот мы. Все трое. Стоим на берегу. Не кажется ли вам, что сейчас, вот из-за этого поворота, выплывет наше счастье - дырявая лодочка.
Чижов смотрит на него, любуясь. Нестратов снисходительно улыбается. Но постепенно радостное настроение Лапина передается и ему. Прожитые годы уходят куда-то, время отодвигается.
- Кошачий барин. Кошачий барин! - нежно говорит он. - Только борода тебя и изменила... Да ты погляди вокруг. Разве наша это Яуза?
Лапин оглядывается. Каменные громады домов окружают маленькую речку. Розовое небо - отражение электрического зарева - висит над городом.
- Наша, наша! - подмигивает он. - Ну, оделась в каменную набережную, приукрасилась, но все равно течет из тех же подземных ключей...
- Все равно? - оскорбляется Нестратов. - Кому все равно? Строили-то мы, архитекторы, строители! Сколько это мне крови стоило, ты знаешь? Здоровья, сил!
- Бедняга, - вздыхает Чижов, - он один, бедняга, и строил. Все - он!
- Простите - да! - Нестратов начинает говорить приподнято. - Это тебе не животы пороть. Извини, я говорю серьезна
- Серьезно?
- Вполне.
- Ну и Индюк. Расхвастался. Понесло его, - глаза Чижова озорно блестят. - Расхвастался он, Саша? Как ты считаешь?
- Расхвастался, - кивает Лапин.
- Тогда, может быть, старым способом? Макнем? Не возражаешь?
- Давай!
И не успевает Нестратов опомниться, как два старых друга, проявив незаурядную силу, подхватывают его дородное тело за локти и приподнимают над парапетом.
- Братцы! - вопит Нестратов, отчаянно отбиваясь. - Вы - сума...
Но Лапин и Чижов, не обращая на его вопли ни малейшего внимания, дружно затягивают:
Мы пойдем к буржуям в гости,
Поломаем им все кости,
Во!.. И боле ничего!..
На противоположном берегу собираются любопытные. Какой-то старик грозит друзьям зонтиком:
- Хулиганство!
- Братцы! - молит Нестратов. - Не пьяные же вы! Ведь мы не мальчишки!
- Скажи, что больше не будешь, - неумолимо требует Чижов.
Нестратов, воспользовавшись тем, что его на мгновенье перестали раскачивать, произносит, вися вниз головой, внушительно и строго:
- Сию же минуту отпустите меня. Есть граница всему!
- Понятно. Давай, Саша.
И друзья снова принимаются петь:
Мы пойдем к буржуям в гости...
- Больше не буду! - кричит наконец Нестратов. Его отпускают. Он задыхается от негодования.
- Выскажись, выскажись, - советует Чижов, - тебе легче станет.
Но Нестратов, повернувшись, собирается уходить. Лапин хватает его за рукав.
- Стой! - говорит он добродушно. - А то потом будет стыдно.
Нестратов что-то недовольно бормочет. Чижов наблюдает за ним почти с профессиональным интересом.
- Глупейшее мальчишество, - сердито сопит Нестратов, - можно и пошутить и подурачиться, я не против, но есть же мера...
- Тяжелый случай, - как бы про себя произносит Чижов, - запутанный. Я и не думал...
- Чушь какая! - Нестратов вынимает платок и отряхивается. - Так я ждал вас, думал: вот наконец встретимся, поедем вместе отдыхать, сколько лет собирались... Поговорим по душам, старину вспомним.
- Эх, хороша наша Яуза, - вздыхает Чижов, - только берега видать!
- И поедем, и вспомним, - кивает Лапин. - И очень я, друга мои, доволен, что не поедем мы ни в Гагры, ни в Сочи, ни в Кисловодск, а поедем мы по тихим нашим широким русским рекам, как мечталось когда-то, поглядим на неведомые берега, да и вообще есть на что посмотреть и на Чусовой, и на Каме, и на Белой...
- Подлечиться бы надо, - морщится Нестратов, - совсем я измотался, ежели хотите знать. Энфизема легких от выступлений всяких, от речей. Поверите ли, вот ездил за границу с делегацией, так за месяц - семьдесят выступлений. Не щадят. А ведь я еще нужен! Задыхаюсь при малейшем... По ночам повернусь па другой бок и задыхаюсь, устал... Тромбофлебит, и сердце стало пошаливать. Беречь, беречь себя надо! Для дела, для государства. Поверьте, не о себе беспокоюсь. Хотя на пароходе тоже хорошо. Воздух, вода... Если, конечно, достаточно комфортабельно.
- Нашел! - восклицает вдруг Чижов с торжеством.
- Что такое? - Нестратов подозрительно смотрит на него.
- Ты погоди, постой! - отмахивается Чижов. - Мы сейчас с Сашей пошепчемся немного. Вроде консультации. Тебе как больному нельзя слушать.
Он наклоняется к Лапину и что-то негромко и оживленно шепчет.
Нестратов следит за ними с плохо скрытым беспокойством.
- Опять ерунду какую-нибудь затеваете? - спрашивает он. - И откуда у вас силы берутся? Забот, видно, мало.
- Не беспокойтесь, - улыбается Лапин, - Чижик надумал прекрасную штуку.
- Какую?
- Узнаешь! - сурово отвечает Чижов. - Только для этого потребуется время. Сил надо не пожалеть и отдыхом своим пожертвовать... Так что для тебя это дело не годится...
- Как это понять? Мы не едем, значит?
- Обязательно едем! - говорит Лапин.
- Встреча на вокзале! - командует Чижов. - Форма одежды парадная летняя. И поскольку ты потратился на такси, билеты берем мы!
Вокзал.
На круглых вокзальных часах стрелки показывают шестнадцать часов двадцать минут. На перроне, у готового к отправке поезда, обычная предотъездная толчея.
Проходит с котомками и рюкзаками веселая компания студентов. Какая-то пожилая женщина, окруженная детьми, громко считает:
- Оля, Петя, Женя, Наташа... А где Вова?
И все ребята принимаются хором кричать:
- Вова! Вова! Вова!..
Пробегает с чемоданчиком уже знакомая нам девушка из Тугурбая. Останавливается, покупает у продавщицы палочку эскимо и, подхватив чемоданчик, устремляется дальше - разыскивать свой вагон.
У выхода на перрон стоят Чижов и Лапин.
Их трудно узнать. На Лапине брезентовая куртка, высокие охотничьи сапоги, за плечами вещевой мешок армейского образца и чехол с удочками. А Чижов и вовсе в самом затрапезном виде - в примятой, блином, кепке, в парусиновых брюках, в повидавшем лучшие времена пиджаке с короткими рукавами. И только гитара, висящая у него за спиной, украшена кокетливым розовым бантом.
- А ты не боишься, - спрашивает Лапин, - Что первый, так сказать, эффект может оказаться слишком уж сильным?
- Ерунда! - весело говорит Чижов. - В таких случаях нужны не пилюли, а хирургическое вмешательство.
Лапин хмыкает:
- Это все так. Но я почему-то слегка волнуюсь. Ты не думаешь, что...
- Смотри! - перебивает Чижов.
На перроне появляется Нестратов.
В светло-серой мохнатой шляпе, в белом пыльнике, он шагает медленно и важно, на голову возвышаясь над толпой. Рядом с ним семенит его жена маленькая, вертлявая, на тоненьких высоких каблучках, в широчайшем модном пальто и зеленой шляпе с торчащим красным перышком. Ее бережно, под локоток поддерживает референт.
За ними следуют человек шесть провожающих, которые выражают свое отношение к происходящему только жестами и мимикой. А сзади, тяжело отдуваясь, носильщик тащит огромный, апельсинового цвета фибровый чемодан.
- Василий Васильевич! Индюк!
- Что?! - Супруга Нестратова оглядывается с испугом и негодованием.
Нестратов медленно поворачивает голову, удивленно смотрит на друзей:
- Вы?
- Мы!
- Нда! - усмехается Нестратов. - Воистину форма одежды парадная летняя. Уж не на маскарад ли мы едем?