Страница 8 из 21
- Хотя бы как у человека... - иронически усмехнулся астроном. - Это значит, я должен допустить, что есть существа, по умственному развитию приближающиеся к человеку. Но это не так. Истина заключается в том, что во Вселенной нет никаких разумных существ, которые по уму, чувствам, поведению и техническому развитию могли бы сравниться с человеком даже эпохи неолита.
Доктор Гольберг решительно выпрямился.
- Значит, вы предполагаете, что нигде во Вселенной мы не встретим существ, находящихся на той же стадии развития, что и мы, и никогда не сможем найти с ними общего языка?
- Я не предполагаю, я твердо знаю это. Человек - единственное, исключительное явление во всей Вселенной. Он высший продукт ее развития и полновластный хозяин. Сегодня он уже находится на пороге своего господства. Он подчинит себе другие миры во Вселенной, выберет самые лучшие, и придет время, когда он будет управлять планетарными системами многих сотен ближайших звезд!
- Любопытная теория, - вежливо сказал Гольберг и посмотрел на Родина, словно ища у него поддержки, - но мне кажется, что она противоречит общепринятым взглядам.
- Я понимаю, что вы хотите сказать: Фламмарион, множество обитаемых миров и тому подобное. Чушь, сказки, спекуляция на человеческом невежестве и чувстве одиночества во Вселенной. Бредни фантастов и неучей. В древности считали, что небо поддерживает всемогущий бог, но путешественники никакого божества не нашли. Общепринятое мнение оказалось ложным. Вспомните, было время - Землю называли плоской. Но нашелся португалец, объехавший вокруг Земли, и он доказал, что Земля - шар. И этот взгляд оказался опровергнутым. Кстати, сколько лет прошло с того времени, когда верили, что на Луне обитают какие-то удивительные существа? Когда астрономия сделала еще один шаг вперед, и этой небылице нельзя было дальше верить, разумные существа были переселены на ближайшие планеты. Ну, да - смуглые, златоглазые марсиане и прочие вымыслы. А когда и из этого ничего не вышло, предсказатели взялись за планетарные системы звезд нашей Галактики и еще дальше во Вселенной! Бред, чепуха! Фламмарион и ему подобные - либо злостные обманщики, либо неисправимые мечтатели. На самом же деле разумные обитатели Вселенной - такие же сказочные существа, как циклопы на Земле. Космическое пространство принадлежит и всегда будет принадлежать лишь человеку. Нам, людям.
Куда девалось хладнокровие Ланге! Страстная речь, в глазах фанатизм, весь он словно одержимый.
Следователь посмотрел на Гольберга. На щеках доктора от возбуждения выступили красные пятна. Превосходно! Чем жарче спор, тем хуже человек владеет собой, тем легче узнать его подлинные мысли.
- По-моему, вы потеряли всякое чувство меры, - запальчиво произнес доктор, - я еще не слышал, чтобы кто-нибудь высказывал антропоцентрическую теорию в столь категоричной форме! Если встать на вашу точку зрения, человек во Вселенной - явление уникальное. И вся Вселенная существует лишь для того, чтобы служить нам, людям. И нигде в природе, в бесчисленных и далеких мирах, нет существ, могущих хотя бы приблизиться к нам по своему интеллекту. Вы это хотите сказать?
- Вот именно. - Ланге уже взял себя в руки.
- Но позвольте, - казалось, доктор испытывает почти физическую боль, вы же лучше меня знаете, что Млечный Путь состоит из ста пятидесяти - или около этого - миллиардов звезд. И у этих звезд не знаю сколько уж там миллиардов планет! Неужели ни на одной из них не могла развиться жизнь, как на Земле? Невероятно, немыслимо, антинаучно! Вы не имеете права отстаивать подобную чепуху!
- Прошу вас, - Ланге улыбнулся холодной, высокомерной улыбкой человека, имеющего неоспоримое преимущество перед своим противником и знающего об этом, - не станем же мы ссориться, как дети. Мне тоже кажется невероятной гипотеза, что где-то, помимо Земли, развилась жизнь. И тем более в таких формах, как на Земле. Что там есть разумные существа, обладающие интеллектом, подобно человеку.
- Если подойти к вашей теории с позиций математики... - начал было доктор.
- Именно математика подтверждает мою правоту. Допустим, что при определенных условиях жизнь на нескольких планетах действительно начала бы развиваться в направлении усовершенствования интеллекта. Представим себе для сравнения, что длительность существования планеты Земля соответствует длительности нашей жизни. Чему, по-вашему, равнялся бы в этом случае "период существования" интеллигентного человека? Образно говоря - примерно секунде, одному мигу. А теперь представьте, какова вероятность, что два человека, каждый из которых моргнет лишь раз в жизни, сделают это одновременно! Примерно такова же вероятность, что жизнь разовьется одновременно на Земле и на планете X. Выраженная математически, эта величина настолько ничтожна, что практически равняется нулю. Вам ясно?
Гольберг с удивлением взглянул на Родина.
- Интересно, - сказал следователь, - это что же, ваша теория, ваша точка зрения?
- В самых общих чертах и с оговорками, касающимися аргументации. Будь это научный симпозиум, я, разумеется, говорил бы иначе. Человек родился на Земле, но его миссия не жить в колыбели, а покорить Вселенную. Поэтому нигде во Вселенной не может быть разума, противостоящего нам. Мы можем лишь встретить средства, способствующие человеческому прогрессу.
- Скажите, у вас... - Родин пытался найти нужное слово, - у этой вашей теории много последователей?
- Вы хотите оценить ее по внешнему эффекту? В науке шумиха не имеет значения. Кто когда-то верил, что Земля круглая и что она вертится вокруг Солнца, а не наоборот!
- Это верно, - заметил Родин, - но мне кажется, мы уклонились от основной темы нашей беседы. Я хотел бы вернуться к мертвому радисту. Нас, как вы понимаете, интересует время, непосредственно предшествовавшее его смерти. Вам пришлось разговаривать в этот день со Шмидтом?
- В субботу? Не помню. Возможно... впрочем, кажется, не пришлось. А если и говорил, то о чем-нибудь незначительном. Хотя да, вспомнил, мы говорили о солнечном шуме. Обменялись парой фраз.
- Это имело отношение к вашей или к его работе?
- К его. В обязанности Шмидта входила связь с Землей, лунными станциями, а также с космическими кораблями и искусственными спутниками. Качество приема, как известно, зависит от солнечной активности. Кроме того, Шмидт проводил и радиоастрономическое наблюдение.
- Ну, конечно, он не смотрел во Вселенную, он ее слушал.
Ланге улыбнулся - не насмешливо или саркастически, как прежде, а непосредственно, почти как ребенок.
- Можно и так сказать.
- Во время разговора с радистом не бросилось ли вам в глаза что-либо особенное?
- Насколько мне помнится, нет.
- Не вспомните ли, где и когда вы с ним говорили?
- Постойте, когда же это было? Во время завтрака... вспомнил - в шлюзовой камере.
- И после вы уже его не видели?
- Лишь издали. По дороге к обсерватории я заметил его внизу у базы, но он тут же погрузился в тень. Номера на скафандре, мне, разумеется, различить не удалось, да я и не пытался. Но это должен был быть он, никто, кроме него, в ту сторону не шел.
- А потом?
- Я работал наверху, в куполе большого рефлектора. Изучал Кастор С.
- Кастор С?
- Это одна из переменных звезд. Но вряд ли это вас может заинтересовать. Закончив наблюдение, я спустился вниз, в фотолаборатории проявил снимки...
- Когда это было, вы не помните?
- Не помню. Спросите нашего врача, она в тот момент была в лаборатории, может быть, она вспомнит. Я обработал негативы и направился в обсерваторию. По дороге меня застала тревога.
- Вы видели ракету?
- Видел, хотя и не смотрел в ту сторону. Но красный отблеск был таким интенсивным и длительным, что его просто нельзя было не заметить. К тому же в наушниках гермошлема раздался сигнал тревоги.
- Вниз бежать нетрудно. Вы пришли вовремя.
- Как сказать. Я оказался последним. Глац и другие уже собрались. Но быстрее добраться я не мог, обрыв довольно крут, дорога едва намечена, а последнее восхождение на Матерхорн я совершил четверть столетия назад.