Страница 42 из 94
Девушки вышли, а Нил потянулся за очередным персиком.
– Ты извини, старик, только не очень красиво получается, – неожиданно сказал доселе молчавший Ринго. Нил удивленно и обиженно поднял брови. – Девочка помогла тебе, теперь ты ей помоги.
– Да я бы с радостью, только что я могу? У меня денег вообще не осталось.
– У тебя пластинки остались.
– Ну, остались...
– Так ссуди ей опять на пару дней, повторим операцию – и всего делов.
– Конечно. Только, слушай, я ведь так и не понял, как это она...
– А тебе ничего понимать не надо. Ты дай, а мы вернем с процентом.
– Может, все-таки, объяснишь?
– Объяснять ничего не буду. Если хочешь, можешь все сам увидеть.
IX
(Ленинград, 1973)
– Ну, выбрали что-нибудь? – нелюбезно спросила продавщица сувенирного отдела.
Ее раздражение было нетрудно понять: посетители Гостиного двора проходило мимо этого хилого отдельчика, немногие останавливались на несколько секунд и, окинув беглым взглядом выставленный товар – топорных мишек с перекошенными физиономиями, горбатые шкатулки, вырубленные из полена в артели безруких инвалидов, красные флажки с бахромой и великое множество изображений одного и того же плешивого, раскосого гражданина с жиденькой бородкой, исполненных на бумаге, ткани, металле, пластмассе и стекле, – отворачивались и шли дальше. Иногда безмятежный покой продавщицы нарушали растрепанные, запыхавшиеся тетки с длинными списками в руках. Сверяясь со списками, тетки брали сразу по несколько десятков вымпелов, жестяных значков, медалек, а иногда и мишек со шкатулками, тщательно отсчитывали мятые купюры и непременно требовали товарные чеки. Это было продавщице близко и понятно: профсоюзные активистки, готовятся к какому-нибудь торжественному мероприятию или же спешно расходуют подотчетные средства в последние дни отчетного периода. Люди при деле, да и покупатели основательные. Эта же парочка юных оболтусов крутится возле прилавка уже минут десять, глазеет непонятно на что, покупать ничего явно не собирается, только держит несчастную женщину в напряжении...
Парень мотнул головой, положил на место бронзовую медаль с изображением ракеты и словами «Ленин жив вечно!» и начал отходить. Но девка, оказавшаяся намного наглее, удержала спутника и заявила продавщице:
– Еще нет. Покажите вон ту ложку. Продавщица в сердцах хлопнула о прилавок длинную деревянную ложку с облупившейся краской, а парень неожиданно схватил девку за рукав и, показывая за окно, взволнованно зашептал:
– Ой, Линда, смотри, это же Стефанюк!
– Тиш-ше, – зашипела она и оттащила его в сторонку. – Стой так! – тихо сказала она, встав между Нилом и застекленным выходом на галерею. – Обними меня и смотри поверх моей головы. Ты будешь его видеть, а он тебя нет... Ну, что там?
– Стоит, мается. В ногах сумка... Какой-то типчик рядом крутится. Так, подошел. Стефанюк достает диски... Слушай, это ж не мои диски!
– Естественно, не твои. Что я, по-твоему, полная дура?
– Но я думал... Ой, смотри, никак Катя?!
– Правильно. Явление второе. Все идет по плану. Рассказывай, что она?
– Подходит к Стефанюку, осматривается. В руках пакет. Что-то говорит, он кивает. Она раскрывает пакет... Ага, вот и мои пластинки!
– Дальше! – Стефанюк рассматривает... Трясет их, гад, нюхает даже. Слушай, зачем он их нюхает?
– Потом расскажу. Что сейчас?
– Два отложил, взял третий. Что-то спрашивает, она, похоже, не соглашается.
– Торгуются. Все верно. Теперь?
– Кладет в сумку. Деньги достал, пересчитывает. Озирается.... Ох, атас!
– Что такое?
– Дружинники. Или менты переодетые. Здоровые, гады. Хватают его, руки выворачивают. В сумку лезут! Господи!..
– Спокойней, Баренцев!
– Но они же... Это же мое!..
– Да успокойся ты, дурила! Сколько прихватчиков?
– Д-двое... Один – совсем шкаф. Второй тоже не слабый!
– Этот второй – он в серой кепке с завязками на макушке?
– Да. Лица не вижу, спиной стоит... А что?
– А то, что все хорошо! Идем отсюда.
– Как это – идем?
– Ногами. Потом на троллейбусе.
– И куда?
– К нам, естественно. Бабки подбивать. Если точнее – делить... Ну, что дрожишь, маленький мой? Она поцеловала Нила в щеку и потащила к лестнице.
Дверь им открыл Ринго, чем, похоже, очень удивил Линду.
– Ты уже здесь?! Как успел?
– Элементарно. «Волга», она побыстрей троллейбуса будет. И на остановке загорать не требуется. Теперь черед удивляться настал Нилу.
– Так и ты там был?
– А как же! Кто, по-твоему, задерживал злостных спекулянтов импортными товарами?
– Но один-то мент был здоровый, как слон, а второй – в кепке и вроде без усов.
Ринго самодовольно усмехнулся и потянул за черный висячий ус. Усы отклеились.
– Сбрил! – ахнул Нил.
– Искусство требует жертв. А уж если искусство еще и навар дает...
Нил кивнул, а Линда сразу посерьезнела и спросила:
– Сколько взяли?
– Триста наличными и кое-что натурой, – столь же серьезно ответил Ринго.
Деловитая обыденность этого диалога подействовала на Нила, как ушат ледяной воды. Истерическая эйфория, в которой он пребывал в течение всего дня, моментально улеглась, и ему вдруг открылась неприглядная реальность сегодняшнего приключения. Мошенничество! Он стал соучастником мошенничества! Они обманом отняли у Стефанюка деньги и вещи, а теперь пришли делить награбленное.
«Но ты здесь не при чем. Ты же ничего не делал... А вдруг он тебя узнал? Или Линду?.. Но какова Линда! Во что меня втянула!»
Нестройный хор внутренних голосов заглушил один – взрослый, холодный, словно бы чужой: «Хорош прикидываться! Последний кретин бы понял, что эти денежки не с неба свалились. И ты прекрасно это понял, только не захотел в этом признаться. А теперь, когда деньги достанутся не тебе, ни с того ни с сего и ум пробудился, и совесть заработала. Большая ты скотина, Баренцев...»
– Эй, да что с тобой? – Линда подергала его за рукав. – Очнись, спящий красавец!
Он дал увести себя в комнату. На тахте лежала Катя и листала иллюстрированный модный журнал, а за столом, держа в руке литровую пивную кружку, восседал монументальный парень с открытым, несколько грубоватым лицом, будто срисованным с плаката «Если тебе комсомолец имя...» Нил даже не удивился, узнав в нем сегодняшнего напарника Ринго.
– Что ж, господа, все в сборе, прошу к столу, – провозгласил Ринго и обратился к сидящему за столом гиганту: – Леша, знакомься, это Нил, хозяин дисков.
– Образцов, – пробасил плакатный комсомолец и придвинул к Нилу полиэтиленовый пакет с пластинками. – Получите.
– Убедительно у вас получилось сегодня, – робко заметил Нил.
– Леша профессионал, социальной герой из областного драмтеатра, – пояснила Линда, а на выразительном лице Ринго появилась скептическая гримаса. Ценнейший кадр... Но пластинки на всякий случай проверь.
Леша хмыкнул.
– Не доверяешь?.. И правильно делаешь. – Он достал из стоящей на полу черной сумки еще один яркий плоский квадрат и метнул его поверх пакета. – Очинно я Фрэнка Заппу люблю, дорогой товарищ. Презентовали бы.
– Не вздумай, – строго сказала Линда. – А тебе, Образцов, стыдно. Своих не динамят. А Нил – свой в доску. Между прочим, мы с ним весной расписываемся.
– Поздравляю! – Социальный герой обаятельно улыбнулся, нисколько, похоже, не смущенный тем, что его только что поймали на мелком крысятничестве. – За это надо выпить.
– Сначала с делами закончим. – Ринго достал из кармана мятую стопку купюр и занялся подсчетом. – Значит, тебе полтинник обломился, держи... Нам с Катюшей – стольник на двоих, остальное, как договорились, Линде..., Нил, тебе, дружок, не обессудь, в прошлый раз перепало. – Да я и не претендую..
– А что натурой взяли? – осведомилась Линда, пересчитав свою долю.
Ринго кивнул Образцову, и тот водрузил черную сумку на стол.
– Боевой трофей, – сказал Ринго и похлопал сумку по кожаному боку.