Страница 9 из 63
– Джон – мой лучший друг, вообще самый лучший человек на Земле. Это он научил меня, куда и что писать, чтобы досрочно откинуться… И видишь, на два года раньше отстрелялся!
– Я рад… Я так рад тебя видеть… – пролепетал Александр, совсем ослабевший от болезни и волнения. – Как… как тебе жилось это время?
– Хреновато, конечно, как еще в тюряге может быть? И совсем бы хана пришла, если бы не Джон. Был бы я там, знаешь, золотой принцессой, общей женкой всех колдбатовских паханов. Только он меня сразу под себя принял и всем крутым об этом сказал. Он там был в авторитете, мой Джон Дервиш.
Лерман слабо улыбнулся. Он даже не ревновал. На то не было ни сил, ни желания…
– Мы вообще зачем пришли-то… – продолжал Бобби. – Ты все равно тут лежишь, а дом пустует… Может, пустишь нас, пока то да се? А мы бы тебе… садик в порядок привели.
Бобби склонил голову набок и лукаво улыбнулся. Улыбка у него была по-прежнему очаровательна.
– Это и твой дом, Бобби… Живи… – он перевел взгляд на Джона. – И вы тоже.
– Спасибо, мистер Лерман, – сказал Джон Дервиш.
Когда Джон с Бобби забрали Лермана из больницы и привезли домой, там его ждал большой конверт с логотипом архива. Это был ответ на его запрос. Фамилия ученого зятя Анны была Захаржевский. Несколько лет назад он умер, но его жена, Ариадна Сергеевна, живет в Санкт-Петербурге по такому-то адресу. В Петербурге же, но по другому адресу живет их сын Никита Всеволодович Захаржевский. Дочь Татьяна, носившая в первом браке фамилию Чернова, с мужем развелась, оставив ему дочь Анну, вторично сочеталась браком с гражданином Великобритании Аполло Дарлингом и в 1982 году уехала на постоянное жительство в Соединенное Королевство.
– Есть! – воскликнул Лерман. – Это она!
– Не кричи, тебе вредно волноваться, – мягко пожурил Бобби. – Переведи дух и расскажи все по порядку. Только пусть Джон тоже послушает.
– …получается, эта Татьяна и есть Дарлинг Теннисон! – закончил Александр свой рассказ.
Джон Дервиш пожал плечами:
– Не факт. Старуха могла и обознаться. Но даже если и так, что с того?
– Но у нее большое состояние! А теперь, когда она стала леди Морвен, – это просто огромное состояние! И если бы мы могли как-нибудь к ней подобраться…
– Извините, мистер Лерман, но, подумайте здраво, это все пустые фантазии. Мы с Бобом предпочитаем ставить реальные цели и реально их достигать. Правда, Боб?
– Правда! – с энтузиазмом подтвердил Бобби.
А Лерман не сводил с него глаз. Из очаровательного и капризного котенка возлюбленный Адонис превратился в стремительно матереющего молодого леопарда, прекрасного, гибкого – и смертельно опасного…
И вот, звонок профессора Делоха, не встречавшегося с Александром лет пять и ничего не знавшего о плачевном состоянии его здоровья – иначе ни в коем случае не стал бы беспокоить просьбами, – сделал цель реальной. Джон Дервиш включился всерьез.
В один из тех моментов, когда болезнь дала Александру Ильичу короткую передышку, он спросил Роберта:
– И все-таки, кто такой мистер Дервиш? Откуда он, за что сидел?
– Знаешь, Ильич, Джон не из тех людей, кому задают вопросы. Он сам их задает и всегда получает на них ответы, – после недолгой паузы ответил Бобби.
…Конвульсивно дергающаяся рука выронила ингалятор, нашарила кнопку… На визг звонка прибежала Инга, с профессиональной сноровкой купировала приступ, поставила капельницу. Александр успокоился, затих.
Инга вышла.
В наступившей тишина Лерман слышал доносившиеся из коридора голоса Дервиша, Бобби и Инги:
– Времени мало, придется разделиться. Ты берешь на себя мальчишку. Его охраняют, так что действуй по обстоятельствам и лучше хитростью.
– Понял. Что с остальными родственниками?
– Старушкой-мамой и брошенной доченькой займемся позже, непосредственной угрозы они не представляют… А наш гость остается на вас, Инга.
– Какие будут указания, мистер Дервиш?
– Лечить по прежней схеме до нашего возвращения. Да, и еще – ровно через неделю позвоните вот по этому номеру и от имени мистера Лермана скажете профессору Делоху, что его русский протеже приезжал, ничего для себя интересного не нашел и улетел домой.
– Правильно, Джон. А то, чего доброго, этот козел забьет тревогу и кинется на поиски. Не хватало нам еще и с ним разбираться… Значит, саму леди-миледи ты берешь на себя.
– Правильно понял. Из-под земли достану, где бы ее черти ни мотали…
(6)
Он не различал «светло» и «темно», «наверху» и «внизу», «громко» и «тихо», «много» и «мало». Он сознавал лишь ничто, лишь отсутствие третьего звена неразрывной триады, образующей его, Шоэйна, персональную вселенную: «Я – сознаю – боль»… Есть «Я», есть «сознаю», нет «боли»… Если выбирать между ничто и болью, я выберу боль. Фолкнер. Дикие пальмы. Если выбирать… Шоэйн выбрал боль. Ничто выбрало Шоэйна. Вселенной Шоэйна больше нет. Нет ему Саммерленда. Нет ему Островов Блаженных и нет ему Йольского воскресения…
– … и стали звезды из искр волос Ее, цветы и деревья – из звуков пения Ее, на землю упавших, все краски мира – из света дыхания Ее, журчание родников – из смеха Ее, и дождь животворящий – из слез великой радости Ее…
Белая Мать в небесном танце своем выткала из ничто шепчущие губы, легчайшее прикосновение к холодеющей плоти…
– Анна…
Искристые воды объяли Шоэйна и, все убыстряясь, повлекли к Свету…
– Кто вы и как сюда попали?!
Старая Анна медленно отвела взор от мертвого, счастливого лица Александра Лермана, повернула голову…
Медсестре Инге, перегородившей дверной проем своим могучим телом, почудилось, что в пальцах непонятной старухи что-то сверкнуло. Она инстинктивно прикрыла лицо, и тут же ярчайшая молния на краткий миг озарила все ослепительным светом, и медсестра Инга рухнула, как подкошенная, а вместо нее в проеме стоял ухмыляющийся Хэмиш, поигрывая сучковатой дубинкой.
– Славно сработано! – похвалила Анна.
Рядом с Хэмишем как из-под земли появилась молоденькая ведьма.
– Матушка, мы нашли вашего внука.
– Где?
– В подвале. Лежит, улыбается, слюни пускает, а матрас-то под ним весь того…
– Мокрый?
– Ага… И воняет там!..
– Скажи сестрам, чтобы поднимали его и выносили из дома… А ты что застыл, брат Хэмиш? Иди сюда, помоги мне…
Высокий худощавый человек лет тридцати подъехал к дому Лермана в тот самый момент, когда двое медбратьев затаскивали в фургончик «скорой помощи» носилки. На них лежала, прикрытая одеялом по плечи, крупная женщина средних лет. Женщина стонала и держалась за голову. Рядом стояла полицейская машина, а у распахнутых ворот замер, широко расставив ноги, здоровенный констебль в каске. Небольшая кучка зрителей, скорее всего соседей, отиралась возле изгороди, внимательно наблюдая за происходящим.
Молодой человек высунул голову из окошка серого «лендровера» и с легким американским акцентом осведомился у стоявшего ближе всех к нему пожилого джентльмена.
– Простите, сэр, здесь что-то произошло?
– Нечто весьма странное, сэр, – охотно вступил в беседу седоусый шотландец. – Какие-то негодяи забрались в дом мистера Лермана, оглушили сиделку, похитили самого мистера Лермана и больше вроде бы ничего не взяли. Кому и зачем мог понадобиться смертельно больной и отнюдь не богатый одинокий холостяк?
– Вы сказали – одинокий? Неужели у бедняги совсем не было родственников?
– Прежде были. Мать, бабка, тетушка – все странные какие-то, сущие ведьмы… Да он и сам был со странностями…
– Тоже ведьмак? – молодой человек иронически усмехнулся.
– Нет, сэр, его странность совсем в другом заключалась… Мистер Лерман был из тех джентльменов, что предпочитают мальчиков. А один такой красавчик, Робертом звали, так тот вообще жил в этом доме несколько лет, пока не посадили. А совсем недавно опять заявился, да не один, а с дружком, бритоголовые оба, вылитые лондонские наци… У нас в Грэндже таких не сильно любят, сэр.