Страница 65 из 95
Перевел Я. Козловский
Для японцев самые дорогие птицы — журавли. Японцы считают, что если больной человек вырежет из бумаги тысячу журавлей, то он выздоровеет. С летящими журавлями, особенно если журавли летят над Фудзиямой, японцы связывают радость и горе, разлуку и встречу, мечты и дорогие воспоминания.
Мне тоже нравятся журавли. Однако, когда японцы спросили меня о любимой птице, я назвал орла, и это им не понравилось.
Правда, вскоре наш борец Али Алиев на соревнованиях в Токио стал чемпионом мира, и тогда один японский друг мне сказал:
— А ваши орлы ничего, неплохие птицы.
Нашим горцам я рассказал о битве, которая произошла в небе над Турцией между орлами и аистами. Когда я сказал, что битву проиграли орлы, горцы пришли в недоумение и даже обиделись. Они не хотели верить моим словам. Но что было, то было.
— Ты неправильно говоришь, Расул, — сказал наконец один горец. — Орлы, наверно, не проиграли битву, а все погибли. Но это же другое дело.
Был у меня один знаменитый друг, дважды Герой Совет-ского Союза Аметхан Султан. Отец у него дагестанец, а мать татарка. Жил он в Москве. Дагестанцы считают его своим героем, татары — своим.
— Чей же ты? — спросил я его однажды.
— Я герой не татарский и не лакский, — ответил Аметхан. — Я — Герой Советского Союза. А чей сын? Отца с матерью. Разве можно их отделить друг от друга? Я — человек.
Шамиль спросил однажды у своего секретаря Магомеда-Тагира аль-Карахи:
— Сколько человек живет в Дагестане?
Магомед-Тагир взял книгу с переписью населения и ответил.
— Я спрашиваю о настоящих людях, — рассердился Шамиль.
— Но таких данных у меня не имеется.
— В ближайшем бою не забудь их пересчитать, — приказал имам.
Горцы говорят: "Чтобы узнать настоящую цену человеку, надо спросить у семерых.
1. У беды.
2. У радости.
3. У женщины.
4. У сабли.
5. У серебра.
6. У бутылки.
7. У него самого".
Да, человек и свобода, человек и честь, человек и отвага сливаются в одно понятие. Горцы не представляют, что орел может быть двуликим. Двуликих они называют воронами. Человек — это не просто название, но званье, притом званье высокое, и добиться его непросто.
Недавно в Ботлихе я слышал, как женщина пела песню о недостойном мужчине:
Что-то есть в тебе от лошади,
Что-то есть и от овцы.
Что-то есть в тебе от коршуна,
Что-то есть и от лисы.
И от рыбы что-то есть.
Но где же мужество?
Где честь?
Слышал я и другую песню женщины — о мужчине, который оказался лгуном:
Я думала, ты человек.
И доверила тайну свою
Пустым оказался орех.
Одна на дороге стою.
Как поздно тебя разглядела,
Сама виновата, увы,
Ты черкеска, в которой нет тела,
Папаха, где нет головы.
Девушка, которая выбирала себе жениха, пожаловалась:
— Если бы я искала носящего папаху, давно бы нашла. Если бы я искала носящего усы, давно бы нашла. Человека ищу.
Когда в горах покупают овцу, смотрят на курдюк, на шерсть, на упитанность. Когда покупают коня, смотрят на морду, на ноги, на весь экстерьер. Но как оценить человека? На что же надо смотреть? На его имя и на его дела… Между прочим, на аварском языке слово "имя" несет в себе два значения. Во-первых, имя как таковое, во-вторых, дело, заслуги, подвиг человека. Когда родится сын, говорят: "ЦIар бугеб, ЦIар батаги". Это значит: "А имя ему пусть принесет слава"… Имя без дела — пустой звук.
Мать учила меня: "Нет награды больше, чем имя, нет сокровища дороже жизни. Береги это".
Надпись на роге:
Произойти от обезьяны
Был человеку путь не мал.
В обратный путь пустился пьяный,
За час опять животным стал.
Когда Шамиль укрепился на горе Гуниб, взять его не было никакой возможности. Но нашелся изменник, который показал неприятелю тайную тропу. Фельдмаршал князь Барятинский одарил этого горца золотом.
Позже, когда Шамиль находился уже в Калуге, изменник пришел в отчий дом. Но его отец сказал:
— Ты изменник, а не горец, не человек. Ты не мой сын.
С этими словами он убил его, отрезал голову и вместе с золотом бросил со скалы в реку. Сам отец тоже не мог больше жить в родном ауле и показываться людям на глаза. Ему было стыдно за сына. Он ушел куда-то, и с тех пор о нем больше не слышали.
До сих пор горцы, когда идут мимо того места, куда брошена была голова изменника, кидают туда камни. Говорят, что даже птицы, пролетая над этой скалой, кричат: "Изменник, изменник!"
Однажды Махач Дахадаев приехал в аул, чтобы вербовать бойцов в свой отряд. На годекане он увидел двух горцев, игравших в карты.
— Ассалам алейкум. Где ваши мужчины, ну-ка, соберите мне их.
— Кроме нас в ауле нет больше мужчин.
— Вах! Что за аул без мужчин. Где же они?
— Воюют.
— А! Оказывается, в вашем ауле все мужчины, кроме вас двоих.
Был случай с Абуталибом. Принес он часовщику исправить часы. Мастер в это время был занят починкой часов сидящего тут же молодого человека.
— Садись, — сказал часовщик Абуталибу.
— Да у тебя, я вижу, люди. Зайду в другой раз.
— Где ты увидел людей? — удивился часовщик.
— А этот молодой человек?
— Если бы он был человеком, он сразу встал бы, как только ты вошел, и уступил бы тебе место… Дагестану нет никакого дела, будут ли отставать часы у этого лоботряса, а твои часы должны идти правильно.
Абуталиб потом говорил, что, когда ему присвоили звание народного поэта Дагестана, он не был так обрадован, как тогда в мастерской часовщика.
В Дагестане живет тридцать народностей, но некоторые мудрые люди утверждают, что живут в Дагестане всего два человека.
— Как так?
— А так. Один хороший человек, а другой плохой.
— Если так считать, — поправляют другие, — то в Дагестане живет один человек, потому что плохие люди — не люди.
Кушинские мастера шьют папахи. Но одни их носят на голове, другие держат на вешалках.
Амузгинские кузнецы куют кинжалы. Но одни прицепляют их к поясу, другие вешают на гвоздь.
Андийские мастера делают бурки. Но одни их носят в непогоду, другие прячут в сундук.
Так и люди. Одни всегда в деле, в работе, на солнце, на ветру, а другие подобны бурке в сундуке, папахе на вешалке, кинжалу на гвоздике.
Будто бы за Дагестаном наблюдают три мудрых старца. Они прожили долгие века, все видели и все знают. Один из них, вникая в древнюю историю, оглядывая старинные кладбища, задумываясь о летящих по небу птицах, говорит: "Были люди в Дагестане". Второй, глядя на сегодняшний мир, показывая на зажженные в Дагестане огни, называя имена отважных, говорит: "Есть люди в Дагестане". Третий старец, мысленно обозревая грядущее, оценивая тот фундамент, который мы заложили для будущего сегодня, говорит: "Будут люди в Дагестане".
По-моему, правы все три старика.
Некоторое время назад гостем Дагестана был прославленный космонавт Андриян Николаев. Заходил он и в мой дом. Моя маленькая дочурка спросила:
— А в Дагестане нет своего космонавта?
— Нет, — ответил я.
— А будет?
— Будет!
Будет, потому что рождаются дети, потому что мы даем им имена, потому что они растут, шагают вместе со страной. С каждым шагом они ближе к своей заветной цели. И пусть в других местах скажут про Дагестан, как мы говорим про аул, в котором порядок и мир: там есть человек.