Страница 101 из 102
– Как же так можно жить, без газет? А радио-то хоть слушаете?
– Редко... но слушаю.
– Про Кубу слыхали? Про Фиделя Кастро?
– Слышал, конечно...
– А про наше столкновение с Америкой из-за Кубы? Из-за наших ракет, которые мы там разместили. Про это слышали?
– Слышал. – Мессинг внимательно взглянул на Хрущева. – Хотите узнать, будет война или нет?
– Да, Вольф Григорьевич. – Хрущев слегка смутился. – Это очень важно. Дело тут не во мне. Тут судьба всего советского народа... Если война начнется, тут, сами понимаете, до атомной бомбы рукой подать...
– Понимаю.
– Так что же... вас эти события совсем не волнуют? – спросил Хрущев.
– Я давно этим не занимался. С тех пор, как умерла жена, – тихо сказал Мессинг. – Боюсь, не смогу...
– Я знаю, что вы в сорок втором году во время своего выступления назвали судьбоносную дату для всего советского народа – месяц и год нашей победы в Великой Отечественной войне, – торжественно объявил Хрущев. – Сегодня дни не менее судьбоносные, Вольф Григорьевич – быть или не быть новой войне...
– Я понимаю... – вздохнул Мессинг. – Я постараюсь...
– Постарайтесь, Вольф Григорьевич... – тихо проговорил Хрущев. – Очень вас прошу... можно сказать, от имени всех советских людей прошу...
Мессинг долго молчал. И вдруг резко встал, отложил палку и, почти не хромая, прошел к окну. Он смотрел на город, на площадь внизу, на проезжающие машины и постовых милиционеров, на спешащих по своим делам прохожих... Потом закрыл глаза...
...И он снова увидел маленького мальчика, идущего босиком по холодным доскам пола к окну. Мальчик подошел, взобрался на лавку и толкнул створки окна. Яркая светло-зеленая луна была прямо над ним. Она смотрела на него и проливала свои бледные лучи на густой яблоневый сад, на дом, стоявший перед садом, и на самого мальчика. И мальчик смотрел на луну, подавшись вперед и протянув к ней руки... Луна царила над миром... и руки маленького мальчика тянулись к ней, словно спрашивали о чем-то, и лицо его было обращено к луне, и губы едва заметно шевелились, словно спрашивали о чем-то...
А потом он увидел бушующий океан... и Карибское море... авианосцы, самолеты, взлетающие с палуб... И ракетные установки на острове Куба... Он увидел Кеннеди, в глубокой задумчивости стоящего перед столом в Овальном кабинете... И он увидел бесчисленные шеренги танков... огромные дивизии в ГДР... Венгрии... Чехословакии...
...Хрущев сидел за столом и напряженно следил за Мессингом.
Тот по-прежнему стоял перед окном, закрыв глаза, и пальцы вытянутых рук мелко вздрагивали... Наконец он открыл глаза. Пот крупными каплями стекал со лба, с морщинистых щек. Мессинг глубоко вздохнул, словно освобождаясь от тяжести. Потом медленно подошел к креслу и взял свою палку.
Хрущев вопросительно смотрел на него, ждал.
– У меня просьба, Никита Сергеич. Меня домой не отвезут?
– Отвезут, конечно, Вольф Григорьевич. Что вы скажете?
– Войны не будет... Вы уступите ракеты на Кубе, Кеннеди уступит что-то очень существенное для США... что-то в Турции... Если я не ошибаюсь, они тоже уберут свои ракеты из Турции... Но войны не будет – могу сказать уверенно... По крайней мере, пока я жив...
В это время на столе зазвонил телефон. Хрущев взял трубку и услышал взволнованный голос Громыко:
– Никита Сергеевич, срочно. У меня в кабинете посол США. Он просит немедленной аудиенции с вами. Говорит, что привез новые конкретные предложения от президента. Они хотят торговаться. Они боятся военных действия больше нас!
– А я про это уже знаю! Откуда? От верблюда! – торжествующим голосом ответил Хрущев, посмотрел на Мессинга и заговорщически подмигнул ему. – Скажи послу, пускай едет ко мне. Приму, как положено! – Хрущев с заметным облегчением улыбнулся, платком утер вспотевшее лицо и снова подмигнул Мессингу: – Ну, Мессинг... ну, сукин сын! – Потом нажал кнопку и приказал: – Николай Федорыч, давай собирай всех членов Президиума... чтобы через два, нет, через три часа все были у меня... – Хрущев опять посмотрел на Мессинга, шагнул к нему с распростертыми объятиями, прижал к себе и стал хлопать по спине, по плечам: – Ну, Мессинг! Дай я тебя расцелую! – Он трижды чмокнул Мессинга в щеки. – Ну теперь... раз войны не будет, мы с них три шкуры спустим... мы им покажем кузькину мать!
Никита Сергеевич Хрущев с суровым лицом на трибуне... Люди в зале напряженно слушают руководителя Советской страны... Голос диктора объявляет: “Советский Союз демонтирует свои ракетные установки на Кубе. В ответ Соединенные Штаты гарантируют ненападение на Кубу и демонтируют свои ракетные установки в Турции. Волевая выдержка и принципиальная позиция, которую заняли руководители Советского Союза, позволили выйти из политического кризиса, в котором оказались ведущие державы мира и который впервые после Второй мировой войны реально грозил человечеству ядерной катастрофой. Президент Кеннеди объявил о снятии блокады Кубы и отдал приказ о демонтаже ракетной базы США в Турции...”
Центральные газеты Советского Союза “Правда”, “Комсомольская правда”, “Известия”, “Труд” выходят с портретами Хрущева... с большими заголовками “Достигнуто соглашение между СССР и США”... с фотографями наших ракетных баз на Кубе... и американских авианосцев в Карибском море... Все газетные заголовки и передовицы подчеркивают, что Советский Союз одержал огромную дипломатическую победу благодаря стойкой принципиальной позиции, которую занял Президиум ЦК КПСС и лично председатель Президиума Никита Сергеевич Хрущев...
Москва, 1970-е годы
Мессинг регулярно приезжал на кладбище, на могилу Аиды Михайловны. Подолгу сидел на маленькой лавочке, опершись на палку с набалдашником. И здесь, среди могил и деревьев, шумевших кронами под слабым ветром, среди криков воронья и щебетания мелких пичуг, одиночество Мессинга проступало до боли печально и безысходно. Он долго смотрел на небольшой черно-серый памятник с маленьким портретом Аиды Михайловны, потом встал, наклонился к памятнику, поцеловал портрет и побрел по узкой тропинке между могил, сильно хромая и опираясь на палку. Поскользнулся на раскисшей после дождей глине, упал, выронив палку. Долго поднимался. Пальто и брюки перепачкались в рыжей глине, и отряхивать их было бесполезно. Мессинг побрел дальше, тяжело опираясь на палку...
И вот квартира Вольфа Григорьевича Мессинга опустела окончательно и бесповоротно.
Виталий Блинов, пришедший сюда по следам своего героя, медленно открыл входную дверь и замер на пороге, не решаясь войти. Потом шагнул в прихожую, снял плащ и не спеша прошел в гостиную комнату. Включил свет и огляделся.
Письменный стол... застекленный сервант... диван, тумба с телевизором... Над диваном портрет Мессинга, написанный маслом. Великий телепат смотрит с полотна бесконечно печальными глазами. Журналист остановился перед портретом, посмотрел в глаза Мессингу и тихо покачал головой, печально размышляя: “Я изучил твою жизнь день за днем и теперь знаю о тебе еще меньше, чем знал до сих пор... До сих пор никто не может понять, каким образом ты мог читать чужие мысли, как ты мог мысленно приказывать людям и животным... как ты мог видеть будущее? Чем больше я узнавал тебя, тем сложнее мне было ответить на эти вопросы... Твои загадочные таланты не раз спасали тебе жизнь и предвещали смерть другим, не оставляя места ни страху, ни надежде... Но и к тебе смерть пришла в положенное время... И ты не смог ее отстранить или отдалить. Или ты сам ее позвал, потому что здесь тебе больше делать было нечего?”
Журналист в задумчивости прошелся по комнате, остановился перед письменным столом. Сел и медленно стал перебирать многочисленные фотографии, вглядываясь в лицо Мессинга... И спросил уже вслух, обращаясь в пространство:
– Так что же все-таки это было? Что ты носил в себе? Божественный дар или дьявольское проклятие? – Журналист осторожно взял со стола старый истрепанный молитвенник, перелистал его страницы и положил обратно на стол. – В сущности, ты был страшно одинок, великий Вольф Мессинг. Единственным человеком, которого ты любил, была жена.. и она ушла раньше тебя, оставив совсем одного на этом свете, на котором тебе и так жилось очень неуютно... Великий иль-Мутанабия сказал: “Величайшее из несчастий, когда нет истинного друга...”