Страница 23 из 87
- Ты, должно быть, добрый человек, староста... - усмехнулся Мазур.
- Я - умный человек. Много прожил, - сказал староста, щурясь. - У меня под началом десять деревень и еще две... О многом приходится думать. Жизнь тяжелая, нужно как-то... это... изобретаться... Они бы не просто увезли тебя в тюрьму - они бы у нас тут торчали не один день, целой стаей, сожрали бы все, что есть, мучили бы всех вопросами, глядишь, еще кого-нибудь прихватили бы в тюрьму. Вдруг им пришло бы в голову, что у нас с вашим кораблем какие-то дела? Мало ли что они захотят наплести своему начальству, чтобы получить на плечи новые золотые листики... Зачем мне с ними связываться? Одни неприятности для людей и острова... Я же тебе говорю - жить нужно в мире со всеми, мало ли как люди зарабатывают себе на жизнь... Если меня не обижают, я тоже никого не обижу...
"Ах ты, старый пройдоха, - подумал Мазур. - Голову можно прозакладывать, тебе уже приходилось общаться и с пиратами, и с контрабандистами, а то и помогать кое в чем. Ну конечно, жить здесь - все равно, что при большой дороге, если мерить сухопутными мерками. И разумный человек постарается устроиться так, чтобы ладить со всеми, - на что-то закрыть глаза, в чем-то подмогнуть, не упустив своей выгоды... и уж, безусловно, не звенеть языком в присутствии чужаков из полиции... Ничего нового и необычного, извечная крестьянская сметка, незатейливый практицизм..."
- Спасибо, староста, - сказал Мазур искренне.
- Не за что пока, Джимхокинс... Благодарить будешь потом... Если договоримся.
- Насчет чего? - насторожился Мазур.
- У тебя есть где-нибудь дом, Джимхокинс? Хозяйство, жена, дети?
Поразмыслив пару секунд, Мазур мотнул головой:
- Ничего подобного. Я, знаешь ли, обыкновенный морской бродяга.
- А тебе не надоело так жить?
- Староста, а ты можешь предложить что-нибудь получше?
- Могу, - быстро подхватил староста. - Вот то-то и оно, что могу, друг мой Джимхокинс, неожиданно посланный нам Аллахом... Куда тебе теперь податься? Конечно, можно отправить тебя на лодке в Лабанабуджо, там полиция, там власть начальник провинции... Хочешь, мы тебя отвезем в Лабанабуджо?
- Нет, - сказал Мазур.
- Вот видишь, - широко улыбнулся староста. - Это тебе не подходит. Тогда оставайся у нас. Вон ты какой симпатичный и сильный... Лейла тебе нравится?
- Ну, вообще-то... - осторожно сказал Мазур. - Красивая девушка...
- Ты это как-то вяло сказал... - Староста уставился на него хитро-проницательно. - А может... Знаешь, есть такие, которые для удовольствия пользуются мальчиками... Дело житейское, ты только скажи, чтобы я знал...
- Э, нет, - решительно сказал Мазур. - Дело, конечно, житейское, но я как-то привык держаться женщин...
- Почему же ты так вяло говоришь про Лейлу?
- Боюсь ненароком оскорбить какой-нибудь местный обычай, - честно признался Мазур.
- Ты деликатный, это правильно... Только нет никаких таких обычаев. Ты меня ничем не оскорбляешь, ее тоже...
Он что-то повелительно крикнул, и тут же, неведомо откуда, возникла Лейла.
Выслушав новое наставление, выраженное всего-то в парочке фраз, она, промедлив, потупилась - и одним рывком сбросила блузку, потом столь же ловко избавилась от саронга. И осталась стоять обнаженная, прикрывшись ладошкой не столько из стыдливости, сколько из того же кокетства. Пузатый староста неожиданно проворным движением оказался рядом с Мазуром, бесцеремонно ухватив его пятерней за то самое место, что недвусмысленным образом отреагировало на пленительное зрелище, - ну, против природы не попрешь... Новый приказ - и девушка, подхватив одежду в охапку, хихикнув, вновь пропала за бамбуковой перегородкой.
Мазур сердито стряхнул руку старосты. Тот, довольно пофыркивая, уселся на прежнее место, плеснул по стаканчикам неизвестного алкоголя.
- Хороший у тебя бамбук, - сказал он преспокойно. - Длинный, крепкий. Девчонке понравится. Я тебе признаюсь по секрету, Джимхокинс, что обычаи у нас простые. Если девушка, достигнув возраста, захочет покачаться на мужском бамбуке, ее никто не будет ругать. Это жена не имеет права ходить в чашу с другими, а девушке многое позволено. Честно скажу, Лейла уже играла с парнями в эти самые игры... но это ведь только к лучшему, а? Зачем тебе неопытная и неумелая женщина? Лучше такая, которая все умеет... А?
- Староста, - сказал Мазур, - ты мне ее что, в жены предлагаешь?
- А как же еще? Не просто так баловаться... Она как-никак дочь старосты всего острова, поиграла по молодости - и хватит...
Он протянул к Мазуру свой стаканчик совершенно российским движением, показалось даже, вот-вот спросит: "Ты меня уважаешь?" Нет, конечно, сия формула была старосте неведома. И они выпили молча, без всяких тостов. Помолчав немного, Абдаллах сказал:
- Давай я тебе все объясню подробнее... Сначала возьмем тебя - ты молодой, сильный и красивый, но нет у тебя ни дома, ни жены, ни достойного занятия. А теперь возьмем меня. Я староста всего острова, но я уже пожилой. Все труднее управляться с этим неблагодарным народом. Есть, знаешь ли, такие ловкачи, которые думают себе по хижинам разные мысли и питают идиотские надежды... Только я еще крепкий! - Он, чуть захмелев, погрозил в пространство кулаком, определенно кому-то конкретному. - Я в свое время от йапонцев живым ушел и сейчас кое-кому не по зубам... Но все равно пора думать про будущее. Видел, какая у меня Лейла? И что, отдавать ее кому-нибудь из наших хиляков? Хлипкий народец, плохо ест, денег ни у кого нету... Ладно, побаловалась для умения - и хватит! Муж ей нужен совсем другой. Крепкий, как ты. Ты белый, но это ничего. Я знаю, как это бывает у животных: когда смешивают породу, детки получаются очень крепкими... У вас с Лейлой должны быть хорошие детки... внуки, - протянул он мечтательно, умиленно. - У меня будут хорошие, крепкие внуки, наполовину белые, наполовину бараяки... У нас будет хорошая семья - я и вы с Лейлой... И кто-то заткнется, заткнется... Джимхокинс, я тебе скажу еще один приятный секрет. У меня есть кое-что... Закопанное. Не рупии какие-нибудь, а те деньги, что ходят и в других странах. И золото, немножко... Все вам останется. Я бы мог, конечно, уехать с ней на Лабанабуджо, в город, но там мы будем - никто. А здесь мы - всё.