Аслан и Людмила

Он слышал, как Давлет-хан вернулся к себе. Сейчас князь упадет бессильно головой на персидские подушки и забудется сладким, медовым сном. Предрассветный сон победит стражу и настанет его время. Надо только слушать тишину. Ему все подскажут.

Аслан сам не знал, как почувствовал, что пора действовать. Сердце чуть громче стукнуло, толкнулось в грудной клетке, и юноша выскользнул из укрытия. Крался он тихо не из предосторожности, а чтобы тело после многочасовой неподвижности успело обрести гибкость и быстроту.

У двери на третьем этаже галереи Аслан опять вспомнил волка, смотрящего из-за кустов на брачные игры оленей. Он хотел переждать, но вдруг обозлился на себя и на эту женщину в белом платье, осторожно открыл дверь и вошел в комнату. Его тут же охватило со всех сторон тепло, излучаемое растревоженным женским телом. Еще мгновение, и он бы забыл, зачем сюда вошел, но из темноты его позвал тихий голос на незнакомом языке. Аслан встряхнулся, быстро подошел к постели, наступая в темноте на разбросанные подушки и простыни. Рука нащупала талию женщины, и, заскрипев зубами, чтобы не потерять голову, Аслан схватил ее в объятья.

Женщина вскрикнула чуть слышно, но не от страха. Она проворно, как змея, обвила тело юноши руками и ногами. Опять она зашептала что-то на неизвестном, ни на что не похожем, языке. Тут она еще раз вскрикнула, и это уже был крик удивления и испуга. Руки ее вцепились в черкеску юноши, она уже раскрыла рот, чтобы издать крик ужаса, но Аслан во время сунул ей в рот заранее приготовленный платок, стиснул ее стальными тисками объятий и легко, как и положено волку, помчался со своей добычей прочь, туда, где был спрятан его боевой конь, к сожалению, не Меченый…

В пещере он развел огонь, чтобы холодные ветры, дующие откуда-то из горных щелей, не простудили княгиню. Он дал ей чеченскую одежду и поразился тому, как неумело облачилась она в. традиционный горский наряд. Что будет с чеченским народом, если его женщины забыли язык предков и разучились повязывать платки, как принято? Аслан поставил перед ней нехитрую горскую еду, она ударила по чашке, сверкнула глазищами и опять заговорила на чужом языке. Язык этот нравился Аслану, женщина тоже.

Когда он вел к Давлет-хану похищенного у абазинцев коня, то играл мыслью, что может оставить Меченого себе. Теперь похожая мысль предложила ему ту же игру. Жена Давлет-хана смотрела на него блестящими от испуга глазами. Но разве в них блестел только страх? Или это ему лишь кажется? Нет, нельзя ему так долго находиться с этой женщиной наедине. Надо возвращаться в усадьбу к Давлет-хану, где, наверное, уже поднялся переполох. Пора назвать ему цену его жены. Ведь она стоит гораздо больше, Аслан чувствовал это, но боялся долго об этом думать.

Усадьба встретила его удивительно спокойно. Два ногайца хотели принять у Аслана коня, но он проскакал между ними. На дворе он пустил коня кругами и закричал в распахнутые окна между богатых, толстых колонн:

— Маршалла ду хьога, Давлет-хан! Здравствуй, князь! Давно ли ты видел свою жену? Не успел еще соскучиться по ней, Давлет-хан? Наверное, ты думаешь, что она убежала в степь с. одним из твоих ногайцев или калмыков? Я могу вернуть ее тебе живой и здоровой. Договоримся, Давлет-хан! Или ты опять предложишь мне пятьдесят рублей? Сколько стоит твоя красавица-жена? Посмотрим, как ты ее любишь!..

Аслан ожидал приступа бешенства со стороны Давлет-хана. Он даже готов был услышать выстрелы, хотя надеялся, что дело ограничиться только проклятьями и выхватыванием кинжала, ведь условия сейчас диктовал он, джигит Аслан Мидоев.

Но Давлет-хан опять удивил его. Он стоял на каменных ступенях между пузатыми колоннами и улыбался.

— Какой горячий и невоздержанный юноша! — говорил она, качая седой головой. — Украл жену у мужа и требует теперь богатый выкуп. Ай-ай-ай! Настоящий бандит! Ай-ай-ай! Сколько же ты хочешь, юноша?

— Две тысячи рублей серебром, Давлет-хан! — крикнул Аслан и конь под ним взвился на дыбы, как бы повышая цену выкупа. — Только жену я тебе приведу и так, бесплатно. Две тысячи я прошу у тебя за Меченого, того коня, что привел к тебе три дня назад. Жену же я привезу тебе из большого уважения к твоему благородному имени.

— Благодарю тебя, джигит, — усмехнулся себе в усы Давлет-хан. — Ты привел мне черного, как ночь, коня, теперь же готов вернуть мне солнце. Я ничего не пожалею, чтобы отблагодарить тебя. Почему же ты так мало просишь? Я думал, что ты настоящий джигит, а награду ты запросил, как жалкий раб. Разве столько стоит моя жена-красавица? Хочешь обидеть Давлет-хана?..

Князь говорил сладким голосом, и чем приторнее он становился, тем тревожнее было Аслану. Да и его боевой конь занервничал, задрожал черными ноздрями, захрапел. Тут-то юноша и рассмотрел нукеров Давлет-хана, которые крались к нему за кустами, охватывая его кольцом.

— Берегись, Давлет-хан! — крикнул он, выхватывая из чехла ружье. — Если я не вернусь до захода солнца в условленное место, мои друзья отрежут голову твоей красавице-жене! Слышишь меня?..

Давлет-хан только расхохотался на его слова. А кольцо продолжало смыкаться. Теперь ногайцы и калмыки уже не таились, несколько ружей ловили на прицел не стоявшего на месте Аслана, несколько шашек уже показали свои стальные языки из ножен. А Давлет-хан уже отступил за колонну, вместо него на ступенях перед Асланом встали трое его лучших нукеров.

— Мальчишка! — услышал юноша княжеский голос. — Я подарил тебе жизнь, вместо того, чтобы кинуть твое дохлое тело шакалам. Так-то ты платишь за доброту! Но ты оказался слишком глуп и самоуверен! Отрезать голову моей красавице-жене?! Второй раз ты не будешь прощен!..

Аслан понял, что почва ускользает из-под его ног. Где-то он здорово ошибся, раз Давлет-хан ведет себя подобным образом. В чем же его ошибка? Самое главное, что времени на поиск просчета у него уже не было. До смерти оставались считанные мгновения…

В этот момент, когда весь мир, словно затаился, заткнув уши перед выстрелом, отворилось окно на втором этаже, и послышался красивый и властный одновременно женский голос:

— Кто говорил про жену Давлет-хана?

Аслан увидел в окне лицо царственной красоты, немолодое, но отразившее в себе прожитые годы только в самом прекрасном — едва заметную печаль в уголках глаз, тень невеселых раздумий на лбу и добрые чувства, отпечатавшиеся на губах.

— Мне послышалось, что торговались из-за моей отрезанной головы? — спросила она и так посмотрела на Аслана Мидоева, что он, рискуя быть подстреленным первой же пулей, остановил ходившего под ним коня.

— Дукха йехийла хьо! Живи долго! — сказал Аслан, пораженный не своей, еще не до конца осознанной ошибкой, но взрослой красотой этой женщины. — Клянусь тебе, йоккха стаг, прекраснейшая из всех женщин, что ни один волос не упадет с твоей головы! Прости, что потревожили твой покой…

— Как зовут тебя, юноша? — она улыбнулась ему, и Аслан понял, что под покровом ее улыбки с ним ничего не случится.

— Аслан Мидоев, — он спрыгнул с коня и поклонился ей.

Если бы она сейчас велела, он бы рассек себя кинжалом, кинулся в пропасть, сжег бы себя на костре, но она только улыбалась.

— Ты хотел получить за меня выкуп?

— Нет, йоккха- стаг, я хотел получить плату за коня, — ответил юноша, — за тебя невозможно получить выкуп. Во всей России, на всем белом свете не найдется сокровищ, чтобы заплатить за одну твою улыбку…

Она рассмеялась и подарила ему еще один из своих взглядов. Сколько их было у нее, необыкновенных, неповторимых?

— Значит, ты готов выполнить мое небольшое поручение? — спросила жена Давлет-хана.

— Да я готов… — поспешил ударить себя в грудь кулаком Аслан, но она прервала его останавливающим движением руки.

— Дело в том, что у нас пропала гувернантка-француженка, воспитательница моих сыновей. Аслан, помоги нам разыскать ее. Поможешь?

— Я сейчас же поеду на поиски и к вечеру привезу ее живой и невредимой.

— Спасибо тебе, добрый юноша, — она наклонилась над подоконником. — Ты где, дорогой?