Страница 22 из 56
— Вова, меня другое поразило, — перебил его Тим, — событие прошлой недели: в Калининградской области, в гарнизоне Рябиновка Балтфлота ВМС РФ было совершено нападение на военнослужащих с целью, как об этом заявил командующий флотом адмирал Валуев, — захватить оружие. Адмирал сказал, что для вооруженных преступных группировок легче напасть на военных, чем привезти оружие из Польши или Литвы, граничащих с Калининградской областью. Вывод напрашивается сам собой: такая армия, которую еще надо защищать с милицией от бандитов, вряд ли годится для защиты от внешнего врага и от чеченцев. В Англии тоже есть вооруженный бандитизм, и его там даже преизрядное количество, вспомнить только ирландские националистические группировки ИРА. Но там ни одной из группировок и в голову не придет напасть на воинскую часть, потому как камикадзе в Англии не водятся — все знают, что с профи из Армии Ее Королевского Величества лучше не связываться — бошку отстрелят, едва сунешься за колючую проволоку ограждения.
— Ну, ты грузишь! — отмахнулся Плюшкин. — Не грузи девушку!
— Это кто еще грузит? — возразил Тим.
— Да нет, мне интересно, я ведь тоже журналистка, — вставила Айсет.
— Что значит «тоже»? — возмутился Плюшкин. — Это мы с вами журналисты, а он, — и Плюшкин ткнул Тима пальцем в грудь, — а он не журналист, он английский шпион!
— Хорош же я шпион, если об этом все знают! — хохотнул Тим.
— А в этом как раз и весь наш русский юмор — какова страна, такого уровня в нее и шпионов засылают, — сказал Плюшкин и развел руками.
— То есть, я плохой шпион? — переспросил Тим.
— И мы — плохая страна, — согласился Плюшкин. — Это как в анекдоте, там в квартиру стучатся и спрашивают: у вас продается славянский шкаф? А из-за двери отвечают: вы ошиблись этажом, шпион в сороковой квартире живет…
Айсет одинаково не нравились оба кавалера. Но с ними было интересно.
— Как известно из истории двух последних чеченских войн, для полевых командиров ультиматумы так же действенны, как по танкам — стрельба из рогатки, — Тим снова вернулся к больной теме, — поэтому ультиматум в двадцать четыре часа сдаться, что ваш Казанцев выдвинул Хаттабу с Басаевым, выглядит более чем странным. За этой обнародованной вчера «мирной инициативой» снова просматривается какая-то нечистая игра. Рассчитывать на то, что Хаттаб с Басаевым скинут камуфляж и, вняв малопонятному предложению «влиться в мирную жизнь», наденут костюмы с галстуками и отправятся с Казанцевым в местную дискотеку, пожалуй, не стоит. Но и наивно полагать, что власть станет действовать так непрофессионально, предпринимая заведомо неэффективные действия вроде последнего ультиматума. Складывается впечатление, что напуганный разоблачениями Кремль пытается по-быстрому свернуть чеченскую кампанию. И при этом как не предположить, что для подкрепления «предложений» не предусматривается какой-то «секретный протокол»? Может, Басаеву предложат беспошлинное право торговать героином в столичном метро? А Хаттабу — десять процентов с доходов Газпрома? Где же правда? Ваш народ имеет право ее знать!
Плюшкин кивнул, взглянул на Айсет и неожиданно сменил тему.
— Тим, а с кем поедет наша девушка? — спросил он в упор, поверх очков уставившись в вырез платья Айсет.
— С самым смелым, — ответил Тим.
— Нет, с самым перспективным, — возразил Плюшкин, — а самый перспективный для нее в профессиональном смысле — я, потому как все выпускницы журфака хотят на мой телеканал.
— Во-первых, я не с журфака, а из Лондонской школы экономики с отделения медиа-бизнеса, — отпарировала Айсет.
— А во-вторых, канал не твой, а Козлинского, — вставил Тим.
Айсет пошла с Плюшкиным.
Заинтригована она была не обещанным вином из личного «cave», но… Софи-Катрин по секрету она бы призналась, что даже не женское, а девчоночье какое-то любопытство одолело — страсть как хотелось взглянуть на то, что у журналиста Number One болталось под выдающимся животом…
Айсет слышала выражение «крутить динамо». Но сама никогда еще этого не проделывала. Все вышло само собой.
Принимал он ее, естественно, не дома. Но и здесь был этакий «филиал» его знаменитого погребка. Выпили неплохого вина, потом Айсет отправила Плюшкина в ванну.
— У японских девушек есть обычай перед сексом собственноручно вымыть своего самурая, — сказала она, входя, когда Плюшкин, совершенно голый и пьяный, пытался по-быстрому соблюсти гигиенические формальности. — Не торопись…
Полюбовавшись на вышеозначенный предмет и нисколько не впечатлившись, Айсет потеряла к развитию событий всякий интерес.
И теперь, когда она ехала в такси домой, она почувствовала себя одноклубницей столичных милиционеров. Да здравствует «Динамо»!
Да! Жизнь нескучная штука. Она может быть тяжелой, трудной, или — наоборот, легкой, веселой, она может быть быстротечной в узкой стремнине событий, она может быть замедленной в широком разливе отсутствия событийных вех… Но она не может быть скучной…
Наутро отец снова послал ее в Питер. Туда летела самолетом «Трансаэро». Обратно — вечером «Красной Стрелой»… И, вернувшись из Питера, Айсет узнала, что отец убит.
Юсуфу позвонили на мобильный, когда они только сели с ним в вагон. Но верный и благородный Юсуф решил подарить своей госпоже хоть одну спокойную ночь. Чеченские женщины часто теряют близких. Зачем ей раньше времени узнать про новое горе? Все равно они приедут только утром! Что изменится, если она узнает с вечера? Разве что вновь проплачет всю ночь?!
На вокзале их встретил Зелимхан — бригадир дядиных нукеров. Это был не очень хороший знак. Юсуф понял, что брат убитого миллиардера сразу начал брать все под себя и первым делом поменял охрану. Где раньше были люди Доку Бароева — теперь были люди его брата, Магомеда Бароева. И в первую очередь те, кто отвечал за безопасность.
Айсет тоже обратила внимание на то, что ее не встречали Теймураз и Руслан.
— Где они? — спросила Айсет, когда они с Юсуфом сели в машину.
— Теймураз и Руслан погибли вместе с твоим отцом, — ответил Юсуф.
Айсет не могла плакать — горе выжгло слезы. Бледная, как мел, безучастная, она дала усадить себя в автомобиль, молча слушала обращенные к ней слова, но не слышала их. Трудно было дышать, будто вместо воздуха повсюду разлит был какой-то вязкий, тягучий, прозрачный кисель. Глаза ее были открыты, но она не видела ничего вокруг, взору неожиданно открылась другая картина.
Сверху, сквозь негустую пелену облаков, Айсет видела горбатый утес, покрытый маленькими светлыми домиками. Крыши их сверкали на солнце, слепя глаза.
«Что это? Где я?..»
«Это Малхиста, страна Солнца…» — ответил голос отца, звучавший глухо и как-то шершаво, как на старой магнитофонной ленте.
«Какие интересные домики в этой стране! Кто живет в них? Люди солнца?»
«В них живут те, кто покинул страну живых…» «И ты… ты теперь тоже живешь здесь?» «Люди, уходящие в Свет, становятся почти равны богам, а я… Прости меня, дочка…»
Слезы, градом хлынувшие из глаз Айсет, смыли видение. Цепочка черных «Мерседесов» подъезжала к дому Магомеда Бароева.
Мусульманские похороны — быстрые похороны. Усопшего положено похоронить в тот же день до захода солнца. Зарыть в родную каменистую землю, и непременно так, чтобы он сидел лицом на Восток.
Фамильный склеп Бароевых в Дикой-Юрте разбомбили до основания еще в девяносто пятом, и дядя Магомед принял решение похоронить брата и племянников в Гудермесе.
Туда летели двумя чартерами. «Как много наших в Москве!» — думала Айсет, глядя на многочисленных родственников, едва разместившихся в двух зафрахтованных дядей «Ту-154»… И сама себе вдруг удивилась, когда назвала этих людей «нашими»…
Ночь после похорон она провела в специально отведенной ей комнате в гудермесском доме дяди.
А наутро он принял ее.
Разговор был недолгим.