Призрак в храме

Из складок накидки, покрывающей колдунью, появилась белая рука. Длинной тонкой палочкой она поворошила угли и горящим концом начертила в золе какие-то знаки, шепча что-то карге. Старуха энергично кивала. Она положила несколько засаленных медяков у очага, встала кряхтя и исчезла за войлочной занавеской, служившей дверью.

Ма Чжун собрался было подняться и представиться, но колдунья подняла голову, и он тут же опустился на стул. На него смотрели два огромных горящих глаза. Это были те же глаза, что обожгли его утром на улице. У колдуньи было красивое, но холодное лицо, ее бескровные губы кривились в презрительной усмешке.

– Вы пришли сюда, чтобы спросить, любит ли вас по-прежнему ваша девушка, господин чиновник? – спросила она глубоким гортанным голосом, – Или вас зачем-то послал ваш начальник? Может, он хочет узнать, не занимаюсь ли я колдовством, запрещенным вашими законами? – Она говорила на безупречном китайском языке. Ма Чжун ошеломленно смотрел на нее. Она продолжила: – Я видела вас, господин чиновник, в вашем прекрасном наряде. Это было утром, когда вы шли со своим начальником, бородатым судьей.

– У вас острый глаз! – пробормотал Ма Чжун.

Он подвинул свой табурет поближе к огню, который горел чуть слабее. В растерянности он не знал, с чего начать.

– Говорите, что привело вас сюда? Я не скупаю краденого. Можете убедиться сами!

Она поворошила угли и показала палочкой в угол комнаты. Ма Чжун ахнул: то, что он сначала принял за груду мусора, теперь оказалось кучей человеческих костей. Два черепа, казалось, скалились на него в усмешке, поверх кучи шкур лежал ряд человеческих берцовых костей и разбитая, почерневшая от времени тазовая кость.

– Проклятое кладбище! – воскликнул он в ужасе.

– А разве все мы не живем на кладбище, всегда и везде? – презрительно спросила Тала. – На каждого живого приходятся бесчисленные полчища мертвых. Мы, живые, лишь отбываем здесь наказание… Не берите грех на душу, господин чиновник! Итак, что привело вас?

Ма Чжун набрал в грудь воздуха. С этой невероятной женщиной не было нужды ходить вокруг да около. Поэтому он коротко сказал:

– Бродяга по имени Сэн Сань был убит прошлой ночью за Восточными воротами. Он…

– Вы напрасно теряете время, – перебила она, – Я знаю только то, что случается в этом квартале. И за его границей. Я ничего не знаю о том, что происходит на другом конце города. Если вы хотите знать, что случилось с девушкой, о которой вы только думали, я, может быть, смогу помочь вам, – Увидев его смущение, она быстро продолжила: – Я имею в виду не маленькую потаскушку Тулби, господин чиновник, я говорю о другой, названной в честь драгоценного камня.

– Если вы знаете… кто такая Нефрит и где… – заикаясь, выдавил из себя Ма Чжун.

– Я не знаю. Но я спрошу у своего мужа.

Она встала и сбросила накидку с плеч. Ма Чжуну опять пришлось вынести удар. Ее высокое совершенное тело было совсем голым.

Он глядел на нее разинув рот, парализованный глубоким безымянным страхом. Эта бледная, совершенно безволосая фигура казалась настолько нереальной, настолько далекой от обычной жизни, что щедрые изгибы ее тела не только не возбуждали в нем желания, но даже подавляли его каким-то ужасом, отвратительной жутью неизвестного. Когда чудовищным усилием воли он заставил себя оторваться от ее глаз, он увидел, что она сидела не на стуле, а на небольшой пирамиде из черепов.

– Да, – сказала она холодным отрешенным голосом. – Это начало. Лишенное всех ваших глупых мечтаний и излюбленных иллюзий, – Затем, показав на кучу черепов, она добавила: – А это конец, лишенных всех пустых обещаний и восторженных надежд. – Она пнула кучу черепов босой ногой, и они со стуком покатились по полу.

Некоторое время она стояла, широко расставив ноги и оперев руки о бедра, и смотрела на него сверху вниз с бесконечным презрением. Ма Чжун облился холодным потом и как-то даже согнулся под этим взглядом. Словно во сне, он смотрел, как она резко нагнулась и развязала шнурок, привязанный к железному крючку в стене. С потолка опустился занавес из раскрашенной материи и разделил комнату на две части. Колдунья встряхнула волосами и исчезла за занавесом.

Огонь, казалось, угасал. Он не понял всего значения ее слов, но они наполнили его пугающим чувством полного одиночества. Он глядел не отрываясь на странные знаки, изображенные на занавесе. Мысль его, казалось, застыла. Внезапно резкий звон медного колокольчика вывел его из оцепенения. Тала начала напевать какую-то монотонную мелодию на странном языке. Сначала она пела громко, потом затихла. Потом, после позванивания колокольчика, он снова услышал ее голос. В комнате стало теплее, и тошнотворный запах разложения начал вытеснять аромат камфарного дерева. Постепенно в комнате стало жарко. Пот струился по его спине, и куртка промокла насквозь. Внезапно пение сменилось тихим стоном. Звон колокольчика прекратился. В бессильной ярости он сжал кулаки, и его ногти впились в мозолистые ладони. Его мутило.

В тот самый момент, когда он почувствовал, что его вот-вот одолеет свирепый приступ рвоты, воздух в комнате внезапно очистился, чистый аромат камфары сменил отвратительную вонь. Стало прохладнее. Некоторое время в комнате было тихо, как в могиле. Затем из-за занавеса послышался измученный, совершенно обессиленный голос колдуньи:

– Поднимите занавес и привяжите шнурок.

Он тяжело поднялся и сделал то, о чем его просили, не смея взглянуть на нее. Когда он привязал шнурок к крючку в стене и обернулся, он увидел, что колдунья лежит, вытянувшись на дощатой кровати, положив голову на руку. Глаза ее были закрыты, длинные волосы свисали до пола.

– Идите сюда! – приказала она, не открывая глаз. Он сел на бамбуковый табурет у ее ног. Он заметил, что ее тело покрывала тонкая пленка пота, из нижней губы сочилась кровь.

– Девушка по имени Нефрит родилась двадцать лет назад в четвертый день пятого месяца года Мыши. Она умерла в прошлом году на десятый день девятого месяца года Змеи. Умерла, сломав шею.

– Как… кто? – начал Ма Чжун.

– Это все, что мне было сказано. Мне сказали также обо мне самой. Хотя я и не спрашивала. Уходите!

Усилием воли он взял себя в руки.

– Я должен приказать вам сообщить подробности. Иначе мне придется привести вас в суд, чтобы…

Она томно протянула к нему руку, по-прежнему не открывая глаз:

– Покажите разрешение на арест!

Ма Чжун не ответил. Тогда она вдруг подняла тяжелые веки. Он увидел, что ее налитые кровью глаза сломлены, мертвы.

Ма Чжуна вырвало. Он резко вскочил и бросился к выходу. Ослепленный ярким солнечным светом, он на кого-то налетел. Это был один из татар. Все трое стояли поперек улицы, загораживая ему дорогу. Самый высокий из них толкнул его.

– Смотри, куда бежишь, собачий сын! Что, хорошо поразвлекался с ведьмой?

Весь накопленный страх и бессильная ярость выплеснулись наружу. Он нанес татарину такой удар в подбородок, что тот повалился навзничь, как бревно. Двое других бросились бежать что есть мочи. Они увидели огонь убийцы в глазах Ма Чжуна. В слепой ярости он погнался за ними. Прохожие быстро сторонились, уступая дорогу ругающемуся великану. Потом – он запнулся "о какую-то рытвинку и растянулся во весь рост посреди улицы. Медленно поднявшись, он увидел, что находится на улице Тулби. Она стояла перед своей лавкой, помешивая в котле черпаком с длинной ручкой. Обернувшись, она яростно кляла старшего сынишку, который дергал за волосы вопящего во все горло младшего брата.

Гнев Ма Чжуна улетучился. Эта домашняя повседневная сцена наполнила его грудь теплым, мягким чувством. По положению солнца он увидел, что еще рано. Сначала он съест миску горячего супа, чтобы успокоить желудок… Он быстро стер с лица грязь и, широко улыбаясь, пошел к Тулби.