Рождественский подарок

II

— Как это произошло? — с дрожью в голосе спросила Мира. Ее черные глаза превратились в два огромных, пугающих омута; волосы цвета воронова крыла рассыпались по плечам. Она шагнула мне навстречу, не скрывая терзающего ее волнения.

— Как? Почему? — на ломаном русском спросил брахман. Его ученик-брахмачарин Агастья выглядывал у него из-за спины. Оба чувствовали, что над их головами нависла какая-то опасность.

— Ничего себе Рождество! — воскликнул поляк Гродецкий.

Я заметил, что Мери-Энн подняла глаза, как только Станислав это сказал. Как ни абсурдно это выглядело, но мне почему-то навязчиво казалось, что этих двоих что-то обязательно связывает. Но что именно, я пока точно определить не мог.

— Это очень неприятная история, — пришлось мне ответить. — Похоже на какое-то жертвоприношение… — нехотя выговорил я. У меня не было особого желания говорить об этом, но я прекрасно понимал, что рано или поздно все так или иначе проведают обо всем, в том числе и о леденящих душу подробностях.

— Жертвоприношение?! — княгиня наконец отошла от обморока. — О чем вы говорите, Яков Андреевич? — восклицала она. — Я брежу? — Ольга Павловна часто-часто заморгала своими заплаканными глазами. — Я не верю своим ушам! — запричитала она. — Я же говорила Николаю Николаевичу, — как только княгиня Титова произнесла имя мужа, то сразу же вновь залилась слезами, — чтобы он не приглашал этих варваров в дом! — Ольга Павловна указала своим пухлым пальцем на Мадхаву с Агастьей, которые съежились под ее обличающим взглядом.

Взоры гостей сразу обратились в их сторону.

— Надо вызвать полицию! — передернул плечами Гродецкий.

— Что же будет с детьми? — ужаснулась мисс Браун. — Здесь опасно оставаться! — простонала она.

— Но мы здесь ни при чем! — ткнул себя в грудь Мадхава. — Почему вы так на нас смотрите?

— Убийцы! — воскликнула Ольга Павловна.

— Господа, — обратился я к присутствующим, — я попросил бы вас сохранять спокойствие! — обратился я ко всем присутствующим.

— А кто вас на это уполномочил? — усмехнулся Гродецкий.

— Но, господа, — я развел руками. — Не лучше ли все-таки сохранять трезвую голову и здравый рассудок?

— Но если эти варвары причасны к убийству… — угрожающе проговорил Иван Парфенович.

— Я думаю, нам в этом еще предстоит разобраться, — ответил я.

— А я думаю, — высокомерно вмешался Гродецкий, — нам следует вызвать полицию!

— Вполне с вами согласен, — ответил я. — Как только метель утихнет…

Станислав взглянул в окно. Метель вовсе не собиралась стихать, а только усиливалась. Влажные хлопья снега облепили стекло.

— I am so afraiding! — всхлипывая, сказала англичанка.

— Господи! — всплеснула руками Грушенька. — А убийца-то среди нас!

В госиную вошли запыхавшийся Никита Дмитриевич Сысоев и вспотевший Лаврентий Филиппович Медведев. На обоих лица не было. У квартального шея побагровела от натуги.

— Где мой муж? — воскликнула Ольга Павловна.

— Внизу, — ответил Никита Дмитриевич, — в одной из комнат, которая тоже была предназначена для гостей. Я отдал распоряжение, чтобы его тело начали приводить в порядок, — добавил он. — И послал в нашу часовню за священником. Примите мои соболезнования, княгиня, — скорбно склонился управляющий.

— Я иду к нему, — вскликнула Ольга Павловна и направилась к выходу, путаясь в своем чайного цвета салопе, длинной широкой накидке на вате с прорезями для рук. Грушенька бережно поддерживала барыню под руку.

— Я немедленно уезжаю отсюда, — холодно заявил Гродецкий.

— Ну уж нет, — Лаврентий Филиппович поднял вверх указательный палец и отечески им погрозил. — Я представляю здесь на данный момент органы сыска, и никто не уедет отсюда до прибытия полицейских или пока мною не будет схвачен убийца! Или убийцы… — он покосился в сторону окаменевших индусов.

— Да и выезды из имения все снегом занесло, — сказал Сысоев.

— Так, значит, мы в западне! — воскликнула англичанка.

— Получается так, — согласился Никита Дмитриевич.

— И до каких же пор? — осведомился Иван Парфенович Колганов.

— Ну, — пожал плечами управляющий, — полагаю, что как только метель закончится, через несколько дней дороги будут расчищены.

— А это уже радует, — с иронией заметил поляк.

— Что ж, господа, — проговорил Медведев, потирая вспотевшие руки, — пока вы свободны. До моего особого распоряженя, — добавил он.

Тогда гости медленно и понуро стали разбредаться по своим комнатам.

— Лаврений Филиппович! — позвал я Медведева. — Не соблаговолите ли вы отдать мне индийского божка, хотя бы во временное пользование?

— Это еще зачем? — насупился квартальный.

— Я хотел бы показать его Мире, — ответил я, — так как она разбирается в индийской религии гораздо лучше нас с вами!

— Ну-ну, — пробормотал Лаврентий Филиппович, — я бы не сказал, чтобы это сейчас пошло ей на пользу!

— Что вы имеете в виду? — насторожился я, догадываясь к чему он клонит.

— А то, — грозно ответил Лаврентий Филиппович, — что ваша индианка тоже может быть в этом замешана.

— Я полагаю, вы это не всерьез? — поинтересовался я.

— Не знаю, не знаю, — развел руками Медведев. Однако он все же передал мне золотую статуэтку Индры!

Я постучался в комнату Миры.

— Войдите! — позволила мне она.

— Мне надо с тобой поговорить, — сказал я, едва переступив через порог.

Спальня индианки вся была обставлна мелкой мебелью: шифоньерками, шкафчиками, столиками… За ширмами, обитыми китайским изумрудно-зеленым шелком с разводами, белели покрывала пуховой кровати.

В комнате терпко пахло какими-то травами и цветами.

— О чем? — спросила Мира, убирая со столика орехового дерева свой погребец — миниатюрный дорожный сундучок.

Она поправила прическу, заглянув в венецианское зеркало. Я невольно залюбовался ею и поэтому сразу не заметил Кинрю, который сидел, утопая в глубоком сафьяновом кресле.

— Юкио! Ты тоже здесь? — удивился я.

— Разумеется, — ответил японец. — Разве вы не понимаете, Яков Андреевич, что Мире теперь угрожает опасность? — осведомился он.