Одиннадцать сребреников

В конце концов Ганс и Мигнариал извинились друг перед Другом и признали свою вину, хотя Ганс не смог сознаться в том, что мучает его больше всего — Мигнариал зарабатывает деньги, а он в это время бездельничает. Было пролито немало слез, к вящему интересу котов, затем последовали объятия, всхлипывания и заверения в любви и верности. Все снова было хорошо, имен в списке Синайхала по-прежнему было четыре, а серебряных монет в потрескавшемся кожаном мешке — девять. Потом Ганс узнал о нездоровье Мигнариал, и они попросту завалились спать.

На следующий день в мешке оказалось восемь серебряных империалов.

Ганс должен был что-то сделать. Как большинство деятельных и гордых, но безработных мужчин, он поставил перед собой некую задачу и взялся за ее выполнение в ту же самую минуту, как только Мигнариал ушла на базар. Для начала у Ганса было слишком немногое — поскольку ни одно имя из списка не исчезло. Тем не менее Ганс принялся разузнавать. Он задавал вопросы часовым у ворот, потом разыскал казармы стражи и стал спрашивать там. Он даже попросил помощи у Гайсе. Однако Гайсе ничего не смог ему сообщить. Ганс провел в поисках целый день, но не узнал ничего. Он был так обеспокоен, что даже зашел в главный храм и спросил жреца. Судя по всему, вчера во всей Фираке никто не умер.

В тот вечер Ганс был не в настроении. Коты и Мигнариал ходили вокруг него на цыпочках, так что по крайней мере у него не было повода злиться на них.

Утром Ганс вновь принялся за поиски, расспрашивая людей на базаре и в питейных и закусочных вокруг. Нет, никто не знал ничего о смерти, случившейся позавчера. Нет, ни единой похоронной процессии не было видно.

Когда Ганс шел по Лучшей улице, кто-то окликнул его по имени. По спине у Ганса пробежали мурашки. Обернувшись, он увидел Красного. Ганс не был знаком с этим стражником и потому подошел к нему с некоторой опаской.

— Это вы, верно? Сержант хочет видеть вас. Он сказал, что у него есть для вас кое-что, как раз то, о чем вы спрашивали вчера. Сержант Гайсе…

— Все верно. Спасибо!

Сегодня Гайсе опять дежурил у ворот, и Ганс еще издали заметил, что сержант мается жестокой скукой.

— О, Ганс! Ты вчера был так встревожен, что я решил — надо сказать тебе. Ты знаешь типа по имени Юмнис, хозяина таверны?

— Юмнис? Нет, не знаю. А какой таверны?

— Хм-м… «Бездонная Кружка», на Оливковой Стене.

— Оливковая Стена… Это улица такая?

— Верно.

Ганс покачал головой.

— Я никогда не слыхал даже о такой улице, не то что о «Бездонной Кружке» или о Юмнисе. А почему ты спрашиваешь, Гайсе?

— Из-за Юмниса. Он вчера пропал — так и не открыл свою таверну. Семьи у него нет. Вчера вечером один из наших парней помог подручному Юмниса — у того их было двое — выломать дверь таверны. Наш человек знал этого парня. Они нашли Юмниса: он лежал мертвым на полу между стойкой и дверью. На нем был плащ, как будто он собирался уходить. Бедолага подручный начал что-то бормотать в ужасе — он, мол, ничего не сделал, ни в чем не виноват… Наш человек понял, что это правда — ему достаточно было дотронуться до трупа. Юмнис уже был холодный и твердый, как дерево. Мы не нашли на нем ни единой раны. Мы считаем, что он закрыл таверну предыдущей ночью, собрался уходить и умер. Вся его дневная выручка лежала тут же рядом, на полу, в запертой шкатулке. — Гайсе пожал плечами. — Мы думаем, что это остановка сердца. Так и мы говорим, и лекари тоже — когда человек вдруг ни с того ни с сего падает замертво. Если умер — значит, сердце остановилось, понимаешь? Так что получается, что один человек все-таки умер позавчера. Но ведь это не тот, о ком ты расспрашивал, а?

Ганс быстро сочинил какую-то полуправду:

— Кто знает? Мигнариал — с'данзо. Понимаешь, у нее талант видеть, и у нее.., было какое-то предчувствие. Я спрошу ее. Она предсказывает в палатке с'данзо на базаре. Быть может, тот бедолага заходил к ним. Сколько лет ему было?

— Ну, где-то тридцать пять или тридцать шесть. Коренной горожанин. Хорошо управлялся в таверне. У него был изрядный счет в банке у Тетраса. Теперь нам нужно будет искать его родственников.

Ганс заставил себя улыбнуться.

— Ну, если не найдете, дай мне знать об этом, а там посмотрим — может, мне удастся сойти за его давно пропавшего младшего брата.

Гайсе рассмеялся, отпустил еще какую-то шутку, и на этом они расстались. Ганс рассказал обо всем Мигнариал. Ничего нельзя было доказать. Человек умер, а монета пропала. Вряд ли кто-то другой связал бы эти два события воедино. Ни Ганс, ни Мигнариал, насколько им было известно, никогда в жизни не видели Юмниса.

Однако два дня спустя Ганс узнал от Тетраса, что Юмнис и Лаллиас были давними приятелями. Насколько Ганс мог рассудить, у него все же было некое доказательство — жизнь Юмниса тоже была связана с заколдованной монетой. Юмнис был мертв так же, как и Лаллиас, и монета исчезла.

— Я бы назвал это доказательством, — сказал Ганс Мигнариал.

Они решили поесть в «Зеленом Гусе», потому что им было просто необходимо выбраться из дома. Сейчас Ганс наслаждался второй кружкой пива. Мигнариал никак не могла допить вино, которое она заказала и которое Чири гордо принесла ей в изящном бокале синего стекла.

Ганс заговорщицки наклонился к девушке:

— Мигни, мы уже решили, что монеты как-то связаны с жизнями людей. Людей из Фираки. Еще мы боялись, что они имеют какое-то отношение ко мне. Помнишь, как ты испугалась, что монета будет исчезать всякий раз, как я кого-то убиваю? Ну что ж, я никак не поспособствовал смерти Лаллиаса, хотя мы и шли вместе. И все же это хоть как-то можно связать — если бы он не повел меня к Хорсу, он не оказался бы на той улице и не попал бы под копыта взбесившейся лошади. Да, Мигни, я знаю, ты никогда не сказала бы такого, но я ведь и сам думал об этом. Но этот Юмнис! Никто из нас никогда не слыхал ни о нем, ни о его таверне, ни даже об улице, где эта таверна находится! Но он был приятелем Лаллиаса, он умер, и одна монета исчезла.

Ганс откинулся на спинку стула, почти гордясь собой. Почти — потому что на самом деле это все равно ничего не объясняло, и они оба знали это.

— Одно меня утешает, — сказала Мигнариал, глядя в синие глубины бокала. — Это необязательно страшная смерть. Ты сказал, что на теле Юмниса не было ни единой раны. Он умер от естественных причин. — Девушка мысленно перенеслась в злополучную таверну, и лицо ее помрачнело. — Это просто.., смерть. Связь между людьми и монетами. Смерть.

Над четой юных путешественников по-прежнему нависала угрюмая тень колдовства. Она отравляла их мысли и чувства, омрачала их отношения и их сны. Она довлела тяжким грузом над самой их жизнью.

На следующий день несколько жителей Нового Города отнесли властям прошение, после чего наряд Красных прибыл на место очередного происшествия и учинил дознание. Соседей насторожил запах и вкус колодезной воды. Человек, тело которого было обнаружено в колодце, судя по всему, был мертв уже три дня. Голова его была размозжена так, что опознать труп не удалось. Это была жестокая смерть.

Вполне могло оказаться, что монета была связана с ним, а не с Юмнисом.

Единственный аспект этого происшествия, который Ганс и Мигнариал смогли истолковать утешительно, это то, что Ганс уж точно не имел никакого отношения к смерти этого человека. К страшной смерти неизвестного. Тень колдовства словно бы сгустилась и стала еще тяжелее. Она не давала Гансу и Мигнариал мыслить здраво, не давала спать, попросту мешала жить — и тем самым омрачала их отношения.

Три дня спустя Мигнариал вернулась домой, дрожа от ужаса. Она была уверена, что видела страшную смерть клиента, и это было чрезвычайно тяжело. Ганс обнял и поцеловал девушку, слегка успокоив ее, а потом решил спросить, как зовут этого человека.

Мигнариал немедленно поняла причину этого вопроса.