Страница 9 из 17
Саенко вошел следом за хозяйкой, неся в руках миску с дымящейся картошкой. Марфа Ипатьевна собрала на стол, ступая неслышно, но уверенно. Чувствовалось, что не будь здесь Бориса, она села бы за стол на свое хозяйское место, как случалось не раз. Но сегодня она только внимательно окинула глазами стол, проверяя, не забыла ли чего, и вышла, повинуясь невысказанному желанию подполковника.
— А насчет того, что имя ваше помню, — продолжал Горецкий, — так это у меня профессиональное. Хороший преподаватель каждого своего ученика должен помнить, иначе грош ему цена. Если в ученике личность видишь — как же можно его забыть? Вы ешьте, ешьте, тюрьма наша гостеприимством известна.
Борис вспомнил, что голоден, и набросился на еду. Однако, немного утолив голод, он не удержался от вопроса:
— Отчего… отчего вы помогли мне, Аркадий Петрович?
Горецкий вздел на нос пенсне, сразу став как будто домашнее и знакомей, и проговорил с некоторой долей смущения:
— Как же мне не помочь одному из прежних своих учеников?
Затем, снова сбросив пенсне и став из профессора подполковником, продолжил:
— Ситуация у нас непростая. Мы в Крыму только второй месяц, здесь действует множество подпольных групп и организаций самого разного толка — кто-то не вполне враждебен Добровольческому движению, но есть и крайне опасные. Здесь же, в Крыму, действует агентура многих иностранных держав. Антон Иванович — я имею в виду Деникина — наиболее близок с англичанами, они весьма помогают нам деньгами и оружием. Турецко-германские агенты, напротив, ведут здесь опасную и враждебную нам игру. От нас рукой подать до Батума, и хоть оттуда турки ушли в январе, там, разумеется, их агентура чувствует себя как дома. Генерал Кук-Коллис, английский генерал-губернатор Батума и прилегающих к нему областей, давно пытается покончить с турецким влиянием в Аджарии, и мы всемерно стараемся ему помочь Но турки не теряют надежду опять занять Батумскую область, ведь ровно год назад, в августе восемнадцатого, она была отдана Турции приказом султана “на вечные времена” И вот, из Батума прибыл связной английской секретной службы со списком турецких агентов в Крыму и, по иронии судьбы, его-то как раз и находят убитым в вашем номере. Понятно, что контрразведка не может остаться в стороне Произведенный на месте убийства обыск не дал результатов: список агентуры пропал.
Борис порывисто поднялся. Кровь прилила к его лицу.
— Аркадий Петрович, Богом клянусь, не убивал я этого человека, и про список ничего не знаю!
— Не волнуйтесь, голубчик! — Горецкий успокоительно похлопал Бориса по руке.
Он снова стал профессором, пенсне посверкивало у него на носу.
— Я вам верю. Я научился в людях разбираться, поэтому и попал на теперешнюю свою службу. Но внешние обстоятельства дела говорят, к сожалению, не в вашу пользу. Как случилось, что убитый господин оказался в одной с вами комнате?
Борис смущенно развел руки и ответил:
— Я и сам порядком удивлен… Несколько дней только прибыл в Феодосию из Ялты, никого здесь не знаю…
— А позвольте спросить, с какой целью путешествуете? — Горецкий задал этот вопрос тоном скучающего попутчика, но Борис видел, с каким интересом смотрели его глаза сквозь пенсне.
"Не верит, — пронеслось у него в голове, — считает подозрительным”.
— Я не путешествую, я сестру ищу, — сухо ответил Борис. — Видите ли, так получилось, что летом семнадцатого Варя, сестра моя младшая, гостила у тетки в имении Горенки, Орловской губернии Она болела зимой сильно, вот тетка и увезла её лето на воздухе пожить. А осенью — сами знаете, что случилось, от них никаких вестей, я сам застрял в Петрограде — мать слегла, никак её не мог оставить. Прошлым летом мать похоронил и решил сестру искать, у нас с ней больше никого нету Как добирался — страшно вспомнить. По дороге тифом болел, еле выжил. Под Орлом чуть красные не мобилизовали. Приезжаю в Горенки — а там ни Вари, ни тетки Аглаи, ни самого дома уж нету. Егерь знакомый рассказал, что усадьбу летом восемнадцатого сожгли, но тетка с Варей ещё раньше на юг решили подаваться Решил и я — на юг. По дороге махновцы три раза поезд грабили, в степи спасался. Так ползком и фронт перешел. В Николаеве встретил жучка одного — клянется, что видел Варвару. Якобы тетка, Аглая Тихоновна, от сыпняка померла, а Варю взяло к себе семейство одно, Романовские… Вроде бы они в Ялту собирались. Обыскал я все гостиницы в Ялте — безрезультатно… Теперь вот сюда приехал… Ох, простите, отвлекся я. Так вот, остановился я третьего дня в этой, с позволения сказать, гостинице, а вчера привязался ко мне этот господин. Представился Георгием Махарадзе, но по его речи я сомневаюсь, что он грузин. И стал он меня всячески уговаривать сесть с ним в карты… Я вообще не играю, а в нынешнее время совершенно уже не до карт, но отвязаться от него не было никакой возможности. Пришлось играть… После лакей гостиничный — тот самый Просвирин, что позже привел штабс-капитана с его разбойниками, принес нам вина. Махарадзе заказал. И выпили-то совсем немного, а только я больше ровным счетом ничего не помню…
— Так-так, — Аркадий Петрович сочувственно покачал головой, — трудненько вам будет убедить непредвзятых людей в истинности такой истории… Единственно, что могло бы спасти вас и оправдать в глазах властей — это поимка настоящего убийцы. Однако, боюсь, что не так это будет просто. Честно скажу, что нет у нас в этом деле никакой зацепки.
Саенко постучал деликатно и внес большой кипящий самовар. Аркадий Петрович налил себе и Борису крепкого чая.
— Чрезвычайно удачно было бы, — продолжал он, накалывая сахар маленькими кусочками, — если бы самому вам удалось содействовать в поимке виновника; но для этого вы должны быть на свободе, с развязанными руками. Как этого добиться — ума не приложу. Хотя у меня и есть некоторое влияние в контрразведке, однако же не так оно велико, чтобы под одно мое слово отпустили человека, против которого свидетельствуют такие весомые улики.
Борис открыл было рот, чтобы спросить, какой же все-таки пост занимает подполковник Горецкий в контрразведке, но передумал. Он чувствовал в словах Горецкого какую-то подоплеку и двойственность. Несомненно же, что ещё там, в контрразведке, подполковник Горецкий, увидев Бориса, уже принял решение ему помочь таким нетрадиционным способом, то есть он дал ему незаметно денег для побега. Для чего же теперь он затеял весь этот разговор? К чему он, собственно, клонит?