Страга Севера

– Ну хорошо, тогда поделитесь своим несчастьем, – засмеялся Арчеладзе. – Расскажите, что с вами произошло.

– Почему я все время должен делиться? – капризно спросил Зямщиц.

– Вы испытали… необыкновенные приключения, – все еще веселился, мысленно подыскивая ключ к собеседнику, слегка смущенный полковник. – Пережить такой стресс… Как себя чувствуете?

– Плохо, – вдруг признался Зямщиц и поднял взгляд от земли. – Мне было хорошо… Я лежал на земле и смотрел в небо. Теперь смотрю в больничный потолок.

Арчеладзе избрал тон, соответствующий настроению собеседника:

– Да… Жить среди природы, бродить босым по траве, слушать птиц… Да.

– Нет, вы ничего не понимаете, – грустно вздохнул Зямщиц. – Лучше молчите о природе… Зачем я вам понадобился?

– Мне интересно узнать, что с вами случилось на Урале.

– Но вам я ничего не расскажу.

– Почему же?

– Потому что вы не умеете смотреть людям в глаза.

Арчеладзе демонстративно уставился в глаза собеседника.

– Вот, пожалуйста! Мне это совсем легко.

– Нет, – вымолвил Зямщиц с тоской. – Вы, как и все, глядите в переносицу. Я не вижу, я не чувствую ваших глаз. К тому же вы похожи на орла.

– В моих жилах течет кровь горца, – без всякой гордости сказал Арчеладзе. – Мужчина – это орел!

– На орла приятно смотреть, когда он в небе, – мечтательно проговорил Зямщиц. – Но если он сидит на твоей груди… Он облезлый и старый, запах падали… На лапах грязь. Нет, не грязь, а кровь с шерстью… И дышит в лицо!

Арчеладзе оглянулся на машину, где сидел сопровождающий Зямщица медик, и стал постепенно заворачивать к нему. Собеседник был еще болен, навязчивые картины будоражили разум, перегруженное впечатлениями сознание едва удерживало его в состоянии реальности.

– Забудьте об этом, – мягко посоветовал полковник. – Все теперь в прошлом, а вы еще совсем молодой человек… Чем собираетесь заняться после… отдыха?

– Еще не знаю, – как-то по-детски вздохнул Зямщиц. – Скорее всего экологией.

– По всей видимости, международной? – уточнил Арчеладзе.

– Возможно… Хотя мне предложили сняться в рекламном ролике.

– Что же рекламировать?

– Бритвы «Жиллетт»…

– Это совсем не плохо!

– Что – не плохо? – неожиданно рассердился Зямщиц. – Рекламировать эти… драные бритвы? Между прочим, наша отечественная фирма «Нева» лучше всех в мире! – Он приблизился вплотную к Арчеладзе и заговорил доверительно: – Они что делают? Они берут нашу «Неву», штампуют из нее три «Жиллетта» и продают. Но одним нашим лезвием я могу три раза побриться, а этих «Жиллеттов» мне нужно три на один раз!

Острый взгляд Арчеладзе неожиданно зацепился за лацкан пиджака собеседника, вернее, за то, что было под ним. Возбужденный Зямщиц слегка развел плечи, и из-под лацкана показался круглый значок со свастикой на желтом фоне. Ничего бы в этом не было поразительного – подобный товар можно уже купить в газетных киосках, – но дело в том, что фашистский партийный значок был настоящим и… золотым.

Этот металл Арчеладзе мог определить на ощупь, с завязанными глазами…

– Наверное, я займусь экологией международных отношений, – между тем продолжал Зямщиц. – Нельзя засорять нравственную атмосферу соседей, лить помои в наши чистые реки…

– Простите, – осторожно остановил его Арчеладзе. – Вы к какой партии принадлежите?

– Принадлежал к коммунистической, – признался тот. – Теперь ни к какой.

Спрашивать в лоб о значке не имело смысла; происхождение его следовало установить оперативным путем. Золотые партийные значки носили только высшие чины в гитлеровской Германии. Его мог привезти из-за рубежа и подарить сыну Зямщиц-старший, работник МИДа. Но такой подарок показался Арчеладзе и неуместным, и в недавние времена даже опасным для карьеры. Бывало, «мидаков» за джинсы делали невыездными…

А значок между тем опять тускло блеснул за лацканом…

– Меня теперь совершенно не волнует политика, – продолжал Зямщиц. – Все, кто ею занимается всерьез, – больные люди. Они не осознают, что дальше так жить невозможно. Паранойя – заразное заболевание, как грипп. Я теперь счастлив, что избавился от нее. А вы спрашиваете, что со мной произошло на Урале!

Арчеладзе окончательно убедился, что Зямщиц пока еще невменяем.

– Значит, штампуют из одной «Невы» по три «Жиллетта»?

– Представьте себе! А я так устал от одноразовой жизни, которую рекламируют. Хочется вечности… Атенон живет уже девятьсот лет.

– Кто такой Атенон?

– Не знаю…

– Но вы только что сказали – живет девятьсот лет.

– Кто живет девятьсот лет? – морща лоб, спросил Зямщиц.

– Атенон!

– Кто же он такой?

– Не знаю, – уклонился от бестолковщины Арчеладзе. – Наверное, древнегреческий герой или библейский царь…

– Пожалуй… Имя знакомое.

Они остановились возле машины, полковник подал руку:

– Отдыхайте, набирайтесь сил. Приятно было познакомиться!

– Если бы было приятно, не смотрели бы мне в переносицу, – заявил Зямщиц. – Ведь вам же, наоборот, очень неприятно, но обязанность велит. Прощайте!

Он независимо уселся в кабину. Медик прикрыл за ним дверцу и намеревался сесть впереди, однако Арчеладзе тронул его за рукав:

– На одну минуту…

Медик с готовностью отошел с ним в сторону.

– Вы работник реабилитационного центра? – тихо спросил полковник.

– Нет, из частной фирмы, – сообщил тот. – Обслуживаем больных… Сиделка, одним словом.

– Замечали у своего клиента значок? Со свастикой?

– Да, – насторожился медик. – Но уверяю вас, он не принадлежит к фашиствующим…

– Я знаю, – успокоил Арчеладзе. – Но очень странное поведение.

– Он нездоров… Но сейчас стало лучше. Хотя странностей еще достаточно, вы правы.

– Каких, например?

«Сиделка» покосился на машину.

– Ну, например… Этот значок на ночь прячет за щеку. А я боюсь, проглотит во сне… Еще заговаривается. Или заставляет двигать койку по часовой стрелке.

– По часовой стрелке? И вы двигаете?

– Двигаю… Мне платят.

– Спасибо. – Арчеладзе пожал слегка вспотевшую руку медика. – Вы понимаете, что наш разговор…

– Понимаю! – заверил тот с готовностью. – Но вы не думайте, он не из этих…

– Я ничего не думаю, – равнодушно отозвался Арчеладзе. – Берегите клиента.

На следующий же день после встречи он грубовато потеснил сиделок из этой частной фирмы и усадил своих. Он не рассчитывал на какой-то значительный результат, а скорее исполнял свою личностную прихоть. Было очень уж любопытно, как это бывший сотрудник международного отдела Зямщиц-старший, аккуратный и законопослушный, привозит сыну такие подарки, а если и не привозит, то терпит свастику на его груди, хоть и упрятанную под лацкан? Конечно, вещица дорогая, имеет нумизматическую ценность, такую и поносить не грех, да ведь так очень просто скомпрометировать себя в глазах «мидаков». Впрочем, от МИДа Арчеладзе был далек и судил о нынешних нравах в его недрах лишь по частным заявлениям шефа, который предупреждал о коричневой заразе в России. А поскольку в интересах дела он сам занимался малярным искусством, то предполагал, что и МИД тоже балуется тем же, подкрашивая по нужде своих противников в коричневый тон. Запад всегда следовало чем-либо припугивать, а он одинаково боялся и красного цвета, и коричневого.

Пока «сиделки» ухаживали за клиентом, Арчеладзе попытался выяснить, кто такой Атенон, упомянутый Зямщицем, однако завидного долгожителя не знал никто из специалистов отдела. Он уже хотел отнести это имя к больному бреду, но тут от «сиделок» пошла занимательная информация. Источники сообщали, что фашистский партийный значок получен клиентом от человека по имени (или фамилии) Атенон, который живет на Урале и которому якобы уже девятьсот девяносто лет. И получен при следующих обстоятельствах: Зямщиц в составе экспедиции фирмы «Валькирия» искал в горах древние арийские сокровища и однажды, когда в одиночку удалился от лагеря на пятнадцать километров и засветло не успел вернуться назад, забрался ночевать в небольшой естественный грот. Ночью к нему вошли неизвестные люди, раздели догола и долго, в полной темноте, куда-то вели за веревку, привязанную к шее. Он мерз в пещере и просил одежду, но незнакомцы не давали и только время от времени насильно натирали его какой-то жидкостью, отдающей аммиаком. Клиент не помнил, сколько времени они блуждали в подземельях, прежде чем оказались высоко в горах у границы ледника. Здесь злоумышленники в последний раз натерли его, затем надели на голову стальной обруч, и один из них легонько ударил по затылку. Больше Зямщиц ничего не помнил, но всегда ощущал себя как во сне, когда наблюдаешь за собой как бы со стороны и, так же как во сне, не можешь вмешаться в события. Он осознавал, что его ищут, наблюдал летающие вертолеты и почему-то прятался от них. Скорее всего от этой аммиачной мази он к зиме зарос густой шерстью и ходил босым по снегу. Он все время избегал людей, но как-то раз заметил на высокой заснеженной горе человека в тулупе, со свечой в руке и помимо своей воли пошел к нему. Это был какой-то сивый, но крепкий старик. Он посветил свечкой в лицо Зямщицу и словно разбудил его, но явь оказалась еще страшнее, чем сон, потому что он реально осознал, в каком состоянии находился. «Что ты искал в горах?» – спросил старик. «Золото», – признался Зямщиц. «Добро, я покажу тебе золото, – сказал старик. – Ступай за мной, только все время смотри на свет моей свечи». Зямщиц пошел за стариком, глядя на огонь в его руке, и через какое-то время они оказались в бесконечной пещере. Наконец старик отворил деревянную дверь и впустил Зямщица в огромный зал, буквально заваленный золотыми изделиями, слитками и монетами. Потрясенный кладоискатель не удержался на ногах, упал на колени, а старик, топча золото, рассыпанное по полу, прошел вперед со свечой, чтобы осветить содержимое зала. И когда он оказался спиной к Зямщицу, тот незаметно нагреб горсть попавшихся под руку этих значков, и поскольку был без одежды, то запихал их в рот. «Придется тебе, человек, так и бродить на коленях», – рассердился старик и заслонил от Зямщица свечу ладонью. Зямщиц испугался, выплюнул золото и стал просить старика помочь ему вернуть разум и вернуться к людям. Не сразу, но старик согласился, велел встать ему на ноги и, глядя на свет свечи, идти следом. И тут Зямщиц не вытерпел, сунул за щеку один значок и пошел. Они благополучно выбрались из зала – старик ничего не заметил, но когда пошли назад, из темных углов пещеры стали раздаваться голоса: «Атенон! Ты привел вора!», «Вор похитил золото!» От волнения и страха Зямщиц непроизвольно проглотил значок. Старик же ничего не отвечал, но когда вывел наружу, последний раз осветил лицо Зямщица и сказал: «Я прожил на земле девятьсот девяносто лет и никогда не видел такой жадности у человека. Мне следует отнять у тебя золото, но для этого я должен убить тебя. Не стану этого делать, живи же звериным образом». И медленно ушел куда-то по склону высокой горы. Некоторое время Зямщиц ощущал реальность и даже сумел исторгнуть из желудка значок, но было поздно: сознание угасло вместе с пропавшим на горизонте огоньком свечи…