Тишина

- Услышишь твой голос - и хочется встать "смирно". Еще не хватает: "Вы что, первый день в армии, устава не знаете?" Хотел бы быть под твоей командой.

- Как иногда мы все ошибаемся! - растягивая слоги, проговорила Нина. Нет, ты меня знаешь чуть-чуть, капельку.

- Я просто подумал: что ты любишь и что ненавидишь? Подумал - не знаю почему.

- Я ненавижу то, что и ты.

- Нина, я не имею права задавать вопросы. И этого не надо.

- Да. Я до сих пор ненавижу ночной стук в дверь, Сережа. И голос: "Откройте, почта..." Самые жуткие слова в мире.

- Почему?

- В войну мне принесли две похоронки. И обе - ночью. На отца и старшего брата. Мать умерла в Ленинграде. Это тебе понятно?

- Да.

- Что же ты еще не понимаешь во мне? - спросила Нина и, помолчав, сама ответила: - Когда вижу почтальонов, я обхожу их. Я ненавижу ночь, я боюсь войны. И то, что многие женщины еще носят телогрейки и сапоги, а я платья и туфли, - это тебе понятно? Мне не так легко жилось... И живется. Как хочется тишины, Сережа!..

- Как ты могла подумать, что я осуждаю тебя? За что? - Он обнял ее, увидел на ее плече, на сером свитере темное пятнышко грубой штопки, выговорил шепотом, задохнувшись от нежной жалости к ней: - Я не осуждаю тебя. Ты так подумала?..

Она потерлась щекой о его подбородок и молчала, закрыв глаза.

Потом он услышал ровные и отстукивающие звуки, они казались все отчетливее, громче, и Сергей невнятно понял - тикал на тумбочке будильник. Будильник шел, спокойно и четко отсчитывая секунды, как в то утро. И, на миг пронзительно ясно ощутив оглушительную тишину в комнате, Сергей подумал, что нечто важное вот придвинулось и происходит в его жизни, чего он хотел и ждал, - и, подумав об этом, почувствовал дыхание Нины на своей шее, и ослабление прозвучал ее голос:

- Но ведь тебя могли убить на войне, и ты бы никогда...

- Нет... - сказал он.

- Нет?

- Меня не могли убить на войне.

Она прижалась к нему и замерла так, глядя через его плечо на черное занавешенное окно.

- Подожди. Ох, иногда как страшно подумать...

- Но видишь, со мной ничего не случилось. Я не верил, что меня убьют.

- Как ты думаешь теперь жить, Сережа?

- Я тебе говорил - шоферская школа. Буду шофером, плохо? Мне кажется, это тебе не особенно нравится.

- Ты можешь быть и шофером, - сказала Нина. - Но я знаю, в Горнометаллургическом институте открылось подготовительное отделение. Охотно принимают фронтовиков. У меня есть знакомые в этом институте.

- Нина, я забыл таблицу умножения, пятью пять для меня сорок. Забыл все к чертям. Не усижу за партой. А что это - шахты?

- И шахты.

- Понятия не имею. В шахтах добывают уголь, так?

- Просто блестящие знания, тебя примут без экзаменов. Но я сужу, конечно, только со своей колокольни. Ты подумай. Я не могу тебе ничего советовать.

- Я сейчас не хочу об этом думать... Я просто не могу.

Он нетерпеливо притянул ее к себе, чувствуя горячую колючесть ее свитера и почему-то видя все время то пятнышко грубой штопки на плече, осторожно поцеловал ее в теплые волосы.

- Не знаю, что же это... - проговорил он неровным голосом. - Кто ты такая? Зачем я к тебе пришел? Ты это знаешь? Понятия не имею, кто ты такая. И вообще - что происходит?

- Обыкновенная и некрасивая женщина, Сережа. Восемнадцать лет уже миновало, как говорят теперь мужчины. И больше ничего.

- Ты этого, конечно, не понимаешь, и я сам не понимаю, - сказал Сергей намеренно шутливым тоном. - Но я бы все понял, если бы ты пошла за меня замуж. Пойдешь?

- Нет. - Она, смеясь, провела пальцем по его груди. - А кто ты такой?

- Кто я? Бывший командир батареи, а сейчас человек без определенных занятий. Беден. Холост. Но без памяти тянет меня к одной женщине. И сам не знаю почему. Вот и все. Кратчайшая биография. Не нужно анкеты.

Она, не смеясь уже, проговорила все-таки полусерьезно:

- Это я знаю. А дальше?

- Что ж... Значит, ты сама не знаешь, что это такое...

- А если это нельзя?

"Что я говорю? Зачем я стал говорить об этом?" - подумал он с мгновенно кольнувшей тревогой, однако преувеличенно спокойно договорил:

- Значит, ты меня не очень любишь, а?

- Сережа-а, - шепотом сказала Нина, снизу взглядывая ему в глаза. - Я тебя вот так... - И наклонилась, чуть прикоснулась губами к своей руке. Не понял?

- Нет.

- Хорошо. Ты хочешь, я тебе скажу?.. - проговорила она, легонько дернув за борт его пиджака. - Хочешь?

- Я этого хочу.

- У меня есть муж, Сергей. Геолог. Он в Казахстане. В Бет-Пак-Дале. Но я ушла...

- Муж? И ты ушла? - спросил Сергей, следя за тем, как она все распрямляла, теребила борт его пиджака.

- Не будем портить друг другу настроение. - Ее ладонь уместилась на его рукаве, погладила ласково. - Не будем думать об этом, Сережа. Разве тебе не все равно?

- Я просто этого не знал, - сказал Сергей вполголоса.

Два часа спустя он возвращался домой; он быстро шел один по улице, ночной, снежной, безмолвной, ледяными вспышками сверкал иней на карнизах, на ручках парадных; лунный свет накалял воздух синим холодом.

"Мне все равно, был у нее муж или не был и есть ли он сейчас, - думал он. - Я люблю ее. Да, я люблю ее. И больше ничего не надо... Я хочу, чтобы мне везло. Во всем везло. Как везло на войне..."

12

Константин увидел его на трамвайной остановке, затормозил машину и, опустив стекло, замахал ему из кабины со свистом и криком:

- Серега! Куда тебя несет? Садись! Тысячу лет тебя не видел!

- А ты куда? Привет шоферам! - Сергей залез в кабину, приятно пахнущую теплым маслом, вопросительно глянул на Константина. - Кажется, не виделись неделю? Как жизнь?

- Кой там неделю? Куда исчез? Заходил раз десять. Ася в расстроенных чувствах: дома нет. В чем дело? Женщина?

- Чувствуется служба в разведке.

- Кто она?

- Если помнишь ту, с которой я танцевал в "Астории"...

- Ох ты!.. Вздернутый носик? Неужто она? Когда представишь?

- Когда захочешь.

- Принято. Так слушай сюда, Серега. Тут в Новый год я собираю в одном интеллигентном месте теплую компанию. Дым коромыслом, милые люди. Приходи с ней. Но ты все же меня забыл, бродяга! Забыл вдрызг! Неужели мужская дружба вдребезги, когда появляется женщина?

Он со скрежетом передвинул рычаг, насупленно покусал усики; машина, набирая скорость, неслась по снежной улице, вдоль трамвайных рельсов; подскакивая, трясся, гремел кузов, на стекло сыпалась изморозь. Откинувшись на спинку сиденья, Сергей смотрел на торопливо щелкающий по стеклу "дворник". Константин бешено засигналил на перекрестке, не поворачивая головы, крикнул высоким голосом: