Страница 2 из 4
Глава вторая
Ночь застала их в дороге, холодная, звездная октябрьская ночь. Шумом, движением, людскими голосами была наполнена лесная темнота. Жорка изредка включал фары, и в белом коридоре то мелькала оскаленная, скошенная на свет морда лошади, то заляпанный грязью борт грузовика, то кухня, разбрызгивающая по дороге раскаленные угли, то щит орудия и нахохленные спины ездовых, то непроспанные лица солдат. Все это двигалось, шло, ехало, копошилось, скакало во тьме туда, где за лесами тек Днепр. - Гаси! Гаси фары, дьявол! - метнулся от подпрыгивающей впереди повозки крик, мимо скользнуло белое лицо ездового, и по борту "виллиса" жестяно хлестнул кнут. - Надо бы через спину тебя протянуть, - ворчливо пробормотал полковник. - А ну, гаси. И перестань жевать, ну? Хмуро вобрав голову в плечи, Гуляев смотрел сквозь ветровое стекло на дорогу; Жорка лениво грыз сухарь, одной рукой держал руль, изредка поглядывая вверх, где текло мерцающее холодное небо. - Вот бродяга! - сказал он и спрятал сухарь в карман. - Гляньте-ка, товарищ полковник, опять фонари развесили. В небе распускался сумрачный желтый свет: четыре осветительные бомбы, роняя искры, высоко висели над лесом среди звезд. Они медленно летели, косо и тихо опускаясь. Вверху выступили из темноты, четко прорезались оголенные вершины деревьев. Лес сразу ожил, черные тени кустов поползли, задвигались на дороге, мешаясь с тенями людей, машин, повозок; впереди ожесточенно взревели танки, кто-то зычно подал команду из глубины колонны: - Сто-ой! Жорка вопросительно поднял одну бровь; полковник проговорил в воротник: - Объезжай. "Виллис" обогнул колонну машин, тесно сгрудившиеся повозки, орудия, понесся впритирку к лесу, ветви захлестали, забили по бортам, упруго подбрасывало на корневищах. Деревья расступились, стало по-дневному светло. Над головой, разгораясь, плыли "фонари". Впереди с громом рванулось двойное пламя, и в лесу ахнуло, загремело, как в пустых коридорах. - Куда? Куда под бомбы прешь? Не видишь? - закричал кто-то отчаянным голосом, и человеческая фигура метнулась перед радиатором. - Ку-уда?.. - Стоп! - скомандовал Гуляев, вынося вон из машины ногу. "Виллис" с ходу затормозил, и Ермаков ударился бы о спинку переднего сиденья, если бы не спружинил руками. Полковник вылез, пошел вперед к сумеречно освещенной "фонарями" колонне танков; моторы работали, стреляя резкими выхлопами, танки продвигались толчками к матово отблескивающей воде. Там, в проходе, образованном съехавшими к обочине повозками и кухнями, они с гулом вползали на качающийся понтонный мост. - Днепр? - спросил Ермаков, наклоняясь к уху Жорки. - Не-е, рукав... Днепр дальше, - ответил Жорка. - Почуяли, бродяги, все время тут долбят... Во кинул, бродяга! Слышите - поросята завизжали? Заглушая гул танковых моторов, крики у переправы, ржанье лошадей, новые пронзительные, рвущие воздух звуки возникли в небе. Небо обрушилось; ослепляя, брызнули шипящие кометы, полыхнули огнем в глаза; "виллис" с силой толкнуло назад. Ермаков, испытывая холодно-щекочущее чувство опасности, притупившееся в госпитале, смотрел на разрывы, затем увидел в хаосе рвущихся вспышек на миг повернутое к нему лицо Жорки, сквозь грохот прорвался его голос: - Ложи-ись, товарищ капитан! Пикирует! И Ермаков, возбужденный, со сжавшимся сердцем, - отвык, отвык! делая размеренные движения, вылез из машины и, чувствуя, глупость того, что делает, заставил себя не лечь, а стоять, наблюдая за дорогой. В ту же минуту металлический нарастающий рев мотора начал давить на уши. С белесого неба стремительно падала на переправу тяжелая тень, оскаливаясь пулеметными вспышками. И он поспешно лег возле машины. Красные короткие молнии, подымая ветер, отвесно неслись вдоль колонны. Упала, забилась в оглоблях, заржала лошадь, "О-ох, о-ох", - послышалось из леса; что-то зашлепало по мокрому песку вокруг головы Ермакова, и он непроизвольно нащупал и отбросил горячую крупнокалиберную гильзу. В глубине леса учащенно и запоздало застучали скорострельные зенитные орудия. Трассы вслепую рассыпались в небе, все мимо, мимо тяжелого низкого силуэта самолета. Гул его удалялся. Зенитки смолкли. Угасающие "фонари" опустились к самой воде. И было слышно, как на другой стороне рукава слитно рокотали танки: они переправились во время бомбежки. Ермаков поднялся с земли, разозленный, подавленный тем, что чувство страха оказалось сильнее его, отряхнул сырой налипший на колени песок, подумал: "Разнежился. Конец. Прежняя жизнь начинается". - Из санроты! Где санрота? Санитары! - донесся крик из колонны, и она зашевелилась, задвигались фигуры меж повозок и машин. - Жорка! - раздался голос Гуляева. - Все целы? - Целы, целы. Поехали, - ответил Ермаков преувеличенно спокойно. "Виллис" снова понесся по дороге к Днепру. Ермаков смотрел на мелькающие стволы берез, на темную нескончаемую колонну; сырой ветер обливал холодом потную от возбуждения шею, еще не проходило раздражение на самого себя после только что пережитого страха; он не любил себя такого. Так же, как большинство на войне, Ермаков боялся случайной смерти: смерть в нескольких километрах до фронта всегда казалась ему такой же унизительно глупой, как гибель человека на передовой, вылезшего с расстегнутым ремнем из окопа по своей нужде. - Началось наше, - сказал Жорка и осторожно захрустел сухарем, включил на мгновение фары. Вспыхнув, они скользнули по борту "студебеккера", осветили маслено заблестевшую пехотную кухню в кустах, толпу солдат с котелками; потом на перекрестке дорог выхватили на стволе сосны деревянную табличку-указатель "Хозяйство Гуляева". Эта стрела показывала влево, другая прямо - "Днепр". Машины, повозки и люди текли туда через лес, где неясный зеленый свет мигал и гас над вершинами деревьев. Полковник Гуляев сказал: - Давай в хозяйство. - Жорка, остановись! - громко приказал Ермаков. - Что такое? "Виллис" остановился; встречный ветер упал, был слышен буксующий вой "студебеккера", слитный скрип колес, фырканье лошадей, голоса. Ермаков молча спрыгнул на дорогу, потянул из машины планшетку. - В батарею? - устало спросил Гуляев. - Стало быть, в батарею? Так вот что. Там тебе делать нечего. Н-да! Кондратьев там. Артиллерии в дивизии много. Найдем место. Не торопись. Была бы шея, а хомут... - Может, в адъютанты возьмете, полковник? - усмехнулся Ермаков. - Или в комендантский взвод? - А! Некогда мне с тобой антимонии разводить! Некогда! - Гуляев вдруг засопел, со злым раздражением толкнул Жорку локтем. - Поехали! Спишь? Гони, гони! Что смотришь? Ермакова обдало теплым запахом бензина, махнуло по лицу воздухом, темный силуэт "виллиса" запрыгал в глубине лесной дороги, исчез.