Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 3



- Но это же очень хорошо! - воскликнул Сэттерли и посмотрел на сгущающиеся тучи.

- Хорошо? Я не уверен. Когда эта история получит широкую огласку газеты, радио, - у всего факультета будет плохая репутация. Я бы и вам не должен был этого рассказывать, но - сами понимаете - ничего не могу с собой поделать. Чувствую, знаете ли, неодолимую потребность быть откровенным. Об откровенности я и говорил сегодня своей секретарше, когда она закатила мне пощечину...

Сэттерли свернул к аэропорту.

- Это и есть ваш герой? - спросил он, показывая на появившийся из-за туч самолет.

Тот, казалось, едва выдерживал удары внезапно налетевшего ветра...

- Да! - крикнул Хэнсон. - Он пытается приземлиться. Но ветер слишком сильный...

Небо расщепила длинная ветвистая молния. Самолет на мгновение повис неподвижно, потом вошел в штопор.

Сэттерли резко нажал на акселератор, мотор взревел, и машина понеслась по зеленой траве аэродрома. В отдалении завывала сирена, а сквозь хлынувший дождь виден был стремительно падающий самолет...

* * *

Уолли Тиббетс откинулся на спинку кресла и потянулся за сигаретой.

- Вот так все и кончилось, - завершил свой рассказ Сэттерли. - Когда беднягу вытащили из-под обломков, он был уже мертв. Однако баллоны с газом и прочее снаряжение почти не пострадали. Бумаги, обнаруженные на трупе, Хэнсон отдал мне. Он был в таком трансе, что и не пытался возражать. Так что теперь мы можем написать всю историю, имея веские доказательства. Формулу газа я для себя переписал. Я вот думаю - не поделиться ли нам этим материалом с радио?

Тиббетс покачал головой:

- Нет. Более того, на все вопросы, касающиеся последних событий, я буду отвечать категорическим отрицанием.

- Но сообщение...

- Не будет никакого сообщения. По крайней мере, в вашей газете. Да ведь все равно все уже кончилось. Вы заметили, как люди переменились после грозы? Очевидно, ветер быстро унес остатки газа. Все опять стали нормальными. И большинство людей убедили себя, что ничего не произошло.

- Но мы-то знаем, что это было! А как же теперь с тем сенсационным материалом, о котором вы говорили?

- Он уже не существует. После грозы - опровержение за опровержением. Оказывается, сенатор вовсе не подает в отставку - он баллотируется в губернаторы. Профсоюзный деятель застрелился совершенно случайно. Полиция не может никого заставить подписать свои признания. Наши клиенты опять желают помещать у нас свою рекламу. Помяните мое слово - к завтрашнему утру город обо всем забудет, да они просто заставят себя забыть. Никто не может взглянуть в лицо правде и сохранить рассудок.

- Я совершенно не согласен, - заявил Сэттерли. - Доктор Ловенквист был великим человеком. Он знал, что его открытие все перевернет - и не только здесь, а где угодно. После первого опытного полета он собирался пролететь над всеми столицами мира. Этот газ способен изменить мир. Разве вы не понимаете?



- Конечно, понимаю. Но мир не следует менять.

- Почему? - Сэттерли решительно расправил плечи. - Послушайте, я все обдумал. Формула газа у меня есть. Я могу продолжить дело Ловенквиста. Мне удалось скопить немного денег. Я найму несколько самолетов с пилотами. Неужели вы сами не видите, что миру необходима правда?

- Нет. Я насмотрелся на то, что произошло здесь, в "опытных масштабах", так сказать.

- Ну и? Преступники сознались в своих преступлениях, люди перестали лгать друг другу. Разве это так плохо?

- Что касается преступников - нет. Но для обычных людей это может оказаться катастрофой. Представьте себе: врач говорит больному, что тот умирает от рака, жена сообщает мужу, что он не отец ее ребенка, - примеров сколько угодно. У всех есть тайны или почти у всех. И лучше не знать полной правды - как о других, так и о себе.

- Но вы посмотрите, что сейчас происходит в мире.

- А я смотрю. Моя работа в том и состоит - сидеть за этим столом и смотреть, как мир вертится. Иногда от этого верчения голова кругом вдет но, по крайней мере, мир не рушится. Потому что держатся люди. А чтобы люди не упали, им нужна красивая ложь. Ложь об абстрактной справедливости не умирающей романтической любви. Им необходима вера в то, что добро всегда побеждает. Даже наше представление о демократии может быть ложным. Но мы бережем эту ложь, как и все остальные виды лжи, и стараемся жить так, как будто все это правда.

- Может быть, вы и правы, - согласился Сэттерли. - Все же стоит подумать о перспективах, которые перед нами открываются. Ведь я мог бы устранить самую возможность войн...

- Допустим. Военные и политические лидеры увидят свои побуждения в истинном свете - и переменятся. На время. - Но мы будем продолжать применение газа! - воскликнул Сэттерли, - Есть и другие честные люди. Мы соберем средства, поставим это предприятие на широкую ногу. И кто знает может быть, после многократного вдыхания газа люди вообще потеряют способность лгать. Вы понимаете? Мы навсегда избавимся от самого страшного последствия лжи - войн!

- Я понимаю, - кивнул Тиббетс. - Прекратятся войны между государствами. И начнутся сотни миллионов индивидуальных войн. Войны в умах и сердцах людей. Прокатится волна сумасшествий, убийств, самоубийств. И в этой волне, вызванной обрушенным на людское море избытком правды, утонут дом, семья - да что там, погибнет вся социальная структура общества.

- Я не закрываю глаза на известный риск. Но подумайте о том, что мы можем выиграть.

Тиббетс отеческим жестом положил ему руки на плечи.

- Я хочу, чтобы вы обо всем этом забыли, - сердечно сказал он. - Не стройте планов относительно производства "газа правды" и обработки им правительственных учреждений. Не нужно, иначе мы все погибнем.

Сэттерли молча смотрел в окно. Издалека доносился гул реактивного самолета.

- Вы - честный человек, - снова заговорил Тиббетс. - Один из немногих. Я это давно понял и, пожалуй, восхищаюсь вами. Но будьте же реалистом, посмотрите на вещи с моей точки зрения. Мне от вас многого не нужно скажите только, что не затеете ничего неразумного. Оставьте мир таким, как он есть. - Он помолчал. - Дайте мне честное слово.

Сэттерли колебался. Он действительно был честным человеком, поэтому долго не мог заставить себя ответить. Потом все-таки ответил: