Страница 39 из 120
Поцелуй не был ни грубым, ни требовательным. Его губы казались на удивление мягкими, но в том, как он завладел ее губами, Розалинде со всей очевидностью открылась его безоговорочная власть над ней. Может быть, все решила нежность и настойчивость, с которой он заставил ее разомкнуть губы. А может быть, дело было в том, как играл с ее губами кончик его языка. Все плыло у Розалинды перед глазами, и мысли путались. Она сознавала лишь то, что за несколько мгновений ее оцепенение сменилось головокружением, а затем опьяняющим восторгом. Покоряясь влекущей силе его руки, Розалинда припала к широкой груди, а потом как-то получилось, что она уже лежала на траве, а он оказался сверху, и его поцелуи становились все более пылкими. Его язык вкрадчиво скользнул между полураскрытых губ, и, сама того не сознавая, Розалинда открылась ему, охваченная ответным желанием.
В сокровенной, потаенной глубине зародилось пламя, в мгновение ока объявшее все ее существо. Черный Меч шевельнулся, и внезапно Розалинда грудью, животом, ногами ощутила тяжесть крупного тела. Коленом он развел ее бедра, и огненный вихрь забушевал с новой силой, ибо каждая частичка ее плоти потянулась к нему.
Но именно тогда, когда ее телом безраздельно завладело неистовство страстей, сама сила этого безумия помогла Розалинде стряхнуть сковавшую ее истому.
- Нет! - взмолилась она, отворачивая лицо от его ищущих губ. - Нет! еще раз повторила она, предпринимая наконец попытку оттолкнуть его.
- Ты моя жена, - прошептал он на ухо Розалинде. - Не отвергай меня. Не отказывайся от наслаждения.
Его жаркий шепот манил и соблазнял, и запретное волнение дрожью отдалось в теле Розалинды. Но он произнес слово "жена", и это сразу ее отрезвило.
- Пусти меня! - потребовала она, ибо незнакомую ей доселе страсть пересилила паника. - Убирайся!
На сей раз он не пропустил ее слова мимо ушей, но не переменил позу. Он лишь поднял голову и взглянул в огромные, потемневшие глаза девушки.
- На этот раз ты приоткрыла рот, - с легкой усмешкой отметил он. - Я же предупреждал, что так тебе понравится больше.
- Ничего подобного! - бормотала Розалинда, безуспешно упираясь в неподатливую грудь.
- А вот лгать нехорошо! - возмутился насмешник и снова накрыл ее губы жадным подстрекательским поцелуем, явно утверждая собственную правоту. Затем он скатился с нее на траву и разлегся рядом, предоставив ей сколько угодно предаваться горестным размышлениям о том, как легко он одерживает над ней верх.
С минуту Розалинда не могла шелохнуться. Она была не в силах ни отдышаться, ни превозмочь вялость во всех членах. Но стоило Черному Мечу протянуть руку, чтобы убрать упавшую ей на шею прядь, как Розалинду словно обожгло. Вскочив на ноги, она бросилась прочь с такой поспешностью, как будто от этого зависела ее жизнь. Только заметив, что Черный Меч не тронулся с того места, где лежал, Розалинда замедлила бег.
- Ты... ты... - прошипела девушка, слишком взволнованная и измученная, чтобы собраться с мыслями и найти подобающие случаю слова. - Ты дурной человек!..
Неуместные слезы жгли глаза. Конечно, он дурной, порочный человек, он не имеет даже понятия о приличиях!
Однако при всем при том Розалинда не ощущала праведного гнева. Напротив, ее переполняли и повергали а смятение противоборствующие, странные, томительные желания.
- Зачем ты это сделал? - всхлипнула она, утирая слезы тыльной стороной ладони.
Черный Меч повернулся на бок и оперся на локоть.
- Но ведь это самое нормальное дело для мужчины - целовать свою жену, спокойно ответил он, но лицо его стало серьезным, а взгляд - настороженным.
- Я не жена тебе, - заявила Розалинда, чувствуя себя крайне неуютно.
- Ты дала обет по своей воде, - возразил Черный Меч. - Это же ты настаивала на обручении.
- Тебе известно, что меня заставило! - воскликнула Розалинда.
Пугливо оглянувшись в ту сторону, куда удалился Клив в поисках подходящего места для сна, она понизила голос:
- Ты выгадал не меньше, чем я.
- А теперь выгадаю еще больше. - С этими словами Черный Меч сел, обхватив руками согнутые колени. - Ты сейчас отвергаешь меня - ну что ж, воля твоя. И все равно в конце, концов тебе придется признать правду.
- Если ты расскажешь отцу, я заявлю, что все это ложь, - предупредила Розалинда, у которой сердце уходило в пятки при одной лишь мысли, что до отца дойдет хотя бы слух о ее приключениях. - Он поверит мне, а не тебе.
Брови Черного Меча высокомерно поднялись.
- Мои слова достаточно просто проверить. От Стенвуда до Данмоу не больше дня пути верхом.
У Розалинды больше не осталось сил, чтобы выслушивать все это дальше: в словах Черного Меча было слишком много правды, и какой ужасной правды! Страдальчески вскрикнув, она отвернулась от него и стремглав бросилась в лес. Ветки цеплялись за платье и за разметавшиеся волосы - Розалинда не замечала ничего. Ей надо было скрыться от Черного Меча, и не имело значения, куда кинуться и долго ли придется бежать, - лишь бы оказаться дальше, как можно дальше от него.
Когда Розалинда наконец остановилась, она едва переводила дух. Привалившись к замшелому старому дубу, она медленно и бессильно соскользнула вдоль могучего ствола и, пригорюнившись, села среди сплетения корней.
Зачем, ну зачем он так целовал ее, терзалась Розалиида, и слезы снова набегали на глаза. И почему, почему она позволила целовать себя?
А самое ужасное - она ведь не просто позволила, чтобы он ее целовал. Нет, ее прегрешение куда тяжелей. Невольно застонав, Розалинда даже зажмурилась от досады и оперлась спиной на мощный ствол. Как бы ни хотелось ей возложить всю вину за случившееся на ненавистного разбойника, она-то знала, что сама по доброй воле приняла поцелуй и ответила на него. Как видно, она просто устала от постоянного напряжения, от необходимости все время быть начеку - вот он и не преминул этим воспользоваться, одурачив ее своим обманчиво-пристойным поведением. Вот так и получилось, что она встала на его сторону против Клива. И эти башмаки из кроличьих шкурок тоже понадобились ему лишь как предлог, чтобы подобраться к ней и воспользоваться своим искусством обольщения. Но ведь она-то могла дать ему отпор в ту минуту, когда его губы прикоснулись к ее губам. Вместо того чтобы принимать столь непристойные поцелуи, следовало бы немедленно отвергнуть его, не скрывая отвращения и омерзения.