Дикое племя

— Я не могу толком поговорить с тобой, пока ты выглядишь подобным образом!

Тогда она начала изменяться. Это заняло некоторое время, потому что она не спешила, но и он не возражал против задержки. Он ждал слишком долго, и несколько минут теперь не имели значения.

Наконец уже в человеческом обличье, вновь превратившись в женщину, как была нагая, она прошла мимо него на крыльцо. Именно в этот момент он и намеревался ее убить. И если бы она приняла какой-нибудь другой облик, стала бы какой-то более естественной для своего нынешнего положения бесцветной личностью, он оборвал бы ее жизнь без колебаний. Но она стала именно такой, какой была за полтора столетия до того — женщиной, с которой он делил глинобитное ложе за сотни миль отсюда, много человеческих жизней тому назад. Он протянул к ней свою руку. Но она будто не замечала его. Он мог взять ее без проблем, в любой момент. Но он опустил руку, прежде чем смог дотронулся до ее мягкого темного плеча. Он хмуро взглянул на нее, рассерженный на самого себя.

— Проходи в дом, Доро, — сказала она.

Ее голос был все такой же молодой и тихий. Он последовал за ней, чувствуя странное замешательство, — и вовремя сообразил, что причиной тому был ее бдительный молодой сын, вид которого вернул его к реальности.

Он взглянул на юношу — оборванного, босого, покрытого пылью. Казалось, его облик не соответствует обстановке этого красивого дома, но того это нисколько не смущало.

— Проходите в гостиную, — сказал он, увлекая Доро своей детской рукой. — Пусть она оденется. Скоро она вернется.

Доро и не сомневался в том, что она вернется. Очевидно, молодой человек понимал свою роль заложника.

Доро уселся в драпированное холстом кресло, его сопровождающий устроился на софе. Между ними находился маленький деревянный столик и камин из черного резного камня. На полу лежал большой восточный ковер, в комнате было еще несколько столов и стульев. Служанка в простом и чистом голубого цвета платье и белом фартуке принесла бренди и взглянула на юношу, будто не зная, предлагать ли и ему выпить. Улыбнувшись, он отказался.

Прислуга, наверное, тоже может стать хорошей добычей. Интересно, это ее дочь?

— А что умеет делать она? — спросил Доро, когда служанка вышла.

— Ничего, только рожать детей, — ответил юноша.

— У нее уже закончился переходный возраст?

— Нет. Скорее всего, ее это вообще не затронет. Во всяком случае, если судить по ее возрасту.

Значит, перед ним был чисто латентный тип. Такие люди могут передавать наследственность детям, но сами не могут пользоваться своими особыми качествами. Надо бы ее скрестить с ближайшим из родственников. Доро было любопытно, удалось ли Энинву преодолеть брезгливость по отношению к инцесту. Интересно, откуда появился этот мальчик, который может отращивать руки? Неужели от родственного брака? Может быть, его отец был одним из старших сыновей Энинву?

— А что ты знаешь обо мне? — спросил он юношу.

— Что вы — это вы. — Тот пожал плечами. — Иногда она рассказывала о вас, как вы увезли ее из Африки, как она была вашей рабыней в Нью-Йорке, когда там существовало рабство.

— Она никогда не была моей рабыней.

— Она считает, что была. Хотя и думает, что больше уже никогда не будет.

В своей спальне Энинву быстро и небрежно оделась в мужскую одежду, по-прежнему оставаясь в женском облике. Ей хотелось быть самое собой, когда она встретится с Доро. После долгого пребывания в облике черной собаки ей не хотелось сразу одевать тесные предметы женского гардероба. В конце концов, мужская одежда лишь подчеркнет ее женственность. Никто не видел ее прежде в таком костюме, и вполне могут принять ее за мужчину либо за мальчика.

Но неожиданно она с раздражением сбросила одежду на пол, и остановилась, обхватив голову руками, перед туалетным столиком. Доро может разорвать Стивена на куски, если она убежит именно сейчас. Возможно, что он и не убьет его, но вполне может сделать из него раба. Здесь, в Луизиане, и в других южных штатах есть люди, подобные Доро, которые занимаются разведением людей. Они приводят к мужчине женщину за женщиной, а когда появляется ребенок, мужчина ни за что не отвечает ни перед ними, ни перед этими женщинами. Права и ответственность относятся к исключительному ведению хозяев. И Доро будет делать то же самое с ее сыном, превратив его в нечто большее, чем просто животное-производитель. Она подумала о сыновьях и о всех детях, которых оставила в руках Доро. Маловероятно, что кто-то из них до сих пор жив, но она не сомневалась в том, каким образом он их использовал, пока они были живы. Она не смогла им помочь. Все, что она могла сделать, это заставить Доро дать ей слово, что он не причинит им вреда, пока она будет женой Исаака. По истечение этого срока она могла остаться рядом с детьми и вместе с ними умереть, но она не могла им помочь. И взрослея, они не могли рассчитывать на ее помощь. Доро соблазнял людей. Он заставлял их с искренним желанием угождать ему, заставлял их бороться за знаки своего одобрения. Он использовал угрозы, чтобы подчинить себе людей, только в том случае, если ему не удавалось их соблазнить.

А когда он не мог запугать их…

Так что же она могла сделать? Она не могла убежать в очередной раз и оставить ему Стивена, да и остальных тоже. Но она не имела больше возможности им помогать, оставаясь с ними, как это было и раньше в Витли. Она не могла даже помочь самой себе. Что он сделает с ней, когда она спустится вниз? Ведь она убежала от него, а таких людей он почти всегда убивал. Зачем в таком случае он позволил ей одеться? Только для того, чтобы не испытывать неудобств, забирая голое тело?

Так что же ей делать?

К тому времени, когда Энинву спустилась в гостиную, Доро и Стивен разговаривали как старые друзья. К ее удивлению, Доро встал. Раньше, казалось, он всегда игнорировал подобную учтивость. Она села рядом со Стивеном на софу, автоматически отметив про себя, что его руки регенерируют очень хорошо. Он правильно вел себя, был послушным и управляемым в тот ужасный день, когда их потерял.

— А теперь возвращайся к своей работе, — тихо сказала она ему.

Он удивленно взглянул на нее.

— Иди, иди, — повторила она.

Все происходящее явно беспокоило его. Она рассказывала ему очень много о Доро. Ему не хотелось оставлять ее, но в конце концов он подчинился.

— Хороший мальчик, — заметил Доро, потягивая бренди.

— Да, — согласилась она.

Он покачал головой.

— Что я должен сделать с ним, Энинву? И что я должен сделать с тобой?

Она промолчала. Разве когда-нибудь имело значение то, что она говорила ему? Он поступал так, как ему нравилось.

— Ты добилась большего успеха, чем я, — сказал он. — Твой сын, похоже, вполне управляем, и очень уверен в себе.

— Я всегда учила его не гнуть голову, — сказала она.

— Я имею в виду его способности.

— Да, и я тоже.

— Кто был его отец?

Она замешкалась. Он должен был спросить об этом, несомненно. Он должен исследовать всех предков ее детей, словно родословную лошади.

— Его отца нелегально привезли из Африки, — сказала она. — Он был хорошим человеком, но… чересчур походил на Томаса. Он мог видеть, слышать и чувствовать слишком много.

— И он выжил во время плавания на кораблях работорговцев?

— Отчасти. Большую часть времени он напоминал безумца, но был достаточно послушен. Он был как ребенок. Работорговцы притворялись, будто это якобы из-за того, что он не знает английского языка, который не учит только потому, что считает для себя чуждым. Они демонстрировали его мускулы и прочие достоинства… Ты понимаешь, я тогда выглядела, как белый мужчина.

— Я понимаю.

— Они показали мне его зубы, руки, объяснили, каким хорошим производителем он может быть. Они вполне могли бы угодить даже тебе, Доро. Они думали и рассуждали почти так же, как и ты.

— Я сомневаюсь в этом, — добродушно заметил он. Сейчас он был удивительно добродушен. Он находился в первой своей стадии: обольщал ее, как много лет назад, когда забирал из родного племени. Он не сомневался в том, что был чрезмерно великодушен. Она убежала от него, совершила то, чего еще никому не удавалось, ускользнула из его рук на добрую сотню лет! Однако вместо того, чтобы убить ее, он начинает с ней все с самого начала. Он дает ей шанс вновь принять его, будто вообще ничего не случилось. А это означает, что он хочет оставить ее в живых, если она подчинится ему.