Дикое племя

— И ты была захвачена его мыслями и переживаниями все это время? — спросил Доро.

— Все время… включая… все. — Она тихо вскрикивала, сдерживая рыданья, и смотрела прямо перед собой. Из глаз ее катились слезы, а ногти глубоко впивались в ладони. — Я не понимаю, как мне удалось остаться в живых после всего этого, — прошептала она.

— Но ведь ничего из этого с тобой не произошло, — заверил ее Доро.

— Именно со мной все это и случилось, каждая частица этого кошмара прошла через меня!

Доро взял ее руки и попытался разжать длинные тонкие пальцы. В тех местах, где ногти касались ладони, были видны оставшиеся кровоподтеки. Доро пробежал пальцем по ее обстриженным ногтям. — Итак, здесь все десять, — сказал он, — и как раз там, где им и положено быть. Ничего из произошедшего не случилось с тобой .

— Но я ничего не понимаю.

— В моей жизни тоже был такой период, девочка. Возможно, я вообще был первым человеком, кому пришлось пройти через такие изменения в организме, это было так давно, что ты даже не можешь себе этого представить. Я понимаю тебя очень хорошо.

— Тогда, видимо, ты забыл! Может быть то, что было с тобой, не оставляло этих меток на твоем теле, но эти метки остаются, вот они! О, Боже, они существуют! — Теперь она начала рыдать. — Если начинают стегать плетью раба или преступника, я тоже чувствую это, ничуть не слабее того, на чью спину опускается плеть!

— Но ведь не имеет никакого значения, сколько раз умирают другие, — заметил Доро, — ты-то не умрешь.

— Почему нет? Люди часто умирают в период подобных возрастных переходов. Ты сам умер!

Он только усмехнулся при этих словах.

— Не совсем. — Затем он стал серьезным. — Послушай, единственное, о чем тебе не стоит беспокоиться, так это о том, что ты можешь стать похожей на меня. Ты будешь чем-то исключительным, но совершенно не такой, как я.

Она робко взглянула на него.

— А мне хотелось бы походить на тебя.

Только самая младшая из его детей сказала подобную вещь. Он прижал ее голову к своему плечу. — Нет, — сказал он, — это будет небезопасно. Я знаю, кем тебе хочется стать. Это не очень подходящая идея, чтобы удивить меня.

Она поняла и промолчала. Как и большинство его людей, она не пыталась отодвинуться от него, когда он предупреждал ее или запугивал.

— А кем же я буду? — спросила она.

— Я надеюсь, что ты сможешь делать для других то же самое, что твоя мать может делать только для себя. Исцелять. Но только это должен быть очередной шаг в этом направлении. Ведь даже если ты унаследуешь таланты только от одного из своих родителей, ты будешь очень устойчивой, и не сможешь стать таким как я. Твой отец до того, как я забрал его, мог не только читать мысли, но и проникать взглядом сквозь непрозрачные предметы. Он обладал, так сказать, мысленным «зрением».

— Мой отец — ты, — возразила она немедленно, — и я не хочу слышать о ком-то еще.

— Выслушай это! — резко сказал он. — Когда трудности переходного возраста будут позади, ты прочтешь это и в мыслях Исаака, и в мыслях Энинву. Ты могла бы узнать от Аннек, что тот, кто читает чужие мысли, не может без конца обманывать себя. — Аннек Страйкер Крун. Она была как раз одной из тех, кому следовало бы поговорить об этом с Нвеке. Она была одним из его самых лучших «телепатов», лучшим за все шесть поколений, потому что была прекрасно управляема. Когда ее переходный возраст закончился, она никогда без необходимости не проникала в мысли другого человека. Ее единственный недостаток состоял в том, что у нее не было детей. Энинву пыталась помочь ей, и Доро доставлял ей одно мужское тело за другим, но все было тщетно. В конце концов Аннек стала опекать Нвеке. Молоденькая девушка и пожилая женщина нашли много общего друг в друге, и это очень радовало Доро. Ведь это было большой редкостью для людей с такими талантами, как у Аннек, находить радость в общении с детьми. Доро видел в этой дружбе хорошее предзнаменование для совершенствования еще неоформившихся талантов Нвеке. Но сейчас прошло уже три года с тех пор, как Аннек умерла, и Нвеке осталась одна. Вне всяких сомнений, причиной ее следующих слов послужило одиночество.

— А ты любишь нас? — спросила она.

— Ты имеешь в виду всех вас? — задал встречный вопрос Доро, прекрасно зная, что она не имела в виду каждого из всех его людей.

— Тех из нас, кто изменяется, — пояснила она, не глядя на него. — Тех, кто отличается от остальных.

— Вы все отличаетесь друг от друга, вопрос только в степени этих отличий.

Казалось, что она заставила себя посмотреть ему в глаза.

— Ты все смеешься надо мной. Мы переносим такую боль… ради тебя, а ты лишь смеешься.

— Только не над твоей болью, девочка. — Он глубоко вздохнул и постарался скрыть свою радость. — Не над твоей болью.

— Но ты не любишь нас.

— Нет. — Он вновь почувствовал, как она начинает возражать ему. — Не всех вас.

— А меня? — робко прошептала она наконец. — Любишь ли ты меня?

Это был излюбленный вопрос его дочерей, и только его дочерей. Его сыновья надеялись, что он любит их, хотя и не спрашивали его об этом. Возможно, они и не отваживались на это. Ах, но эта девочка…

Когда она была здорова, ее глаза были похожи на глаза матери — абсолютно чистые, коричневые, резко очерченные белизной детские глаза. Она была более изящной, чем Энинву: тонкие запястья и лодыжки, более выдающиеся скулы. Она была дочерью одного из старших сыновей Исаака. Тот появился от него у женщины из дикого племени индейцев, которая могла читать чужие мысли и заглядывать в удаленные и закрытые пространства. Среди индейцев было много таких людей, и они их либо просто терпели, либо даже почитали, вместо того чтобы уничтожать. Но в конце концов они должны были приобщиться к цивилизации и научиться понимать, как поняли это белые, что слышать голоса, получать видения, двигать неодушевленные предметы, не касаясь их руками, — что все эти странные способности происходят от дьявола или, по крайней мере, являются лишь игрой воображения. Цивилизованные люди слишком усердно очищали собственные ряды от подобной «нечисти», стараясь тем самым сохранить себя во времени. Они искореняли подобные качества среди своих детей, а за ними и в последующих поколениях, выбивая тем самым из их рук оружие, с которым те могли бы противостоять людям Доро. Несомненно, когда-то в будущем день этого противостояния обязательно наступит. Эта девочка столь редкой ценности как по крови ее отца, так и по крови матери, вполне может дожить до этого дня. А если бы только он захотел развести долгоживущих потомков от Энинву, то выбрал бы как раз вот эту девочку. Он был абсолютно уверен в ней. За многие годы он научился не полагаться на первые положительные результаты скрещивания, пока не закончится переходный возраст и он не увидит несомненный успех. Но ощущения, которые пробуждала в нем эта девочка, были столь сильными, что у него не оставалось сомнений. Таланты, скрытые в ней, дразнили и манили его. Он не должен убивать ее, ни в коем случае. Он никогда не убивал лучших из своих детей. Но сейчас он должен получить то, что его так притягивает в ней. И она должна обладать тем, чего с таким нетерпением ждет от него.

— Я вернулся сюда из-за тебя, — сказал он, улыбаясь. — Не из-за кого-нибудь другого. Я чувствую, что происходящие в тебе перемены оправдают себя. И я хочу сам убедиться в том, что с тобой все в порядке.

Этого заверения было достаточно для нее. Она радостно захватила его в удушающие объятия и поцеловала, но совсем не так, как дочь должна целовать отца.

— Мне нравится делать это, — сказала она застенчиво. — То, что делают Дэвид и Мелани. Временами я стараюсь узнать, когда они начинают это делать, и пытаюсь разделить с ними свое участие. Но я не могу. Либо это приходит ко мне само по себе, либо не приходит вовсе. — И она, словно эхо, повторила слова собственного отчима, и собственного деда. — А я хочу, чтобы у меня было что-то свое! — Ее голос был наполнен едва ли не злостью, будто Доро был должен ей именно то, чего она требовала.