Дикое племя

— Они делают тебя еще красивее, — сказал он.

— Но я чувствую себя как заключенный, мне тесно в них.

— Ты привыкнешь к этому. Теперь ты должна стать настоящей дамой.

Энинву некоторое время обдумывала сказанное, затем спросила, нахмурившись:

— Настоящей дамой? А кем же я была прежде?

Исаак покраснел.

— Я хотел сказать, что ты выглядишь так, как положено даме из Нью-Йорка.

Его замешательство подсказало ей, что сказал он на самом деле что-то не то и не так. Пожалуй, в его словах было что-то оскорбительное. Сначала ей показалось, что она просто не поняла его английский, но теперь она видела, что поняла все очень правильно.

— Так скажи мне, Исаак, кем я была прежде, — настаивала она. — И объясни мне слово «цивилизация», которое ты уже произносил. Что это означает — цивилизация?

Он вздохнул и некоторое время стоял, уставившись на главную мачту, затем посмотрел на нее.

— Прежде, Энинву, ты была всего лишь матерью не-сосчитать-скольких-детей, ты была священником для своего народа, по своему знатной и уважаемой женщиной в своем городе. Но для людей, которые здесь живут, ты всего лишь свирепый дикарь, почти животное, когда они видят тебя в твоих старых одеждах. Цивилизация — это способ существования свободных людей. Дикость — способ, которым живут чужеземцы. — Он попробовал улыбнуться. — Ты же почти хамелеон, Энинву, ты знаешь, о чем я говорю.

— Да. — Она не улыбнулась в ответ. — Разве могут несколько клочков материи сделать меня «настоящей дамой» на земле, где большинство живущих — белые, а большая часть из черных — рабы.

— В Витли это возможно! Я смог это сделать! — быстро сказал он. — Я и белый, я и черный, я и индеец, но я живу там без каких-либо проблем.

— Но ведь ты выглядишь, как «настоящий мужчина».

Он вздрогнул.

— Я не похож на тебя, — сказал он. — Я не могу исправить тот облик, которым меня наделила природа.

— Не можешь, — согласилась она.

— Но в любом случае, это неважно. Витли — это «американская» деревня Доро. Он свозит туда всех людей, которых не следует оставлять в их бедных семьях. Там все смешаны и перемешаны много раз. Никому и в голову не придет беспокоиться о том, кто и как выглядит. Они ведь никогда не знают, кого Доро может привести им для скрещивания, и как могут выглядеть их собственные дети.

Энинву позволила себе немного отвлечься.

— Так значит, люди там даже женятся только по его приказу? — спросила она. — Никто не пытается противиться ему?

Исаак долго и серьезно смотрел на нее.

— Родившиеся в диких племенах иногда сопротивляются, — сказал Исаак очень тихо. — Но он всегда побеждает. Всегда.

Она промолчала. Ей не нужно было напоминать, каким опасным и каким требовательным мог быть Доро. Напоминания пробуждали в ней страх перед ним, и страх за свое будущее рядом с ним. Напоминания заставляли ее забыть о безопасности детей, которую она купила ценой собственного рабства. Ей хотелось забыть и бежать!

— Иногда люди убегают, — продолжал Исаак, будто читая ее мысли. — Но он всегда ловит их и чаще всего возвращается в их дома, облачаясь в их тело, как предупреждение оставшимся. Единственный путь избежать этого и лишить его удовольствия в очередной раз захватить чье-то тело, я думаю, это путь, который избрала моя мать. — Он сделал паузу. — Она повесилась.

Энинву уставилась на него. Он произнес эти слова, не меняя интонации, как будто он относился к своей матери почти так же, как к брату Лейлу. Но в то же самое время он говорил ей, что не помнит ни одного случая, когда бы он и Лейл не испытывали ненависти по отношению друг к другу.

— Твоя мать умерла из-за Доро? — спросила она, внимательно наблюдая за ним.

Он пожал плечами.

— Точно я не знаю. Тогда мне было всего четыре года. Но я так не думаю. Она была чем-то похожа на Лейла, могла посылать и принимать мысли. Но в этом отношении она была гораздо способнее его, особенно по части восприятия. Оставаясь в Витли, она временами могла «слышать» людей, находящихся в Нью-Йорке, более чем за сто пятьдесят миль от нее. — Он взглянул на Энинву. — Длинный путь. Я имею в виду, что это очень большое расстояние для демонстрации подобных способностей. Она могла слышать все что угодно. Но временами она не могла спрятаться от этих «звуков». Я помню, как пугался ее. Она сидела, затаившись в углу, закрыв руками свое окровавленное лицо, и кричала, кричала, кричала. — Он слегка вздрогнул. — Вот и все, что я помню о матери. Это единственная картина, которая всплывает в памяти, когда я о ней думаю.

Энинву опустила ладонь на его руку, проникнувшись симпатией и к матери и к сыну. Как ему, родившемуся в такой семье, удалось сохранить рассудок? Так вот, значит, что делает Доро со своими людьми — с собственными детьми… Он пытается получить из них нечто большее, чем просто дети, которых могло бы дать его собственное, навсегда потерянное для него тело. Сколько было подобных Лейлу и его матери на одного такого, как Исаак?

— Исаак, неужели так и не было ничего хорошего в твоей жизни? — тихо спросила она.

Он чуть прикрыл глаза.

— Кое-что было. Доро, родители, которых он нашел для меня и которые меня воспитывали, путешествия. Вот, пожалуй и все. — Он поднялся на несколько дюймов над палубой. — Это было прекрасно. Я очень беспокоился, что могу оказаться таким же безумным, как моя мать, или похожим на бешеную собаку, как мой брат Лейл, но Доро всегда говорил мне, что этого не случится.

— Как он мог знать это?

— Когда он стал моим отцом, он использовал другое тело. Он хотел, чтобы у меня были иные способности, ведь иногда он точно знает, какие именно семьи следует скрещивать друг с другом, чтобы получить именно то, чего он хочет. Я очень рад, что со мной он не ошибся.

Она молча кивнула.

— Да, мне не захотелось бы знакомиться с тобой, будь ты таким же, как Лейл.

Он продолжал смотреть на нее с тем же напряженным беспокойством, которое не покидало его за все время плавания, и тогда она убрала свою ладонь с его руки. Ни один сын не должен смотреть подобным образом на жену собственного отца. Как глупо со стороны Доро, что он до сих пор так и не подыскал ему подходящую девушку. Он должен жениться и начать плодить рыжеволосых сыновей. Он должен работать на собственном поле. Что хорошего в том, чтобы плавать туда-сюда по бескрайнему морю, перевозя рабов, и богатеть, если у тебя нет детей?

Ветер был слабым и неустойчивым, но путешествие вверх по реке, до Витли, заняло меньше пяти дней. Капитаны-датчане и их экипажи из чернокожих рабов, говоривших только по-голландски, смотрели на почти обвисшие паруса, переглядывались, явно напуганные чем-то. Однако Доро лишь похвалил их за то, что они так быстро проделали столь длинный путь. Затем, уже на английском, он предупредил Исаака:

— Не стоит сильно пугать их, мальчик, дом уже не так далеко.

Исаак только усмехнулся в ответ и продолжал тянуть шлюпы вперед с прежней скоростью.

На пути им встречались скалы, холмы, высокие горы, поля и леса, притоки и отмели, мимо них проплывали другие шлюпы и небольшие лодки с рыбаками и индейцами… Доро и Исаак, которым было нечем заняться на чужом судне, развлекали Энинву, произнося по-английски названия всего, что только привлекало ее внимание. У нее была прекрасная память, и к тому времени, когда они добрались до Витли, она могла даже обменяться несколькими словами с афро-голландским экипажем. Она была очень красива, и рабы охотно обучали ее, пока Доро, Исаак или ее собственные дела не прерывали этого занятия.

Наконец они прибыли в Гилпин. Так капитаны и экипаж называли деревню Витли. Название Гилпин было дано этому поселению шестьдесят лет назад первыми поселенцами из Европы. Их было всего несколько семей, главным среди них был Питер Виллем Гилпин. Но английские поселенцы, которых Доро начал привозить сюда, где-то около 1664 года переименовали это место в Витли — «пшеница». Кроме того, это была и фамилия английской семьи, чье главенство в этом месте поддерживал Доро. Население Витли состояло сплошь из людей Доро на протяжении поколений. Почти все они имели неясно выраженные и не слишком беспокоящие окружающих способности к чтению чужих мыслей, что было дополнением хорошим к их деловым качествам. Благодаря небольшой помощи со стороны Доро, старый Джонатан Витли сейчас владел чуть меньшим количеством земли, чем Ван Ренселлерс. Люди Доро имели достаточное жизненное пространство. Без этой деревни, окруженной пастбищами, они не размножались бы так быстро, как хотел Доро. Но здесь были еще и другие, весьма странные люди, относящиеся к породе колдунов. Датчане, немцы, англичане, индейцы и переселенцы из Африки. И все они либо являлись материалом для селекции, либо, подобно другим людям из Витли, могли пригодиться для иных полезных целей. При всем этом многообразии, Витли нравилось Доро больше всех других поселений, созданных им в Новом Свете. В Америке Витли был его домом.